– Ну что, устроим привал?
Пес замертво рухнул на подстилку из хвои. Ирвин присел рядом, прислонился к шершавому стволу ели, стянул башмаки с гудящих от усталости ног и облегченно вздохнул. Немного погодя юноша достал из сумки бумагу и карандаш.
– Так, на чем я остановился?
Пес по-прежнему не подавал признаков жизни.
– Я остановился на том, что меня терзали сомнения относительно правильности пути. Значит так… «У меня не было другого выхода, и я должен был идти именно здесь. Дождь усиливался, и я решил переждать его где-нибудь. Мне не встретилось никакого подходящего места кроме старого полуразрушенного склепа. Внутри было темно, сыро и опасно…» Ну, как, Пилат, нравится?
Пес просунул морду под листы, в его шоколадных глазах читалось: «Хозяин, что такое, а? Пойдем домой, в самом деле!»
– Нет, Пилат, – юноша погладил собаку по вечно лохматой голове. – Домой мы не пойдем, мы должны отыскать Шандолу, если хочешь, можешь вернуться пока еще не поздно.
Пес положил голову к нему на колени, и скорбно вздохнул.
– Знаю, знаю, ты меня не бросишь, поэтому не вздыхай. Наверное, сегодня придется заночевать в лесу, ему конца и края не видно. Интересно, здесь водятся призраки? Вот было бы здорово увидеть хотя бы одного, было бы о чем написать.
Они пошли дальше. В лесу было прохладно – густые кроны деревьев едва пропускали солнце. Золотые лучи казались Ирвину то тонкой паутиной, то золотистыми стрелами, что казалось юноше необыкновенно красивым, Пилату же было решительно все равно, его волновали лишь острые колючки, впивавшиеся в лапы.
Без отдыха они шли до самого вечера. Когда стемнело, Ирвин стал подыскивать место для ночлега. Что-то более-менее подходящие найти было трудно – вокруг виднелись лишь гладкие сосны, да толстый хвойный ковер.
– Что ж, Пилат, будем спать прямо на земле, хорошо, что сейчас тепло.
Они расположились у большой развесистой сосны, поужинали хлебом, сыром и улеглись спать. Ирвин положил себе под голову мешок, Пилат развалился рядом и сразу же захрапел. Делал он это так громко, что даже несмотря на сильную усталость, Ирвину не сразу удалось заснуть.
Глава третья: Сроут
Ирвин проснулся оттого, что кто-то пинает его в бок. Открыв глаза, он увидел, что крепко спящий Пилат молотит лапами, видимо от кого-то удирая во сне. Ирвин поднялся, протер глаза, вытащил из волос хвоинки. Утро было тихим и свежим, оно только-только сворачивалось прозрачными росами на зеленых листьях редких низкорослых кустарников.
– Давай, просыпайся, Пилат, хватит дрыхнуть.
Пес приоткрыл один глаз, перевернулся на другой бок и захрапел еще громче.
– Ну, как знаешь, можешь спать, а я пока позавтракаю.
Ирвин принялся развязывать мешок, а Пилат мгновенно принял вертикальное положение. Юноша отломил два куска хлеба, немного сыра, вытащил печеные овощи и разделил это между собой и собакой. На удивленной морде пса ясно читалось: «Как и это все?!!»
– Нужно экономить, неизвестно когда и где мы сможем пополнить запасы. Воды у нас тоже мало, так что, когда будешь пить, постарайся не расплескивать ее по всей округе, как ты обычно делаешь.
Пес оскорбленно хрустел овощами. Позавтракав, они отправились дальше.
Ближе к полудню показалась большая поляна, поросшая высокой темно-зеленой травой.
– Здесь сделаем привал, – сказал Ирвин, а Пилат вдруг весь вытянулся, насторожился и стал тщательно принюхиваться.
– Что ты обнаружил? – улыбнулся юноша. Пес пару раз тявкнул и подбежал к неприметной ямке. Подойдя следом, Ирвин удивленно воскликнул:
– Ой!
Дно ямки выстилала свежая травка, на этой мягкой подстилке спал некто пушистый ярко-розового цвета.
– Ты только посмотри, Пилат! Какая замечательная зверушка!
Ирвин присел на корточки, разглядывая зверька, а Пилат сосредоточенно принялся его обнюхивать. А зверек вдруг открыл огромные глаза небесно-голубого цвета и неожиданно произнес:
– А вот за «зверушку» можно и по физиономии получить.
– О… извините… – опешил Ирвин. – Вы умеете говорить?
– Я еще и петь умею, ну и что? – незнакомец потянулся и сел.
Он был чем-то похож на небольшого медвежонка, голубые глаза занимали главное место на симпатичной мордочке, и в них светился проницательный ум. Вот только из-за густой ярко-розовой шерсти незнакомец казался игрушечным.
– Ты, вообще, кто? – незнакомец с интересом разглядывая юношу.
– Я Ирвин из Антары.
– А что за охламон с тобой?
– Это мой пес, его зовут Пилат, он добрый и не кусается.
– Здоровый какой, на нем кататься можно.
Из травы незнакомец извлек небольшой мешочек, развязал его, вытащил ножичек, волосатый корень и принялся деловито его чистить. На пушистых лапках незнакомца оказались довольно длинные загнутые когти, очень крепкие на вид.
– А вы, извините, кто? – спросил Ирвин.
– Я сроут.
– Это имя такое?
– Нет, у нас нет имен, просто сроут и все, – спокойно и благородно. – Он очистил корень и, отрезав кусочек, стал задумчиво жевать. – Хочешь?
