— Охранная магия, может навредить.
— Понятно, что ничего не понятно, — передернула плечами и окинула растерянным взглядом комнату и своих собеседников.
Та еще компания. Кактус, скелет со змеей, перебравшейся ему на шею, и сошедшая с ума я. Потрясающий зоопарк, прямая дорога в Кащенко, нас там ждут с распростертыми объятиями. Жаль, что в психушке нет таких санитаров, как Соловьев младший. Губы сами собой расплылись в мечтательной улыбке, стоило только вспомнить синеглазую грезу.
Иван-царевич подергал за хвост змею, жестом человека в деловом костюме, поправляющего галстук, простучал костяшками до угла, где и застыл памятником самому себе. И почему я больше его не боюсь? Отвлеклась от воспоминаний о том, что меня пригласили на свидание и принялась разглядывать моего сегодняшнего проводника. Скелет как скелет, еще и при цветном, модном шарфике-змее. Глазницы фосфорическим светом не горят, кандалы не звенят, кости белые, натертые до блеска. Прямо загляденье, а не скелет. И что я от него шарахалась как ошпаренная? Просьбы выполняет, цветы подарил. Жалко, что глюк. Не могу я никак поверить в его реальность. Не могут в нормальном подлунном мире скелеты ходить и говорить. Вот не могут и все. Как и коты, как и кактусы. Может быть меня наркотиком каким опоили? Поэтому мне все это и мерещится? А завтра возьмет и пройдет. Буду на это надеяться, а то уже побаиваюсь того, что могут готовить мне день завтрашний и вечер сегодняшний.
Стук в дверь отвлек меня от мыслей о жизни моей нелегкой. Иван-царевич, не спросившись, потопал к двери, решив поработать мои личным швейцаром. Открыл ее и вышел, плотно прикрыв за собой. Это что, к нему пришли? Навещает кто-то или по делу? Какой деловой скелет. Любопытство обуяло меня сильней размышлений за жизнь и мечтаний о синеглазом красавчике. Подкралась к двери, открыла ее рывком и огляделась. В коридоре стоял только мой скелетик и более никого. И что это за таинственный посетитель был, который так и не показался на глаза?
Иван-царевич держал в руке мой тапок и задумчиво качал головой. Опустила взгляд вниз, на пол и приподняла брови. На полу валялись цветы, помятые и поломанные. Розы, красные, в каком количестве, не сосчитать, так как разбросаны в хаотичном беспорядке.
— И что это было? — строго спросила у скелетика. — Ты зачем моих поклонников гоняешь?
Логично было предположить, что розы предназначались мне, а не кактусу и не шарфику-змее и уж тем более не Иван-царевичу.
— Простиии, — взвыл скелет и протянул мне тапок.
— Перевожу как я не хотел, оно само получилось. Кто приходил хоть? Соловьев младший? — с замиранием сердца спросила я.
Скелет отрицательно помотал черепушкой, поправил свое цветное кашне и постучал костяшками ко мне в комнату. И ведь я его не приглашала, во второй-то раз. А он не спросившись, как будто так и надо. В комнате меня поджидал наглый котяра. Поглядывая на меня хитрым, зеленым глазом, спросил:
— Хороуш наш Саун Сануыч, ау?
— Хорош, — вздохнула я и повернулась к кактусу. — Спроси этого вредителя, пожалуйста, аленький ты мой цветочек, зачем он поклонника прогнал. Мне он не отвечает внятно.
— Это гонец был, — охотно пояснил кактус, умильно смутившись от того, что повысила его в звании до цветочка. — Это Соловьев старший извиняется так.
— Если извиняется, то почему вы все еще здесь? — спросила у аленького цветочка строго.
— А мы от него не зависим. У тебя хорошо здесь, тепло. Ты светишься, — охотно пояснил кактус. — Мы сами по себе, где хочется там и появляемся.
— В пределуах этуого дуома, — буркнул котяра и отвернулся. — И чегоу треупется, неу поунимаю? Всеу раувно ничегоу неу измеунится, — и принялся за вылизывание лапы. — Неу слушай ееу, онау болтушка та ещеу. И полуовины неу знаует, а всеу тудау же, выуводы деулать и инфоурмацией деулиться.
— Если у тебя ее больше, почему сам не поделишься? — спросил уязвленный кактус.
— А кто вы вообще такие? — догадалась спросить у глюков, откуда они взялись, совсем плохо у меня с головушкой дело.
— Мы… Ой, — котяра громко мявкнул, слетел с кровати, вскочил на подоконник и со всего размаху заехал лапой по кактусу.
— Моулчи, — спрыгнул на три лапы кот с окошка. — Нельзяу наум об эутом говорить. А онау всегдау треупется, треупется, треупется, дауже себеу воу вреуд.
Бауюн захромал к кровати, а я, оторопев, смотрела на то, как кактус катится по полу, закрыв глаза.
— Ты зачем дерешься? — праведно возмутилась и обиженно посмотрела на котяру. — И зачем мой кактус обижаешь?
— Быул твоуй, теуперь ниучейный, — ответил вредина и демонстративно принялся вытаскивать колючки из лапы. Получалось у него не очень, не приспособлены для того кошачьи зубы. — Нуельзяу наум говоурить об эутом. Поучему, неу скаужу. Доугадаешьсяу саума, отлиучно. Неу догаудаешься, и лаудно. Неу тыу пеурвая, неу тыу послеудняя.
— Какой ты нелюбезный, однако, — подняла кактус с пола, стараясь держать его так, чтобы не пораниться об колючки. — Сломал цветок, он теперь может и завянуть, да еще и грубишь.
