— Ай, Федор Федорович, как скверно все у вас получилось, — сокрушался Сабир Халилович. — Бойцы два дня на морозе и голодные. А вы где-то плутаете…
— Мы уже в полк возвращались, товарищ комиссар, а тут «юнкерсы» разбомбили обоз: повозки — в щепки, коней поубивало. А из людей я да двое ездовых остались. Пришлось пешком добираться до дивизионного склада. Ну там и снарядили новый обоз.
В эти дни и мне пришлось принять непосредственное участие в бою. А случилось это так. Гитлеровцы засели в небольшом хуторе Цыбыха, и несколько попыток одной из рот занять этот важный в тактическом отношении опорный пункт не увенчались успехом. А людей потеряли немало.
И вот после очередной неудачной атаки, завершившейся, когда уже начало темнеть, я предложил батальонному комиссару Ибрагимову (командира полка в тот день на КП не было — он находился в одном из батальонов) свой план захвата хутора: посадить на пять танков, приданных полку, десант автоматчиков и ночью по лощине, подходящей почти вплотную к Цыбыхе, атаковать немцев.
— На нашей стороне — быстрота и внезапность, — убеждал я комиссара. — К тому же ночные бои немцы вести не любят.
— Ну что же, Юра, — сказал мне Сабир Халилович. — Твоя инициатива, ты и действуй.
Ночью я с тремя десятками автоматчиков отправился к танкистам. Мы надели белые халаты. Я договорился с командиром танкистов о порядке действий, распределил автоматчиков по машинам. Тронулись в путь.
Из-за облаков слабо просвечивала луна, и, когда наша небольшая колонна подошла к хутору, можно было сориентироваться и наметить дальнейшие пути движения танков с десантниками.
Как и ожидалось, наша ночная атака оказалась для немцев полной неожиданностью. Танкисты открыли огонь из пушек и пулеметов, мы — нз автоматов, и фашисты, потеряв более 30 человек убитыми, оставили Цыбыху.
А еще через несколько дней в хату, где мы с комиссаром завтракали, постучался и зашел Виктор Иванович Дудников, раненный, если помнит читатель, в ноябрьских боях под Ростовом.
— Товарищ батальонный комиссар, — доложил он, — политрук Дудников после излечения в госпитале прибыл для дальнейшего прохождения службы.
— Садись, Виктор Иванович, подкрепись с нами вместе, — пригласил его Ибрагимов. — Где тебя подлатали?
— В ставропольском госпитале. Очень рад, что опять в родной полк удалось вернуться.
— Куда же мы его определим, начальник штаба? В стрелковых ротах политруки есть. А вот в транспортной и политрука и командира нет. Доложу я свое мнение командиру полка: назначить тебя, Виктор Иванович, политруком транспортной роты. А до прихода командира роты и за него будешь. Не возражаешь, начштаба?
— Нет, конечно.
Дудников рассказал нам за завтраком о том, как живет Ставрополь, как помогают фронту труженики края.
— Завтра соберем накоротке взводных агитаторов, — сказал комиссар Дудникову. — Расскажешь им об этом. А сейчас иди принимай роту.
За неделю до 24-й годовщины Красной Армии после длившихся несколько суток жарких боев 1151-й стрелковый полк выбил наконец гитлеровцев из села Нижний Бешкин. Враг отлично понимал, какое большое значение имел этот населенный пункт, находившийся на перекрестке дорог, и поэтому дрался за него ожесточенно. Но неудержим был натиск наших бойцов.
В оперативных сводках о боях за это село, которые составлялись в штабе, чаще других упоминалась фамилия лейтенанта Н. Д. Абухова, командира 1-го батальона. И это было не случайно. Инициативный, энергичный молодой комбат смело водил бойцов в атаки. Наделенный от природы сметливостью, находчивостью, быстротой реакции, Николай умел находить правильный выход из самых трудных положений.
Воинов его батальона в полку называли коротко и выразительно — абуховцы. Они гордились этим и с большим уважением относились к своему командиру, человеку сильной воли, беспримерного мужества.
Любили его бойцы и за то, что он в тяжелых фронтовых условиях проявлял о них отеческую заботу, умел вселить в них бодрость и уверенность в своих силах. И мне очень нравился Николай Абухов, плотный крепыш, с симпатичным лицом, немного курчавый, с обаятельной улыбкой и с неизменной трубкой в зубах.
Ночью батальон Абухова вышел в лощину на окраине села, чтобы нанести внезапный фланговый удар по врагу. Однако противнику удалось заметить передвижение наших бойцов, и он открыл по ним огонь из жилых домов. Выход напрашивался сам собой: с ходу атаковать те дома, в которых засели гитлеровцы. Именно такое решение принял комбат. Используя темноту, воины скрытно подобрались к строениям, в окна полетели гранаты. Вместе с командиром, воодушевляя бойцов, умело действовал комиссар батальона политрук Д. Н. Лихварь.
В бою за село Нижний Бешкин было уничтожено более ста гитлеровских вояк, 10 солдат и офицеров было взято в плен. В числе военных трофеев оказались 6 станковых и ручных пулеметов, 2 миномета, 53 мины, 20 снарядов, свыше 5000 патронов, две повозки и целый склад с боеприпасами.