– Нет, спасибо.
– Как знаешь. Вы куда-то идете, или просто так гуляете?
– Идем, – юноша присел на травку, рядом тут же развалился Пилат, обрадованный привалом, – ищем зачарованную страну Шандолу. Вы случайно не знаете, где она может быть?
– Понятия не имею, даже никогда не слышал о ней. Вы что ж, идете наугад?
– Получается, так.
– Забавно, – доев корень, сроут достал из сумочки еще один.
– А вы куда идете?
– Своих ищу.
– Вы потерялись?
– Нет, меня ураган унес.
– ???
– Мы собирались устроить маленький праздник и приготовить специальное блюдо, для которого нужны вот такие корни, и я отправился их собирать. Тут, среди бела дня и ясного неба, налетел какой-то глупый смерч, подхватил меня, понес и вот – результат. Теперь даже не знаю, где нахожусь.
– Вы почти в двух днях пути от Антары.
– Это мне совершенно ни о чем не говорит.
– Хотите пойти с нами? Мы будем искать Шандолу, а вы своих.
– Вполне возможно.
Закончив трапезу, сроут убрал ножик в сумочку и выбрался из ямки. В полный рост он был гораздо больше, чем казался.
– Вы такой красивый, – улыбнулся Ирвин, разглядывая сверкающего на солнышке сроута, – такой розовый.
– Мы бываем еще и желтыми, но розовый, естественно, лучше. Слушай, а почему твой приятель все время молчит?
– Он вообще редко лает.
– А что, кроме лаянья он больше ничего не умеет?
– Ну, еще лапу подает.
– Блестяще. Я не в этом смысле, я спрашиваю, почему он ничего не говорит?
– Это же собака, они не умеют говорить.
– Глупости, все умеют, – сроут аккуратно стряхнул с себя травинки. – Хочешь, я его научу?
Юноша недоверчиво улыбнулся.
– Напрасно сомневаешься. Так хочешь или нет?
– Но это же невозможно.
Сроут вздохнул и снова полез в свой мешочек. Он извлек маленький узелок, развязал его, достал кусочек сахара и протянул юноше.
– На, дай ему сам, а то вдруг цапнет.
– А что это?
– Не бойся, не отравлю.
Сроут убрал узелок обратно в мешочек, а Ирвин протянул сахарок Пилату. Пес с подозрением его обнюхал и слизнул с ладони.
– И что теперь будет?
– Увидишь. У тебя случайно попить ничего нету?
– Есть.
Ирвин достал плетеную флягу и протянул ее сроуту.
– Замечательно! После этих корешков все время пить хочется, но зато они очень вкусные и питательные, даром, что выглядят гадко.
– Послушайте, но ведь не может быть, чтобы из-за какого-то кусочка сахара собака заговорила. Это невозможно.
– Опять ты за своё? Нельзя быть таким нудным, девушки любить не станут. Возьми, – он протянул юноше флягу. – Интересно, ну где же я нахожусь и как мне попасть домой?
– Мы постараемся вам помочь…
– Ага, помощник! Кто бы нам помог! – Голос у Пилата оказался высоким и ломким.
Раскрыв рот Ирвин уставился на свою собаку. Пес сидел, склонив голову набок, и поглядывая то на юношу, то на сроута.
– Пилат… – прошептал Ирвин, – а еще что-нибудь скажи?
– Не волнуйся, я сейчас все скажу всё, что я о тебе думаю!
– Потрясающе! Поверить не могу! Ты умеешь говорить! Сроут, что вы ему дали? Что это было?
– Все тебе надо знать, это секрет.
– Мой пес может говорить! Как я рад!
– А уж как я рад! Теперь я все могу тебе высказать! – заявил Пилат. – Помнишь, помнишь, как ты меня отмутузил за то, что я съел какую-то подозрительную смесь непонятно из чего?
– Это был мой ужин, – возмутился Ирвин. – Из-за тебя мне пришлось лечь спать голодным.
– Какой-то бурды пожалел для друга! – не слушал его пес. – А вот это еще: «Эх ты, Пилат, ничего ты не пронимаешь в искусстве!» Ты в костях и мясе ничего не понимаешь, я тебя хоть раз упрекнул за это? А день рождения? Ты помнишь мой день рождения? Что ты мне подарил? Ошейник!
– Но я всегда думал, что это нравится собакам, что ошейник – знак отличия пса, имеющего хозяина от дворняги…
– Знак отличия! А ты сам его носить пробовал? Попробуй, узнаешь! А вот еще, ты помнишь, как…
– Сроут! – взмолился юноша. – Вы не могли бы сделать так, чтобы он опять замолчал?
Сроут покачал головой:
– Нет, не могу, теперь уже всё, процесс необратим.
– Если бы я только знал, что он такой зануда! Он всегда был очень милым псом! Какой кошмар!
– Что поделать, может он выговорится и станет лучше?
– Сомневаюсь, – тяжело вздохнул Ирвин.
– Если ты сию секунду не дашь мне еще сыра, я не выговорюсь никогда! – Пригрозил пес.
– Он еще и шантажист, – ужаснулся Ирвин, развязывая мешок и вынимая кусок сыра.
– По-моему, довольно симпатичный пес, – пожал плечами сроут, – пока ему в новинку этот дар, немного попривыкнет и успокоится.
Юноша с сомнением покачал головой, глядя как Пилат блаженно дожевывает сыр.
– Ну что, вы идете с нами дальше? – Ирвин повернулся к сроуту.
– Почему бы и нет? Все веселее, – сроут перебросил через плечо матерчатую лямку своей сумочки.