– Да, он погиб через год после выпуска. Я не позвонил в полицию, потому что Микки умер по своей вине. Как я уже упоминал, парень неплохо играл в футбол, но недостаточно хорошо, чтобы зарабатывать этим на хлеб, а мозги у него были явно не в лучшей форме. Так или иначе, каким-то чудом он сдал экзамены, и, за год не найдя достойной работы, начал подрабатывать электриком. Ллойд учился на инженера, и основы электротехники значились в списке освоенных им дисциплин, но Микки почти не посещал лекции, да и ветер в голове… В любом случае, все произошло довольно быстро, когда на первом же заказе, меняя проводку у Мисс Гендельберг, Ллойд перепутал фазу с землей и на короткое время превратился в новогоднюю гирлянду.
– Матерь Божья, – Невольно произнес Томас, – Мне жаль…
– В любом случае, когда Микки ушел, мы обнаружили, что дверь в эту комнату такая же железная и прочная, как и при входе, и что клоуны собираются ее закрывать, – Продолжил свой рассказ миллионер, как будто и не слыша реплику репортера. – Правда, перед этим один из них с трудом протиснулся к нам и спросил, не холодно ли уважаемым зрителям? Нужно сказать, что, когда ушел Ллойд, свободного места не стало ни на йоту больше – люди продолжали с трудом помещаться в тесной комнатушке, стоя бок о бок друг с другом. Так вот, жонглер спросил, не холодно ли нам, и при этом на лице, даже под толстым слоем грима, читалась отвратительная хитрая гнилая усмешка. А в следующую минуту он начал закрывать стальную дверь, а, когда расстояние между дверным косяком и толстой металлической преградой осталось минимальным, чья-то рука умелым движением затолкнула внутрь короб с теплой одеждой. Пальто, плащи и даже несколько теплых меховых шуб, таких, как в кино носят наркоторговцы из бедных кварталов, смотрели на недоумевающих людей из грубой деревянной коробки, в то время как за окном стояла майская жара. Не то, чтобы прям уж летний зной, но большинство девушек уже наделил легкие платья или шортики, позволяющие парням насладиться их прелестями. И в тот момент, когда дверь закрылась, оставив толпу людей в тесной комнатушке, началось именно то, чего я боялся больше всего с самого начала. Паника и безумие.
Кто-то из дальних концов комнаты бросился вперед, сминая и расталкивая менее сильных и стойких людей, пытаясь как можно скорее достичь ящика и выбрать себе одежду получше. Другие, стоящие впереди, уже копались в коробе, стараясь не подпустить конкурентов. Кто-то кричал, отовсюду сыпалась бранная речь, а затем я услышал громкий звук падения чьего-то тела. Только вот никто не обращал на это внимания, и упавшего на пол человека едва не растоптали. Честно говоря, при всем том, что я отлично помню каждую деталь и каждую секунду этого майского дня, именно этот упавший на пол человек каким-то странным образом выбыл из моего сознания. Я не помню, женщина это или мужчина, какой комплекции и возраста. Странная с годами становится память…
Итак, одежда быстро закончилась, и, естественно, ее не хватило на всех. Пока что еще никто не пытался отнять шубу или плащ у людей, кому повезло первыми завладеть вещью, но я прекрасно понимал, что это лишь вопрос времени. В данной ситуации я осознавал, что холод не так страшен, как паника, потому что в комнате слишком тесно, и даже если резко похолодает, мы еще довольно долго продержимся, отапливая воздух своим дыханием и друг друга своими телами.
Постепенно все утихли, и великая штука наш страх – я, как и многие другие, начал покрываться мурашками. В жаркий майский день, стоя в одной комнате с кучей других столь же невезучих зрителей, когда пот должен литься по моему лицу, когда в комнате должно быть нестерпимо душно и жарко, мы начали мерзнуть. Я внимательно изучал потолок, стараясь найти вентиляционную шахту или что-то подобное – место, откуда нам могли нагонять ледяной воздух – но не находил ничего подходящего. К сожалению, изучить пол или стены я не имел возможности – теснота и мой невысокий рост не позволяли мне этого.
Спустя какое-то время мы начали постепенно переговариваться и обсуждать ситуацию, высказывать свои идеи. Честно говоря, тогда, да и сейчас, мне казалось, что среди нашей группы людей может быть один-два засланных клоунами агента, или, что, на мой взгляд более вероятно, где-нибудь под потолком скрыта камера, которую я не сумел найти. Люди разговаривали, сначала сдавленно-тихо, а затем все смелее и смелее высказывая свои предположения относительно ситуации и того, что нам стоит делать дальше. Я видел, что те, кто завладел верхней одеждой, кутались все сильнее, заворачивались в нее, да и мне, честно говоря, становилось холоднее с каждой минутой. Кто-то предположил , что тех, кто остался снаружи, заморозят, убьют холодом, что иначе нельзя объяснить, зачем людям в комнате выдали шубы. Другие с ним соглашались, но я не верил в подобную чушь. Более вероятно, что это нас хотят заморозить, что мы здесь сдохнем от холода, потому что с остальными сумасшедшие циркачи проведут время иначе, придумают другие конкурсы для убийства. Кто знает, что у них в головах, но в то, что нас никто не собирается спасать, просто так, без причины, выбрав случайных людей среди общего числа зрителей, я не верил.
Минут через двадцать я чувствовал себя совсем плохо. Голова кружилась, в глазах мутнело, ноги стали ватными… По какой-то причине мне все еще было холодно, но организм вел себя так, словно страдал от перегрева, как будто вот-вот у меня случится тепловой удар.
