Шанталь, или Корона против — страница 6 из 44

Ругались купцы на грузчиков. Свистели боцманы, созывая команду. Мелодично отбивали склянки на палубах. Плакали дети. Напевали грузчики. Временами мощный гудок того или иного парохода вбирал в себя все звуки, демонстрируя, кто здесь на самом деле главный. А над всей этой разноцветной движущейся толпой, лесом белых мачт, крышами доков с пронзительными криками носились чайки.

— Нам так жаль расставаться с вами!

Лоанна выглядела искренней, и я, улыбнувшись, пообещала на прощанье прислать письмо, как доберусь до бабушки.

В порту наши пути разошлись — оно и к лучшему. Мой лежал за пределы Лоранской империи в соседнюю с ней Фраканию, и, чтобы попасть на пароход, мне придется предъявить паспорт. Не хотелось бы объяснять попутчикам, почему вдруг по документам Эшаль стала Фабианой. Подозреваю, обман вскроется быстро, но мне спокойнее предъявить захваченный из дома паспорт кузины, чем собственный.

Я отошла от кассы, получив билет в каюте второго класса. Остались сущие мелочи — найти стоянку парохода и преодолеть барьер в лице служащего таможни.

А погода-то! Солнце, бриз — красота, даже запах гниющих водорослей и чего-то еще, тоже гниющего, не портил настроения. Еще пара часов — и я стану свободной, без примотанного к руке дневника, дарьетой!

Седоволосый мужчина едва взглянул на трепещущую меня, прошелся беглым взглядом по поданной ему бумаге, уточнив:

— Надолго во Фраканию?

— Погостить месяц, — мило улыбнулась.

Как назло, рука зачесалась так — хоть в воду ныряй с пристани, потому гримаса вышла не слишком любезной. Чиновник посерьезнел, я обмерла от мгновенно накатившего страха, но мужчина, смотря сквозь меня, уже отдавал бумагу.

— Счастливого пути.

— С-с-спасибо.

Вышла из помещения портовой службы, не видя ничего вокруг.

От прозвучавшего над ухом «Посторонись!» шарахнулась в сторону, налетела на столб, больно ушибла плечо и пришла в себя. Чего спрашивается, разнервничалась? Будто меня за каждым углом ждут суровые парни в форме.

А если подумать — не было ли гордыней приписывать себе статус государственной преступницы? Подумаешь, взяла дневник. Скорее всего, «жених» потопает ногами, порычит от злости, но этим и ограничится. Не станет поднимать скандал, так как неизбежно всплывет цель его визита в поместье. И пусть сговоренные браки не редкость в наше время, как и браки по расчету, но официально каждый брак в высшем обществе заключается исключительно по любви, причем непременно светлой и сильной. Специально нанятые работники пера вдохновленно расписывают подробности первой встречи, ухаживания и признания, изливая на читателя волну сиропной нежности сразу после идущего выше объявления о помолвке.

Заявить открыто о вымогании брака, да еще с использование своего служебного положения… Проще сразу облить себя грязью на балу у императорской четы или уйти в монастырь. Наше высокое общество прощает все, кроме приравнивания его к низшим. Это у простолюдинов возможен расчет и брак молодой девушки со стариком, у нас только высокие чувства. Если нас называют «ваше благородство», так мы и должны быть благородными, хотя бы внешне.

Я завернула за угол, где меня ждал симпатичный пятипалубный пароход. Улыбнулась помощнику капитана, встречающему пассажиров у трапа, отдала саквояж матросу и поднялась на палубу.

Если подумать, что я знаю о работниках короны? Политики, советники, чиновники, еще раз политики и целый полк секретарей. Дэршан возглавлял ведомство охраны, его заместители тоже были из высшего общества, но большинство благородных старалось не пачкаться уголовными делами, а уж до бытовых им точно не было дела. Правда, в последнее время стали набирать «популярность» политические дела, и созданный недавно отдел защиты и безопасности граждан при охранном ведомстве тоже возглавлял дэршан, но работающих с народом среди них было мало. Опять же не вязался у меня образ мужчины, занятого серьезной работой, с шантажом.

Кто в остатке? Советник? Я представила тучную фигуру советника ВанРогдаха, сравнила со спиной «жениха» и решительно отмела эту версию. Спина была широкой, без намека на длительное пребывание в мягком кресле чиновника высокого ранга. Тогда секретарь. Амбициозная сволочь, имеющая доступ к политическим делам и решившая получить хорошую партию с отличным приданным без особых на то усилий.

«Сволочь»! Не свойственное дарьете слово слетело с губ, и шедший впереди матрос запнулся, обернулся — в глазах читались вопрос и собирающаяся грозовой тучей обида.

— Простите, это не вам.

Мужчина пожевал губу и спросил:

— Вас кто-то обидел, дарьета?

Следом повисло невысказанное: «И потому вы путешествуете одна?»

Вот кто их берет на корабль таких умных, а?

— Вам показалось.

Мой сухой ответ словно выплеснул на матроса ведро ледяной воды. Он съежился, пробормотал что-то неразборчивое и явно нелестное и двинулся дальше. Надо ли говорить, что саквояж мне практически зашвырнули в каюту, а протянутые чаевые проигнорировали. Нет, ну какая вопиющая гордость для простого матроса.

