Москва, декабрь 1991-го
Яркое зимнее солнце, казалось, смогло забраться в самые потаенные закоулки аудитории, Степанков зажмурился от слепящего света и помотал головой. И почему он выбрал этот стол? Куда бы пересесть? Но нигде поблизости свободного места не было.
Только рядом с Ларисой Свиридовой. Эх!..
— Какая формула там справа, на доске? Это R? — Он повернулся к соседям и принялся лихорадочно переписывать.
— Молодой человек, что вы там возитесь и болтаете? Если вам неинтересно, вы можете выйти вон, я не обижусь, — пожилой преподаватель матанализа Васильев, маленький и округлый, как шар, считал себя страдающим от мягкости собственного характера, а потому никогда в тонкости не вникал и относился к студентам максимально строго.
— Не вижу формулы, солнце слепит, — буркнул Степанков.
— Так пересядьте, — недовольно пожал плечами Васильев.
Степанков в очередной раз тоскливым взглядом окинул аудиторию. К Свиридовой садиться не хотелось, облако ее терпких духов — испытание на любителя. Но, видимо, придется.
Он махнул рукой и, подхватив свои вещи, быстро пересел за другой стол в соседнем ряду.
— Не против? — полушепотом поинтересовался он, уже устраиваясь и раскладывая тетради.
«Не стоит с ней слишком-то церемониться, пусть не думает, что все у ее ног. А то парни перед ней все хвосты распускают и млеют, но я не такой».
Девушка свысока поглядела на нового соседа и, высокомерно фыркнув, отвернулась.
«Фря какая, — с неприязнью подумал Степанков, — строит из себя невесть что. А сама такая же лимита, как и мы. Но водится только с коренными москвичами. Просто ее родители неплохо получают в своей Тюмени, вот и присылают ей денег. А она тратит их на тряпки». Он демонстративно отвернулся и, заметив, что немного отстал от преподавателя, принялся торопливо списывать с доски уравнения.
Шел третий час зачета. Даже отличники сегодня как-то приуныли и, покидая аудиторию, радовались четверке. Пятерка же была чем-то фантастическим, из разряда выигрыша в лотерее: бывает, случается, но не с тобой и даже не с соседями. Простым смертным такой подарок фортуны недоступен. Васильев на экзаменах и проверочных работах отличался невероятной жесткостью и въедливостью, мог спросить из любого раздела, задать самый каверзный вопрос, выявляющий понимание предмета, и тут уже ничего не спасет, ни конспект лекций на коленях, ни подсказки друзей.
Но сегодня дела Степанкова были не то чтобы совсем плохи: задачу он практически решил, лекции знал и сейчас, дав себе минуту отдыха, осматривался. Отличники уже ответили, на передних столах корпели хорошисты, Свиридова за его спиной яростно шепталась с соседями. Видать, ничего не знает, как всегда.
Еще немного помучив задачку, он отправился отвечать и относительно легко получил четверку. Собирая вещи, он обернулся и поймал беспомощный взгляд Свиридовой.
Повинуясь какому-то непонятному импульсу, спросил шепотом:
— Ты чего? Никак?
Она в отчаянии помотала головой:
— Лекций нету.
Он пару секунд колебался, потом украдкой протянул ей конспекты, написанные аккуратным мелким почерком, и сказал:
— Давай сюда задачу, может, придумаю чего…
И все так же украдкой взяв листочек, так, чтобы Васильев не видел и, не дай бог, не передумал насчет его собственной оценки, вышел из аудитории.
— Кто еще не заходил? — спросил он толкавшихся у двери ребят.
— Я, — просипел Курылев, высокий долговязый парень, лоботряс и тугодум.
— Когда пойдешь?
— Минут через пятнадцать, после Егорова, — с тоской протянул парень.
— Передашь кое-кому листок. Я сейчас… — кивнул Степанков и побежал в студенческое кафе.
С точными науками он неплохо справлялся. Немного повозившись, все-таки решил не поддававшуюся девушке задачку, опрометью метнулся назад и всучил Курылеву исписанный листок.
— Вот, передай Свиридовой, скажи, пусть перепишет, пару раз зачеркнет что-нибудь для реалистичности.
— А ты что, в свиридовские поклонники записался? Там и так народу полно, — с ехидцей поинтересовался Курылев, но, наткнувшись на металлический взгляд, пробормотал: — Ладно, передам.
На следующий день Степанкова, курившего в институтском дворике, окликнула Свиридова:
— Ну, здравствуй, герой. Если бы не ты, я бы вчера завалила зачет.
Степанков взглянул на приветливо улыбавшуюся какой-то искрящейся заразительной улыбкой девушку и спросил:
— Ну и какой результат?
— Тройка, — с гордостью ответила она. — Спасибо тебе, Володечка. Думала, что все, погибаю. Тогда был бы второй несданный предмет, дополнительная сессия и, — она картинно развела руками, — пугающая неизвестность.
— Ну, ты бы выкрутилась, — насмешливо сказал Степанков, — что ты так боишься?
— Зря ты так, — глаза Ларисы вдруг стали непривычно серьезными, — ты не знаешь моих родителей. Это, может быть, только так кажется, что у меня все просто.
— У всех все сложно, Лариса. Просто не бывает ни у кого.
Степанков недоумевал: сейчас Лариса была не похожа на саму себя и вела себя совсем иначе, нежели обычно. Куда делась эта фальшивая приклеенная маска?
