– А меня мама еще просила кое-что сестрам в магазине купить, в ГУМе.
– Значит, в два места ненадолго заедем. А пока просто помолчи немного, не отвлекай меня от вождения, хорошо?
Тетка оказалась очень даже непростой: в здании ЦК охранник ей даже честь отдал, когда она свое удостоверение ему показала. Впрочем, он и мне честь отдал, посмотрев на пиджачок. А вот в небольшом зале, куда она меня подтолкнула, оставшись, как и обещала, за дверью, мне никто уже честь не отдавал. Несколько очень недовольных дядек на меня посмотрели ну уж очень неприветливо, поэтому я поспешил представиться:
– Меня зовут Шарлатан, я приехал вместо товарища Чугуновой…
Никита Сергеевич посмотрел на меня еще более презрительно и, ничуть не стесняясь того, что перед ним стоял ребенок, предложил мне совершить пешее путешествие в очень интересные места, причем в выражениях, прекрасно знакомых каждому советскому человеку годов так с семидесятых, разве что мегафон ко рту не поднес. А в заключение своей краткой речи добавил:
– И что за значки ты нацепил?
– Это не значки, а государственные награды, и оскорблять их непозволительно никому. А совершить предложенное вами путешествие мне будет весьма затруднительно. Поясняю еще раз: по поручению товарища Сталина я пришел вместо товарища Чугуновой с целью выяснить, какого рожна отдельные товарищи грубо нарушают партийную дисциплину, а так же принуждают советских граждан к злостному нарушению советских законов. Итак, я вас слушаю.
– Что слушаешь? – Никита Сергеевич ну очень удивился, так удивился, что даже матом ругаться перестал.
– Мне нужны ответы на два вопроса. Первый: кто и по какому праву в нарушение всех партийных норм вызвал на дисциплинарную комиссию ЦК партии совершенно беспартийного человека. Причем вызвал вдову с тремя малолетними детьми, даже не позаботившись о том, чтобы предоставить ей средства на поездку и для оплаты присмотра за малолетними детьми во время ее отсутствия. И второй: кто и по какой причине угрозами вынуждал товарища Чугунову злостно нарушить советское законодательство?
– Ты что себе позволяешь?! Ты, вообще, кто такой?
– Я – Шарлатан, и позволяю себе выполнить прямое указание товарища Сталина. Итак, почему вы вызвали товарища Чугунову?
– Мы ее по партийной линии вызвали, она же была секретарем обкома, – ответил какой-то другой, незнакомый мне товарищ, поскольку Никита Сергеевич просто в оцепенение впал: с ним, похоже, так вообще никто и никогда не разговаривал и он просто перестал понимать, что, собственно, тут происходит.
– Она была секретарем, вторым секретарем обкома комсомола, как комсомолка была. Но там она уже более полугода не работает и, в соответствии с уставом комсомола, выбыла по возрасту. А в партию она просто не вступала.
– Мы этого не знали…
– Незнание не освобождает от ответственности… но я ваш ответ принимаю. Теперь жду ответа на второй вопрос.
– О каком принуждении к нарушению законов вы говорите? – взвизгивая от возмущения, поинтересовался все же очнувшийся Никита Сергеевич.
– Поясняю для незнающих законы: товарищ Чугунова работает главным инженером учебно-производственного предприятия комбината бытового обслуживания населения, и там рабочие изготавливают продукцию исключительно по заказам комбината.
– Но это продукция нужна и в других местах, так что если ее не заказывает этот ваш комбинат…
– Предлагаю все же дослушать. Заказы комбинат своему предприятию выдает с учетом именно его учебно-производственной направленности. Там ФЗУшников обучают, и из более чем пятисот рабочих взрослых, если не считать кладовщиц и уборщиц в цехах, всего около двадцати человек. А остальные пять сотен рабочих – этот подростки, из которых половине и шестнадцати нет, а по закону у них рабочий день не должен превышать четырех часов. А второй половине нет восемнадцати, и их рабочий день ограничен – по закону ограничен – семью часами. Но главное, что всех их категорически запрещено привлекать к работе в ночные смены, а вы требовали у товарища Чугуновой работу завода перевести на трехсменный режим и всех рабочих обязать работать сверхурочно вплоть до десяти часов в сутки. Да за такие требования, причем с угрозами посадить руководителя в тюрьму за их невыполнение, требователя самого в лагерь отправит нужно пожизненно!
Хрущев снова впал в прострацию, а тот же незнакомый мужик ответил:
– О специфике предприятия нам тоже было неизвестно…
– А к вам у меня и вопросов нет, у меня были вопросы к нарушителю советских законов. Но так как других ответов я, похоже, уже не дождусь, то предлагаю на этом и закончить: я уже знаю, что сказать товарищу Сталину. Но на всякий случай предупреждаю: если товарища Чугунову снова кто-то начнет терроризировать, то террорист это ответит по всей строгости советских законов. Всем спасибо за помощь в разборе этого странного дела, я пошел. И провожать меня не надо…
Стоящая у слегка приоткрытой в зал двери Светлана Андреевна улыбку уже не сдерживала. Правда, в облике ее некоторые изменения произошли, вероятно из-за духоты в коридоре она костюм позволила себе все же расстегнуть. Но когда я вышел, она быстро застегнулась и мы быстро, очень быстро – я едва за ней поспевал – направились к машине. А когда машина уже выехала со двора здания, она не удержалась и рассмеялась уже в голос:
– Мне говорили, что ты умеешь людей до бешенства доводить буквально парой слов, но чтобы так…
– Жалко, что он меня не ударил.