Накануне Дня Красной Армии, просматривая очередной номер нашей дивизионной газеты «Героический поход», я обратил внимание на небольшую заметку «Письмо бойцу», первые строки которой меня заинтересовали и заставили напрячь свою память: «… Наш боец т. Холодный П. М. держит постоянную связь со своими земляками. В одном из своих писем он заверил их, что будет смело и беспощадно громить фашистских насильников, разоряющих наши города и села. Железнодорожники, где начальником дистанции пути т. Ермашов, прислали ответное письмо. «Добрый день, товарищ Холодный, — пишут они. — Письмо твое мы получили и очень рады, что ты жив и здоров, умело и мужественно защищаешь родную землю. Мы обещаем, что здесь, в тылу, будем достойными тебя…»
«Не тот ли это Петр Холодный, — подумал я, — о котором меня спрашивала белокурая девушка в Ставрополе в сентябре 1941 года, когда я шел из штаба дивизии в полк?» Своей догадкой поделился с Сабиром Халиловичем Ибрагимовым.
— Что ж, вполне возможно, что это он и есть, — сказал комиссар полка. Родом он из Ставрополя. Хороший коммунист и боец. Я его хорошо знаю, поскольку он исполняет обязанности политрука роты. Вот думаю представление отправить в политотдел дивизии, чтобы его приказом назначили на эту должность.
Забегая немного вперед, скажу, что в марте пришел в полк приказ командующего 6-й армией о назначении Петра Макаровича Холодного политруком 4-й стрелковой роты 1151-го стрелкового полка. Но бывает же так на войне… Буквально через три дня после объявления ему приказа он погиб. И я с болью подумал тогда, подписывая на него похоронку, какой страшный удар постиг семью Петра Макаровича — жену и трех его дочерей.
В начале марта из штаба 6-й армии был получен приказ о подготовке к предстоящим наступательным боям. В подразделениях проводились митинги, партийные и комсомольские собрания. В тесном контакте с командованием действовала партийная организация полка, возглавляемая политруком Г. И. Борозенцем, заменившим выбывшего но ранению Антоненко.
22 апреля по приказу командующего 6-й армией 343-я стрелковая дивизия начала передачу своих оборонительных позиций другому соединению.
Первомайский праздник мы встречали уже на новом месте, в районе Бугаевки Харьковской области, поступив в резерв командующего Юго-Западным фронтом. Здесь не жужжали над головой пули, не свистели снаряды.
Одновременно с доукомплектованием личного состава и пополнением боевой техникой в полку шли занятия по боевой подготовке. Командиры осмысливали, закрепляли накопленный боевой опыт.
Полк обосновался в селе с чудесным песенным названием Зеленый Гай, в ста с небольшим километрах юго-восточнее Харькова. Мы все отлично понимали, что здесь долго не задержимся и, как только подсохнут дороги, отцветут буйно распустившиеся сады, станет более устойчивой переменчивая весенняя погода, вновь нам предстоит включиться в напряженную фронтовую жизнь.
Здесь мы получили значительное пополнение — несколько маршевых рот, прибывших из Среднеазиатских республик. Бойцы пришли крепкие, выносливые. Но многие из них плохо говорили по-русски и поэтому не успевали наравне со всеми осваивать учебную программу. В связи с этим штабу полка пришлось внести коррективы в учебные планы, ввести дополнительные занятия по овладению разговорным русским языком для воинов других национальностей.
17 мая противник начал наступление из района Краматорск, Славянск против 9-й и 57-й армий Южного фронта. Вследствие продвижения врага вдоль реки Северский Донец создалась угроза окружения советских войск, действовавших на барвенковском выступе. Гитлеровское командование бросило на прорыв ударную группировку армейской группы Клейста, в которую входили две танковые, одна моторизованная и восемь пехотных дивизий.
Среди контрмер, которые предприняло советское командование, было решение остановить наступление врага в районе города Изюм. Боевая обстановка в этот момент была крайне напряженной. К исходу дня немцы заняли окраину города, вели интенсивный артиллерийский и минометный обстрел железнодорожной станции Изюм, одновременно подвергая бомбежке единственный мост через Северский Донец, который служил переправой на левый берег для наших отступающих войск.
18 мая 343-я стрелковая дивизия была поднята по тревоге и начала марш к Изюму. А на другой день посту- / пил боевой приказ: форсировать Северский Донец и взять Изюм.
Два полка — 1153-й и 1155-й — должны были форсировать реку севернее Изюма и выбить немцев из города. А нашему 1151-му полку командир дивизии поставил задачу переправиться через Северский Донец южнее Изюма, захватить высоты, на которых закрепился противник и тем самым блокировать город с юга. Высоты эти были примерно в километре от берега, а между ними и рекой располагался довольно густой лесной массив.
Командир полка майор И. Ф. Хильчевский принял решение осуществить переправу ночью на подручных средствах. Батальоны должны были сосредоточиться в лесу и, с рассветом после короткой артиллерийской подготовки атаковать противника.