Существовало несколько вариантов подобного эксперимента. Иногда на лифт вешали табличку «Ремонт», когда устанавливая телефонную связь с «ремонтниками», а когда — нет, иногда обваливался потолок, иногда гас свет, а иногда пол был сконструирован так, что его можно было наклонять и качать.
В другом случае группу усаживали в фургон, который вел «руководитель эксперимента», который внезапно терял сознание от «сердечного приступа», а испытуемые попадали в затруднительное положение.
В более жестокой версии того же эксперимента испытуемых усаживали в частный самолет и у пилота «сердечный приступ» случался в воздухе.
Несмотря на обычные издержки подобных экспериментов — их садизм, их искусственность, то, что испытуемые каким-то образом догадывались, что обстоятельства подстроены, — Норману удалось собрать значительную информацию о поведении групп людей в экстремальных обстоятельствах.
Он обнаружил, что страх в ответ на экстраординарное событие был минимальным, если группа была небольшой, человек пять или меньше; когда члены группы хорошо знали друг друга; когда они могли видеть друг друга, а не были изолированы; когда они могли распределить силы и время; когда группы были смешанными по возрасту и полу, и когда в группе были личности с высоким барьером страха, что, в свою очередь, соотносилось с хорошим атлетическим сложением.
По результатам исследования были составлены статистические таблицы, хотя Норман в сущности и осознавал, что сам он руководствовался простым здравым смыслом: если лифт застрял, хорошо, если рядом кто-то есть, хорошо, если это здоровые, бодрые люди, которые вам знакомы, хорошо, если есть свет и если вы уверены, что кто-то спешит на выручку. Среди этих полуинтуитивных рекомендаций главное внимание Норман уделял составу группы.
Группы, составленные целиком из мужчин или целиком из женщин, были значительно слабее в противостоянии стрессу, чем смешанные группы; группы, составленные из людей одного возраста, были значительно слабее смешанных групп. А группы, сформированные для иных целей еще до эксперимента, оказывались хуже всего; однажды Норман привлек к исследованию баскетбольную команду, которая тут же с блеском провалилась.
Хотя он и провел серию удачных экспериментов, Норман пребывал в полном недоумении относительно главной цели своего доклада — вторжения пришельцев, так как лично он считал это умозрительной идеей сродни абсурду. Он был в некотором замешательстве, готовясь представить свой доклад, особенно после того, как переработал его, чтобы он казался значительнее, чем был на самом деле.
Он почувствовал облегчение, когда Администрация Картера не утвердила его доклад. Ни одна из его рекомендаций не была принята. Администрация не согласилась с д-ром Н. Джонсоном в том, что страх может быть признан проблемой номер один, — они полагали, что главными человеческими эмоциями будут благоговейный ужас и удивление. Кроме того, Администрация предпочитала большую контактную команду из тридцати человек, включая трех богословов, юриста, медика, представителей Госдепартамента и министерств, избранную группу законодателей, космического инженера, экзобиолога, ядерного физика, антрополога и представителя телевидения.
В любом случае, Президент Картер не был переизбран в 1980-м, и Норман уже ничего больше не слышал о своих предложениях по НФЖ. Ничего в течение целых шести лет.
До сегодняшнего дня.
Барнс сказал:
— Помните предложенную вами команду по НФЖ?
— Разумеется, — ответил Норман.
В эту команду по НФЖ-контактам Норман рекомендовал четырех человек — астрофизика, зоолога, математика, лингвиста, а пятым — психолога, который должен был следить за поведением членов команды и направлять их.
— Что вы об этом скажете? — Барнс протянул Норману листок бумаги.
ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ КОМАНДА ПО АНОМАЛИЯМ
Опорная команда ВМС США
1. Гэрольд К. Барнс, капитан ВМС, командир проекта.
2. Джейн Эдмундс, архивист-программист ВМС США.
3. Тина Чан, инженер-электронщик ВМС США.
4. Элис Флетчер, начальник систем подводного модуля ВМС США.
5. Роз С. Леви, член подводной экспедиции ВМС США.
Гражданская команда
1. Теодор Филдинг, астрофизик/космический геолог.
2. Элизабет Гальперн, зоолог/биохимик.
3. Гэрольд Д. Адамс, математик/логик.
4. Артур Левин, морской биолог/биохимик.
5. Норман Джонсон, психолог.
Взглянув на список, Норман кивнул:
— Кроме Левина, это та самая команда, которую я предлагал. Я даже поговорил с ними тогда же и протестировал их.
— Верно.
— Но вы сами сказали: вероятно, никто не уцелел. Значит, вероятно, нет и жизни на космическом корабле?
— Да, — ответил Барнс. — Но ведь я могу и ошибаться? — Он взглянул на часы: — Я проведу инструктаж в 11.00. Я хочу, чтобы вы все присутствовали. — Он просмотрел список членов команды и обратился к Норману: — Собственно, мы следуем вашим рекомендациям по НФЖ.
Следуете моим рекомендациям, почувствовал внезапную слабость Норман. Господи Боже, я ведь только хотел заплатить за дом.
— Знаю, знаю, вы хотели бы увидеть практическое воплощение ваших рекомендаций. Поэтому я и включил вас в команду в качестве психолога, хотя, конечно, тут нужен бы был человек помоложе.