— Можно?

В каюту заглянула средних лет женщина, за руку которой цеплялось чудо лет трех.

Я быстро спрятала за спину ладонь, с примотанным к нему дневником, от которого только что собиралась избавиться. Второй класс! Вот же сын бездны! Как я могла забыть, что каюты здесь двухместные!

Стоящая на пороге женщина была одета чисто, но скромно, в отличие от топорщащегося кружевами костюмчика ребенка. Все ясно. Няня и подопечный.

— Конечно, располагайтесь.

И я, накинув на правую руку плащ, вышла на палубу.

Мы уже покинули порт Рильсгара. Пароход медленно шел вдоль высокого берега. Зеленая вода пенилась у подножия серо-желтых скал, вздымавшихся на уровень верхней палубы. Выше, за скалами, тянулись темные холмы, кое-где еще лежал снег.

Ветер трепал волосы, бросая их в лицо. Ночевка в поезде, день в дороге убийственны для прически. Вот будут у меня свободны две руки, и сразу займусь собой. Душ, свежее платье, прическа. Мои мечты крайне конкретны, чтобы их не исполнить.

Я оглянулась — палуба была пуста. Холодный ветер согнал желающих поглазеть на пейзажи вниз в бар. Лучшего момента и представить себе нельзя.

Медленно, потом торопливо я принялась разматывать узлы на шарфе — Фабиана вязала на совесть. Наконец последний узел взят, на павший с ним в борьбе ноготь я не обратила внимание. Что-то горячее толкнуло в грудь, заставляя поднять взгляд — на мысу стояли двое. Мужские силуэты четко выделялись на синем небе. Было видно, как пританцовывали лошади, разгоряченные быстрой ездой.

Отчего-то стало жарко. Я попыталась медленно отнять руку от книги — но та словно прилипла. Дернула резко и вскрикнула от боли, по коже заструилось теплое — кровь. А стоящий на мысу всадник зачем-то поднял лошадь на дыбы, точно готовился перемахнуть через отделявшую нас полоску воды и очутиться на палубе.

— Этого не может быть, — проговорила, убеждая саму себя, но подсознание было неумолимо — на мысу гарцевал мой «жених».

Руку пекло, но я сроднилась с болью за последнее время. Меня больше занимала мысль, ради чего я страдаю. Ради секретаря, в угоду самолюбия поставившего магическую печать на дневник? И что там хранить? Перечень дел? Расписание начальства или имена женщин, павших от его очарования? В скобочках: польстившихся на звонкую монету.

Еще раз убедилась, что палуба так же пуста, как и пять минут назад. Медленно перевернула ладонь… и зашипела, поминая «жениха» и всю его родословную от сына бездны. Слизь, порожденная испражнением жабы! Гад, вылупившийся в сточной канаве! Муха, ползающая по навозу!

Прикусив губу, я смотрела на вздувшуюся багровыми полосами ладонь. Подозревала, конечно, что отметка останется, но подозревать и получить клеймо — разные вещи.

Задумалась об обмороке. Еще лучше — заснуть и проснуться от этого кошмара. Ну почему мой хранитель не остановил меня, глупую? Почему не вразумил, уронив камень с крыши на голову! Может, и встали бы мозги на место!

Хлюпнула носом. Провела рукавом по лицу, стирая слезы. Беда одиночества — никто не пожалеет, не утешит, да и плакать одной не так сладко, как на груди у мамы.

А время-то идет… Мы уже заворачивали за мыс, но парочка так и стояла, провожая нас недобрыми взглядами, будто мы увозили с собой их золото.

Все же надо унять воображение. Принять любителей верховой езды и морских пейзажей за погоню! Нет, милая, вам истории сочинять с таким талантом. А почему бы и нет? Сниму комнату в пансионе, куплю бумагу и…

«Ты доберись сначала до пансиона», — осадил меня здравый смысл.

Замотала кровоточащую ладонь шарфом, достала из кармана плаща убранный туда дневник. Книжица как книжица. Тиснёная черная кожа, никаких вензелей или золоченых букв. «Жених» предпочитает черное? Вот сейчас размахнусь, и будут ему похороны личной собственности.

Мысль была так заманчива, что рука потянулась за поручень. Остановило одно — для снятия метки требуется источник заклинания.

«Ладно, живи, а пока я заслужила награду». Открыла первую страницу — огненные буквы поползли в воздух.

Заклинание от воровства могло иметь несколько степеней защиты. Первая — сигнализация и метка, позволяющая найти украденный предмет. Вторая включала от двух до множества защит на чтение. Можно было отдельно защитить каждую страницу. Тогда вору становилась доступна лишь первая страница, на которой размещали предупреждение и перечисляли кары небесные для похитителя. И третья, самая страшная, убивала на месте.

Давно, когда наш мир был полон дикости и насилия, воровские кланы держали у себя несчастных, называемых «отмычками», именно для таких дел.

Холодный пот потек между лопатками, когда внезапно очнувшаяся память озвучивала для меня рассказ дяди. Будучи охотником за редкостями защиту этих самых редкостей дядя знал превосходно. Я же от испуга забыла все на свете, в том числе и его наставления: никогда не трогать чужие вещи, если есть малейшие подозрения, что их владелец в состоянии оплатить услуги мага.