— У тебя еще есть дела в институте? — неожиданно спросила девушка и снова улыбнулась.
Он пожал плечами: сессия заканчивалась, оставался один легкий экзамен, да и то через четыре дня.
— Пожалуй, на сегодня дел больше нет, — сказал он и, не выдержав, тоже улыбнулся.
— А давай пройдемся? В кафе заглянем? Должна же я тебя как-то отблагодарить, — то ли в шутку, то ли всерьез предложила Лариса.
— Ну, давай, коли не шутишь, — удивился Степанков.
Они вышли из институтского двора и отправились куда глаза глядят: вначале, конечно, в ЦПКиО, потом в Нескучный сад, в кино, а куда потом, Степанков и сам уже не помнил. Они бродили до самого вечера, несмотря на мороз, попутно заходя в кафешки, заказывали там кофе, недорогой коньяк, ели пирожки и шли дальше.
Степанков с удивлением заметил, что ему совсем не скучно, даже наоборот. Девушка, которую он считал легкомысленной пустышкой, думающей только о новых платьях и кавалерах, оказывается, могла быть совсем другой. Она рассказывала ему про однокурсников, которых знала гораздо лучше, чем он, ее оценки оказывались меткими и точными, к месту мягко шутила, да так удачно, что оба взрывались смехом.
Когда поздним вечером они сидели на скамейке перед общежитием, он вдруг сказал ей:
— Я даже не думал, что ты такая…
Она немного грустно улыбнулась:
— Ты считал меня глупой?
— Не знаю, — он стушевался, уже жалея о своей откровенности.
— Да говори уж правду. Я не обижусь.
— Если честно, то раньше я считал тебя куклой. Фальшивой куклой. Ты ведь со всеми парнями кокетничаешь, флиртуешь. Такое ощущение, что тебе никто по-настоящему не дорог. А оказывается, ты можешь быть искренней, настоящей, что ли…
Ее темные глаза затуманились, и, впервые видя их так близко, Степанков подумал, что они, пожалуй, обладают какой-то завораживающей силой.
Их отношения были какими-то странными. Сам Степанков не смог бы дать им точное определение. Дружба? Флирт? Влюбленность? Они довольно много времени проводили вместе: гуляли, пили крепленое вино на студенческих вечеринках, болтали о том о сем. Он помогал ей решать заковыристые задачи, давал лекции и старался отгонять мысль о том, что она сблизилась с ним из-за корысти. В конце концов, желающих помочь ей — предостаточно. А он не самый талантливый и умный парень в группе. Но что в нем привлекало Ларису, он бы не смог ответить. Пожалуй, в глубине души понимал, что все это несерьезно — она ведь была записной красоткой, роковой женщиной, в нее влюблялись многие парни. А она кокетничала со всеми, улыбалась, стреляла глазками налево и направо, ходила курить с парнями из «престижных» семей. Раньше его раздражало это, а сейчас, похоже, он и сам попался, с грустью думал иногда Степанков. Может быть, она начинала ему нравиться все больше и больше, но об этом он тоже предпочитал не думать…
Как-то утром он шел по коридору общежития к приятелю из параллельной группы, с которым они вместе занимались в институтской секции баскетбола, чтобы договориться о тренировке. Он уже завернул за угол коридора, когда за спиной скрипнула дверь. Степанков машинально обернулся и застыл. Из чьей-то комнаты выпорхнула Лариса и, не заметив его, пошла в противоположную сторону. Когда она скрылась из виду, Степанков подошел к двери и обнаружил, что в этой комнате жил знаменитый Богатырев, двухметровый здоровяк, сын какой-то ленинградской «шишки».
Лариса ночевала там? Что это значит? Она, конечно, никому ничего не должна объяснять, но ему вдруг стало неприятно.
В институте он не поздоровался с ней и на первой паре вообще старался не смотреть в ее сторону и не замечать. Он не знал, как себя вести. Сделать вид, что ничего не видел, он не сможет. Они ведь вроде симпатизировали друг другу, много времени проводили вместе, и все это похоже на циничное предательство. Мол, дружба в свободное время, а дела порознь. В том, что «делом» был именно Богатырев, Степанков уже не сомневался.
На перемене она поймала его, отвела в сторону и, крепко держа за рукав и заглядывая в глаза, спросила:
— Я перед тобой в чем-нибудь виновата?
Он отвел взгляд.
— Да что случилось-то, Степанков? Белены объелся?
— Ничего. Я просто кое в чем ошибался.
— Это в чем же? — она повысила голос.
— Мне просто интересно, как некоторые мои знакомые успевают и учиться, и по ночам проводить время в богатыревских апартаментах… — с неожиданной горячностью, не выдержав, выпалил Степанков.
— Ах, вот ты о чем! Об этом… — Ему показалось, что Лариса на миг опустила глаза и закусила губу, но она тут же расхохоталась: — Глупый! Это же полная ерунда! Какие ночи? Я к нему утром зашла, книгу забрать. Учебник по технологии обработки металлов… Вот, — и она торопливо сунула руку в сумку, извлекла учебник и потрясла им перед носом Степанкова. — Мне для реферата нужно. Зимой не подсуетилась, когда выдавали учебники, а теперь приходится одалживать, в библиотеке на всех экземпляров не хватает.