— Очень вам благодарен, — отозвался Норман.
— Ну, разумеется, — обаятельно улыбнулся Барнс. Он протянул свою ручищу: — Добро пожаловать в команду по НФЖ-контактам, д-р Джонсон.
Бет
Лейтенант показал Норману его комнату, тесную и какую-то унылую, похожую на тюремную камеру. Кейс Нормана валялся на койке, в углу стоял дисплей с клавиатурой, рядом лежало толстое руководство в голубом переплете.
Норман уселся на кровать, жесткую и негостеприимную, прислонился затылком к стене.
— Эй, Норман, — раздался нежный голосок остановившейся в дверях женщины. — Вот славно, что они и тебя в это втянули. Признайся, ведь все это по твоей вине?
Бет Гальперн, зоолог команды, вся состояла из контрастов. Это была высокая и худая тридцатишестилетняя женщина, которую можно было бы даже назвать хорошенькой, если бы не чересчур острые черты лица и почти мужское телосложение. Норману показалось, что за время, пока они не виделись, мужское начало еще больше возобладало в ней. Бет серьезно занималась легкой атлетикой и бегом; накачанные мышцы и мускулы выступали на ее шее, обнаженных руках и ногах, оголенных под шортами. Да и волосы ее были пострижены почти так коротко, как у мужчины.
И в то же время она носила украшения и пользовалась косметикой, да и походка у нее была весьма соблазнительной. У нее был нежный голос, а глаза — большие и влажные, особенно когда она говорила о живых существах, которых изучала. Тогда в ней проступало даже что-то материнское. Один из ее коллег по Чикагскому университету обращался к ней не иначе, как «мускулистая Мать-Природа».
Норман приподнялся, и она чмокнула его в щеку.
— Моя комната рядом, и я услышала, как ты пришел. Давно ты прибыл?
— Час назад. И все еще в шоке, — ответил Норман. — Ты веришь всему этому? Думаешь, это возможно?
— Думаю, да. — Она указала на голубое пособие рядом с его компьютером. Норман раскрыл его:
— «Правила личного поведения во время особо секретных военных операций», — он засунул большой палец между страницами убористого текста и вопросительно взглянул на Бет.
— Особо подчеркивается, — сказала она, — что следует держать рот на замке, иначе долгий срок заключения в военной тюрьме обеспечен. И никакой телефонной связи. Да, Норман, я думаю все это слишком реально.
— И под нами находится космический корабль?
— И под нами действительно что-то есть. И это потрясающе. — Она заговорила очень быстро: — Для одной только биологии невероятные возможности — ведь все, что мы знаем о жизни, относится только к нашей планете.
Но, на самом-то деле, жизнь на нашей планете однообразна. Все живые существа, от водорослей до человека, устроены одинаково и состоят из одних и тех же ДНК. Сейчас же нам предоставляется случай познакомиться с иной жизнью, иной во всех отношениях. Это потрясающе, правда?
Норман кивнул. Он думал о другом.
— А что ты скажешь насчет невозможности позвонить отсюда? Я обещал позвонить Эллен.
— Ну, я пыталась связаться с дочерью, а они заявили мне, что никакой связи с землей нет. Если в это можно поверить. У ВМС больше спутников, чем адмиралов, но они уверяют, что нет ни одной доступной линии, чтобы позвонить. Барнс сказал, что проведет кабель. Вот так.
— А сколько сейчас Дженнифер? — поинтересовался Норман, довольный тем, что имя дочки Бет всплыло в памяти. А вот как звали ее мужа? Он был физиком, насколько мог припомнить Норман, такой светловолосый, с бородой и всегда носил галстуки бантом.
— Девять. Ее сейчас приняли в Малую лигу Эван стона. Пока не игроком, а только подавальщиком мячей. — Голос ее звучал гордо. — А как твоя семья? Эллен?
— Прекрасно и она, и дети. Тим закончил второй курс в Чикаго, Эми в Андовере. А как…
— Джордж? Мы развелись три года назад, — сказала Бет. — Джордж год стажировался в Женеве, искал какие-то уникальные частицы, и кажется нашел то, что искал. Она француженка, и он говорит, что готовит она божественно. — Она пожала плечами. — Ну, а моя работа идет превосходно. Последний год я работала с цефалоподами — спруты и октопии.
— Ну и как они?
— Страшно интересно. Знаешь, это такое удивительное ощущение — улавливать зачатки разума у этих существ, особенно у октопий. Этот октопус смышленее собаки, из него бы могло получиться чудесное домашнее животное. Ах, это такое милое, умное, славное и очень эмоциональное существо, этот октопус. Но мы не привыкли думать о них так.
— А вы их едите? — спросил Норман.
— О, Норман, — улыбнулась Бет. — Ты обо всем думаешь с точки зрения еды?
— А почему бы и нет? — ответил Норман, поглаживая живот.
— Ну, там, под водой, ты бы вряд ли об этом задумался, там довольно жутковато. Но все равно — нет, — сцепила она пальцы, — я бы ни за что не могла есть октопий теперь, когда я столько о них знаю. А кстати: тебе известно что-нибудь о Гэле Барнсе?