– Плохо, мне такой поворот не нравится. Мне в тебе сегодня многое не нравится. – Голова достал из кармана пистолет. – К чему бы ты для простого разговора согласился встретиться в таком месте? Почему не на Тверской, у памятника Александру Сергеевичу? Красиво. Ты отступные принес?
– А как же, обязательно, – пробормотал посредник, шаря в карманах брюк, хотя деньги лежали в пиджаке. – Действительно, зачем забрались сюда на ночь глядя? Поедем на Тверскую, там у памятника великому поэту я передам тебе пять тысяч долларов. А здесь ты меня ограбишь и убьешь.
Голова почесал стволом пистолета висок:
– Верно. А сейчас мне кто мешает?
В этот момент за поворотом шоссе раздался нарастающий шум моторов. Как минимум две машины неслись на огромной скорости. Они летели по шоссе, расположенному перпендикулярно основной трассе, и на повороте должны были притормозить. Посредник не думал ни о чем, ему стало плохо, он обмочился. Голова решал, стрелять или нет. Вроде следует стрелять и сматываться, а если это милицейский патруль, возьмут с оружием над трупом.
Вопрос решил посредник. Когда машины, визжа шинами и тормозами, вылетели на основную трассу, он не выдержал, упал плашмя на землю. Если бы он простоял еще хотя бы две секунды, то остался бы почти наверняка жив. Из подлетевших «Жигулей» полыхнуло огнем. Голове было бы уже не до мести, а так как машины только развернулись, предатель лежал у ног, бандит выстрелил дважды, бросился к своей машине, но тоже не успел пересечь шоссе. Автоматная очередь срезала его на бегу, полоснула по «Жигулям».
Лялек подошел к трупу посредника, с трудом перевернул на спину, вынул из кармана банковскую упаковку пятидесятидолларовых купюр.
– Смотри, такое дерьмо, а слово сдержал. Этого, – Лялек указал на лежавшего на шоссе главаря, – оттащите в кювет, проезду мешает.
Машины умчались. На следующий день в «МК» была короткая заметочка, что в результате разборок…
«Наружка» не спускала глаз с оперативников Гурова, наблюдали за Крячко и Орловым. Однажды генерал не выдержал, позвонил на пост ГАИ, и машину задержали. Орлов тяжело выбрался из своей «Волги», подошел к задержанным, инспектор ГАИ проверял водительские права, техпаспорт, козырнул и доложил:
– Все в порядке, господин генерал-лейтенант.
– Ваши служебные удостоверения, – не глядя на задержанных, сказал Орлов.
Старший группы, прикидываясь дурачком, хлопал по карманам, говорил:
– Какие удостоверения, паспорта с собой тоже нет.
Орлов жестом подозвал экипаж остановившейся неподалеку ПМГ. Когда лейтенант подбежал, Орлов сухо сказал:
– У меня есть основания подозревать, что эти люди имеют при себе наркотики, обыскать, все на капот машины.
За спиной задержанных встал омоновец с автоматом. Старший группы глянул зло и пробормотал:
– На пенсию собрался, генерал?
И тут случилось невероятное: выдержанный, спокойный, как скала, Орлов влепил парню пощечину, не ударил кулаком, а именно отвесил пощечину, но парень рухнул под колеса машины.
– Ты как разговариваешь со старшим по званию, сопляк?
Через минуту Орлов, забрав четыре офицерских удостоверения «наружки», направился к своей «Волге».
– Господин генерал… Господин генерал, – семенил старший, держась за пылающую щеку. – Мы люди подневольные, нам приказали.
– Вот кто приказал, пусть явится ко мне в кабинет и, возможно, получит ваши ксивы.
Вот и все события, происшедшие за последние двое суток. Все следили за всеми, конкретных результатов ни у кого не было.
Гуров жил в Троицком, что на Клязьминском водохранилище, в семи-восьми километрах от Кольцевой. Дом построил и уже полностью обставил официальный миллионер, хороший знакомый Юрия Карловича Горсткова. Это была шикарная двухэтажная вилла со всеми мыслимыми удобствами, обставленная дизайнером современной итальянской мебелью.
Гуров чувствовал себя здесь как невольный участник мыльной оперы, отрывки которой порой видел по телевизору. Вилла была построена и обставлена изысканно, но русскому человеку, не привыкшему к западной роскоши, было здесь неуютно. Судя по наличию книг и огромного письменного стола, полковник расположился в кабинете. Здесь был роскошный диван, который раскладывался в царское ложе, телефон, ВЧ, компьютер, принтер и, конечно, телевизор.
В доме жили два молчаливых охранника. По одежде, манере держаться и некоторым другим мелким признакам сыщик определил сорокалетних мужиков как людей, некогда окончивших Высшую школу КГБ. Олег и Виталий, так представились охранники, вели себя с Гуровым предупредительно, предельно вежливо, но держали на дистанции. Если он задавал, с их точки зрения, лишний вопрос, то они попросту не отвечали, словно не слышали.
Делать Гурову было практически нечего, редкие телефонные звонки никакой новой информации не содержали, а старую уже столько раз продумал и передумал, что отупел, уже начал плохо соображать.