– Это почему?
– Тогда бы у вас появился повод его пристрелить.
– И как ты себе это представляешь? И из чего бы я стреляла-то, из пальца?
– Знаете, Светлана Андреевна, мы, молодые и неженатые мужчины, всегда обращаем внимание на некоторые выпуклости собеседниц, а у вас лямка наплечной кобуры промелькнула. – И, увидев, что она начала быстро краснеть, тут же уточнил: – А снаружи вообще ничего не заметно, значит у вас точно не ТТ. Интересно что: браунинг, беретта? Вы мне покажете?
– Вот еще, глупости какие, – ответила Светлана Андреевна, на всякий случай еще раз проверив, все ли пуговицы костюма застегнуты. – Молод ты еще и… и неженат. Сейчас мы еще кое-куда заедем, ненадолго, но там тебя уже не я провожать буду, в машине подожду. В ГУМ, говоришь, еще заехать надо будет?
– И в Военторг, отцу рубашку купить.
– Тетенька, дайте попить, а то так есть хочется… верно о тебе меня предупреждали: редкостный нахал. Но ладно, заедем куда тебе надо, время еще есть. А ты все же постарайся посерьезнее быть: с тобой сейчас хочет поговорить сам товарищ Сталин. И если ты и его до бешенства доведешь, то я тебя лично пристрелю, ты понял?
– Чего уж тут непонятного. Но чтобы меня пристрелить, вам придется пиджачок-то опять расстегнуть… я согласен.
– Ты меня до бешенства довести хочешь?
– Нет, вы же за рулем. А вот когда вы к нам в деревню приедете…
– Помолчи пять минут, ладно? Я хотела сказать: заткнись. Вот прямо сейчас и заткнись, и пока я тебя обратно на аэродром не привезу, рот больше не открывай, договорились? Вот и отлично…
Глава 4
Поздно вечером, а скорее всего уже ночью Андрей Андреевич вошел в кабинет Иосифа Виссарионовича. Это визит был согласован еще вчера, поэтому Андрею Андреевичу не пришлось ждать в приемной ни минуты – а когда он закрыл за собой дверь, Сталин, махнув рукой в сторону стоящего у стола кресла, сел напротив и произнес:
– Ну, теперь ты рассказывай, что у вас там на заседании произошло. А то мне уже столько о нем рассказали, что я уже жалею, что сам его не посетил.
– Ну что рассказывать-то? Оно и длилось пару минут всего. Шарлатан этот – тот еще артист! Зашел, нахамил Никитке – заслуженно, кстати, в ответ на его хамство, но ни слова невежливого не говоря, Никита впал в ступор, а пока он пытался сообразить, что мальчишке ответить, Шарлатан его очень аккуратно макнул мордой в дерьмо и, не дожидаясь ответа, сказал «всем спасибо за помощь» и ушел. И больше ничего и не было. То есть Никита заорал, мол что этот мальчишка себе позволяет, хотел вскочить, за мальчишкой побежать и в морду ему дать, что ли, но я его удержал: увидел эту, Уткину, в расстегнутом пиджаке и сказал, что мальчика ГБ охраняет. Вот и всё.
– Совсем все?
– О заседании – совсем всё. А после заседания… знаешь, я сразу два дела сегодня открыл, по заявлениям Шарлатана этого. Первое – о грубейшем нарушении партийной дисциплины и введению в заблуждение КПК путем предоставления сфабрикованных документов, а второе – о принуждении советских граждан к нарушению законодательства.
– А чем тебя в заблуждение-то он ввел?
– Подсунул документы откровенно липовые. В частности, по заводу этому: там было написано, что товарищ Чугунова самовольно установила на заводе сокращенные смены, умышленно приводящие к невыполнению планов… вот, смотри: написано, что на заводе при двухсменной работе приказом главного инженера Чугуновой работа ведется только с восьми утра и до восьми вечера при часовом перерыве на обед. Так оно и есть, но он наверняка знал, что это как раз одна четырехчасовая и одна семичасовая смены для мальчишек.
– А может, и не знал…
– Поэтому и дело открыл, выясним, знал он или не знал. Еще им в КПК представлен документ о том, что Чугунова, пользуясь служебным положением в обкоме, проживая в пятикомнатной квартире в Горьком самовольно захватила лучшую квартиру в Ветлуге. Это я уже проверил, телефон – очень полезное изобретение, и оказалось вот что: она проживала в служебной квартире от обкома, которую ей предоставили в связи с семейным положением, и ее уже сдала к тому моменту, когда из обкома уходила, а в Ветлуге ей квартиру вообще Шарлатан купил – причем сама Чугунова об этом факте не знает.
– Как купил? Взятку, что ли…
– Нет. Он за свои деньги оплатил срочное изготовление какой-то специальной опалубки, без которой такое здание выстроить невозможно. Деньги-то ему потом вернули, но он уговорил архитектора изменить немного проект, и в доме две очень непростых квартиры появилось – но сделал это, заранее обговорив, что одну их этих двух квартир Чугуновой и предоставят. Между прочим, более чем за год до того, как Чугунова в обкоме работать перестала, еще до того, как она диплом в институте защитила! То есть условием-то было… – Андрей Андреевич рассмеялся, пролистал свои записки, – ага, вот: «в случае, если у директора строящегося завода или главного инженера будет трое и более детей, предоставить им о