— Тыу с колюучками в лаупе посидиу и яу посмотрюу, каук тыу раузговаривать будешь, — котяра демонстративно повернулся ко мне спиной и продолжил попытки с вытаскиванием колючек. — Ау цвеуток твоуй никудау неу денеутся. Кауктусы ониу живучие.
— Как и кошки, — не осталась в долгу. — Давай мы тебя швырять по поводу и без повода будем. Тебе понравится?
— Спасибо, Аня, — ожил кактус в моих руках. — Но он прав. Все мой язык длинный виноват. Прости, кошачий, за колючки, — обратился он к Баюну.
— Проущаю, — недовольно отозвался кот, держа лапу на весу и разглядывая ее.
— Неужели сказать нельзя было, вместо того, чтобы драться? — не сдавалась я, пристраивая кактус в горшочек.
— Еусли онау неу понимаует слоув, рауботает тоулькоу подзаутыльник, — категорично отозвался кот, не собираясь признавать себя неправым.
— И что мне с вами такими делать? — задалась насущным вопросом. — За что весь этот зверинец свалился мне на голову?
— Ты добрая, — сказал кактус. — И теплая. Живая, хорошая… Красивая.
— Я, красивая? Не льсти так безбожно, я могу обидеться, — тут же отреагировала и повернулась к коту. — Давай свою лапу, помогу, драчун.
Баюн не стал отказываться от помощи, хоть я и ожидала, что гордо задерет нос. Кактус вполне комфортно чувствовал себя в горшке, кот, избавленный от колючек, пристроился рядом со мной, я удобно устроилась на кровати и взяла «Камасутру» в руки. Потоптавшийся в углу скелет, приблизился, еще немного помялся и сел рядом. Мир был восстановлен, даже змея-кашне, не думала показывать свой зловредный характер. Остался только один нерешенный вопрос. Кто приходил? И как расколоть Иван-царевича. Кроме «прости» и фразы про розы, он, на моей памяти, больше и не распинался. Неужели проблемы со словарным запасом?
— Иван-царевич, — обратилась я к скелету. — А ты еще какие-нибудь слова кроме «прости» говорить можешь?
— Люблюююю, — ответил скелет. — Я в следующий раз принесу тебе розы, любимая.
— И это все? — немного пораскинув мозгом решила, что это он не в любви мне признается, а своим словарным запасом делится.
— Простиии, — взвыл скелет жалобно.
— Не густо, — сокрушенно окинула взглядом своего собеседника. — Хотелось бы мне знать, как ты дошел до жизни такой.
— Нельзяу, самау догадауешься, хорошоу, неу догадауешься, и лаудно, — снова влез кот, решив следовать моему совету, сначала говорить, потом драться.
Да и что бы он сделать со скелетом смог? Иван-царевичу кошачьи когти урона точно не нанесут.
— И что мне с вами, глюками, теперь делать? — еще раз задала риторический вопрос и закручинилась.
— Люубить, — просто ответил Баюн и подлез под ладонь, напрашиваясь на ласку. — Мыу хороушие, и тебяу в обиуду неу даудим.
— А кто меня обижает? — спросила у него. — Вроде кроме вас никто и не трогает, если хорошенько приглядеться. Я есть хочу. Со всеми этими происшествиями и вами, белыми и пушистыми, я пропустила время обеда.
— Сейчаус, организую, — оживился кот и соскочил на пол. — Тыу курицуу люубишь?
— Жареную, да, — решила обозначить границы заказа почетче, а то мало ли, придется отплевываться потом от перьев и грызть сырое мясо.
— Подождиу неумного, — кот выскользнул из комнаты.
— Иван-царевич, — обратилась к скелету. — Тебе не скучно таким неразговорчивым быть?
— Скучно, как не скучно, — влез словоохотливый кактус. — Никто его не понимает. Все боятся, шарахаются. А он тоже хочет, чтобы его любили.
— Чтобы любили, хотят все, — вернулась мыслями к своей зазнобе и вздохнула.
Как понравится тому мужчине, вокруг которого девушки много лучше меня крутятся. Худенькие красотки, не то что я, пампушка. Ремень джинс нещадно впивался в животик, напоминая о том, что следовало бы сесть на диету. Тогда у меня точно был бы шанс. Решила, что все, с завтрашнего дня и начну. Прямо с утра. Никаких булок, печенья, тортиков и бутербродов. Буду питаться только овощами и фруктами. Ради таких широких плеч и невероятных синих глаз можно и не на такие подвиги пойти.
Я все сидела и мечтала, не в силах отвлечься. Синие глаза мерещились везде, как и картинка того, как мужчина мечты склоняется надо мной, улыбается мне, целует и говорит, что любит… Моя фантазия разыгралась, и появление котяры, волочащего запеченную целиком курицу по полу, прошло мимо моего внимания. Только когда, при помощи, скелета, Баюн водрузил истекающую соком и жиром, горячую, с пылу с жару, с поджаристой корочкой, тушку прямо на покрывало.
— А столовых приборов там не было? — с трудом оторвалась от мысленного созерцания Сан Саныча-младшего, целующего мне ручки, и вернулась в реальность.
— Сходиу и принисиу, — заявил нахальный кот и довольно обозрел великолепие курицы, лежащей на кровати. — У меняу, тоулько, одиун роут и рук неуту.
— Спасибо, добытчик, — решила похвалить глюк за заботу и с подозрением окинула тушку взглядом.