От безделья он начал изучать округу, но, когда захотел выйти за кованые ворота, Олег моментально оказался рядом и сказал:
– Лев Иванович, мы вас задерживать не можем, но выходить не советуем. Вы разговариваете по телефону, а этот аппарат никак не защищен. Если вас подстрелят, у нас будут неприятности, а у нас с Виталиком дети.
Столь прозаическое объяснение, почему не следует гулять по окрестностям, понравилось Гурову своей прямой откровенностью. Мол, ты, дружище, распоряжайся своей жизнью, как желаешь, только не доставляй нам неприятности.
Гуров рассмеялся, оглядел Олега, который по годам был ненамного моложе сыщика, но, стоя рядом, смотрелся, как боец-первогодок выглядит рядом со служивым старшиной роты. И, видимо, Олег и сам это чувствовал, он ничего не знал о госте, получил лишь указание хозяина. Приглядевшись к походке, манере садиться, поворачиваться, главное, смотреть на собеседника, охранник понял, что поселился волкодав, на которого идет большая охота.
– Парень, – ответил Гуров, редко называвший охранников по именам, – если меня не уложат первым выстрелом, обещаю тебе уползти за ворота, пусть твои детки живут спокойно.
– Лев Иванович, я не хотел вас обидеть. – Олег покраснел, даже начал заикаться. – И за что вы на нас с Виталием косо смотрите, не пойму, мы вроде соответствуем, стараемся.
– Пустяки, Олег, просто настроение херовое, дело у меня не ладится. Тут еще нашлись желающие меня убить, понимаешь. А я этого не люблю. А что это к вам никто из соседей с соседних строек не заглядывает?
Гуров указал на множество уродливых, в основном недостроенных кирпичных особняков, которые тяжело громоздились неподалеку, походили на рыцарские замки средневековья, небольшие крепости. Сыщику порой казалось, что из окна-амбразуры вот-вот появится ствол «максима», мелькнет алая косынка Анки-пулеметчицы.
– Они сами по себе, мы сами по себе.
– Оперативник не должен жить в изоляции, ему грош цена, коли его не знают, не уважают в округе. Я понимаю, у вас с водкой взаимоотношения сложные. – Гуров глянул на охранника, который смутился, тут же взглянул с вызовом, спросил:
– Это почему вы так понимаете? Мы не пьем, не обучены с детства.
– Не надо врать, парень. Очень ты даже пил, полагаю, начал за кордоном, такое с нашими людьми случается. За что из КГБ и выгнали, теперь завязал, уважаю.
Олег смотрел на Гурова недоумевающе, с легким вызовом, одновременно с восхищением.
– Секрет моей информированности очень прост. Я заглянул в бар, там, кроме традиционных виски, водки, коньяка, стоят бутылки с очень вкусными винами и ликерами. Самый непьющий человек рюмочку да употребит, а коли «завязал», значит, было от чего. Это дело ваше, а вот то, что вы не поддерживаете отношений с рабочим людом, что вас окружает, дело мое. Из любого из этих гробов снять меня из снайперской винтовки что в форточку плюнуть. Сколько здесь в округе ни копошится людей, однако все друг друга знают, появление на стройке постороннего, как бы он ни перекрашивался, тут же заметят. Мне отсюда за всем не углядеть, надо, чтобы предупредили, а предупреждать будут своего, чужого не станут. Ты понял, Олег? Пригласи к вечеру пару-тройку бригадиров, дом обмыть, скажи, брат хозяина приехал, желает с соседями познакомиться.
– Так натопчут, Лев Иванович, – возмутился Олег.
– Подотрешь, у тебя служба такая, – холодно ответил Гуров, оглядел охранника недовольно, поморщился.
Фокин созвонился с генералом Орловым, явился к нему в кабинет, готовый терпеть любые унижения, лишь бы получить удостоверения своих людей, минуя генерала Коржанова. Хотя тот, занятый предвыборной кампанией, до которой оставался всего месяц, в посторонние дела не вникал, но начальник главка МВД человек хоть и небольшой, но не посторонний. И Коржанову проще не тратить время на выяснение отношений, а оторвать башку подполковнику Фокину, пожать руку генералу Орлову и продолжать заниматься основными делами.
Конечно, Коржанов оторвет лишь одну из множества голов Фокина, придет время, последний с генералом посчитается. Но до того дожить надо, много чего произойти должно, а подполковничьи погоны, которые, с одной стороны, ничего не значили, с другой – упрощали решение чисто бытовых вопросов.
– Разрешите, господин генерал-лейтенант? – спросил Фокин, входя в кабинет. – Здравия желаю.
– Да-да, – Орлов что-то быстро писал. – Заходи, присаживайся, я сейчас.
Через несколько минут он отложил ручку, захлопнул папку, достал из ящика стола пачку удостоверений, бросил Фокину на колени.
– Держи свое барахло. Учти, я тебе это мирно возвращаю не из уважения к твоему генералу, о тебе и говорить нечего, просто дел невпроворот.
– Уважаемый Петр Николаевич, вы ошибаетесь, парни оказались рядом с вашей машиной чисто случайно, – бормотал Фокин, рассовывая удостоверения сотрудников по карманам и не веря, что все так легко закончилось.
– Ты говоришь – уважаемый, а держишь меня за дурака. Скажи, человек, сорок лет проработавший в сыске, способен отличить «наружку» от случайной машины? – Орлов взглянул на Фокина с любопытством. – Гуров считает, что ты умнее.