– На самом деле никто не загонял холодный воздух в комнату, верно? – Заинтересованный корреспондент и сам не заметил, сколь бесцеремонно прервал рассказ собеседника. Кажется, для Томаса сейчас не важно, кто перед ним сидит, не важен рассказчик – интересна лишь сама история.
– Все верно, мальчик мой, – Автоматически произнес Уэст, и спустя секунду, осознав, что только что произнес, немного дернулся. Он тоже с головой погрузился в воспоминания, и теперь как будто вжился в роль старика, рассказывающего своему внуку очередную историю из жизни, – Никто не нагонял холод, это страх заставлял нас дрожать, это ужас покрывал нашу кожу мурашками и полностью отключал рациональный логический мозг. Как думаешь, Дэй, чего боялся каждый из нас в тот момент?
– Клоунов – психопатов и их лидера, того, кто за всем наблюдает и говорит в микрофон? – С вопросительными интонациями в голосе наполовину ответил, наполовину спросил репортер.
– Нет. Неизвестности. Мы всегда боимся неизвестности больше всего. Когда ты смотришь фильм ужасов, тебе страшно лишь до тех пор, пока не покажут чудище или маньяка. В общем, пока ты не увидишь зло. Увидев противника, твой мозг начинает работать иначе, думать, как победить, как нащупать слабые места соперника. Но пока ты ничего не знаешь, тебе страшно. Мы боялись неизвестности, только и всего.
Томас Дэй не знал, что ответить. В принципе, слова миллионера имеют смысл, но в любой ли ситуации они верны? Так или иначе, репортер, как и всегда, решил промолчать, а Мэтью, выдержав небольшую паузу, продолжил.
В общем, когда мне стало совсем дурно, я сказал, что нужно выходить. Пытался объяснить людям, что на самом деле это мы в ловушке, что нужно выбираться, но никто даже слушать меня не хотел. На самом деле, их можно понять – какой-то студент вдруг решил, что лучше других знает, что нужно делать и как поступать. Других желающих выйти не нашлось, несколько человек, из тех, что больше всех боролись за одежду, предложили мне билет в один конец. Как сейчас помню мужчину лет сорока пяти с прожилками запойного алкоголика на носу, который грубым пальцем рабочего с кривым желтым ногтем тыкал мне в грудь, а из его зловонного рта с частью выпавших зубов среди проклятий и ругательств слышались слова типа «выходи», «не вернешься» и «сдохнешь от холода». Какого же было мое удивление, когда основная масса людей его поддержали. По сути, у меня стоял нелегкий выбор, очередная лотерея с шансом на победу в 50% – выйти и не иметь возможности вернуться, или остаться. Честно говоря, не будь этого мужчины с нами, и не поддержи его народ, я бы, возможно, остался.
Но я прекрасно понимал, что этот человек за счет грубой физической силы и наглости уже стал негласным лидером, и очень скоро все будут ему подчиняться. И еще неизвестно, кто хуже – этот полуобразованный самодур, или клоуны-маньяки, размахивающие острыми предметами у тебя над головой. Я представил, что будет дальше, если я останусь здесь, под властью этого пьющего работяги. Не пойми меня неправильно, Мэт, я мог бы его ударить, но в колледже мое физическое развитие сильно отставало от умственного, а люди явно поддержат взрослого мужчину, не студента. А потому, представив, что паника, как при разборе одежды, может повториться или перерасти во что-то более серьезное, я предпочел выйти. Уж лучше смерть от холода, чем находиться под властью полоумного алкоголика, который привык все вопросы решать лишь за счет силы.
К моему удивлению, дверь оказалась незапертой, и я беспрепятственно вышел. Как только мои ноги переступили порог комнаты, сзади я услышал громкий скрежет, свидетельствующий о слишком резком и быстром закрывании металлической двери – как будто люди внутри пытались защититься от холода, который мог проникнуть в дверную щель, когда я выходил. Лицо приятно обдало свежим воздухом, и мне практически сразу стало легче. Голова перестала кружиться, отступила тошнота и гул в ушах. Признаться, в первую секунду я действительно поверил, что здесь лютый мороз когда вышел из душной тесной комнатки, а свежий воздух обдал разгоряченное лицо. Видимо, точно так же подумали и те, кто так спешно закрывал за моей спиной дверь. Я молча двинулся к выходу на сцену, а, как только моим глазам предстал пустой зрительный зал, сразу все понял. Нас разделили, и остальные отправились куда-то еще, вероятно, гонимые подобному нашему страхом и спасающиеся от очередной несуществующей напасти. Я не мог просто так уйти, а потому вернулся за кулисы, и, стоя под дверью, уговаривал людей выйти. Долго и упорно рассказывал, что здесь нет никого, абсолютно тепло и нормально – но мне не верили. Пока я выходил из-за кулис и осматривал зрительный зал, негласный лидер запертых в душной комнате людей умудрился как-то забаррикадироваться, чтобы я не вернулся. Почти десять минут я провел там, стоя, а затем просто сидя на асфальте (шапито не утруждалось делать новый пол за кулисами, а располагалось оно на парковке) около двери и рассказывая, что здесь безопасно, но в ответ слышал один и тот же ответ. Говорящий изнутри упертый мужской голос твердил, что я просто подыхаю от холода и прошусь обратно. Вконец разозлившись, я обругал тупого упрямого алкаша последними словами, а тот в ответ пожелал мне сдохнуть и пообещал насрать на мой окоченевший труп, когда выйдет оттуда. На этом мое общение с ним зак