Несмотря на то что его труд при тщательном изучении оказался несостоятельным, усилия Броуна-Секара не пропали даром. Помимо армии шарлатанов, которых они породили в последующие десятилетия, они дали импульс и серьезным исследованиям ученых, совершенно справедливо поверивших, что в интуитивной догадке Броуна-Секара есть рациональное зерно и ключ к повышению потенции и увеличению мышечной массы таится в выделениях половых желез – нужно лишь найти способ воздействовать на них. Таким образом, заблуждения профессора послужили началом многих исследований в области изучения половых желез, приведших к таким фундаментальным открытиям, как получение и синтез тестостерона в тридцатые годы, вызвавшим, в частности, увлечение гормональной терапией вплоть до применения анаболиков. Из желудя, брошенного в почву Броуном-Секаром, вырос могучий дуб.
Однако в годы, непосредственно последовавшие за открытием Броуна-Секара, ученые, несмотря на весь свой энтузиазм, не знали, как подступиться к этой области знания и терялись в догадках. Согласно одной гипотезе, ошибкой Броуна-Секара считалось применение им эмульсии – якобы слишком слабой. Может быть, стоит использовать сами железы. Опыты шли один за другим, наращивая обороты, соперничество лучших умов становилось все ожесточеннее, вызвав перед мировой войной настоящий шквал открытий.
Вскоре после начала работы в редакции журнала Американской медицинской ассоциации Моррис Фишбейн столкнулся на одной из чикагских улиц с профессором Иллинойского университета, специалистом в области генитальной хирургии и урологии Лидстоном. Лидстон был известен широтой своих интересов и огромным количеством написанных им книг самого разного содержания: от узкоспециальных научных работ до романов, таких как «Покер Джим» и «За кальяном». «Мы немного поболтали, – вспоминал Фишбейн, – а затем он сказал: – Протяни руку и пощупай меня здесь». Он распахнул пальто, расстегнул рубашку и прижал мою руку к своим ребрам с одного и другого боков. С каждой стороны я нащупал по шесть и более желваков. Я спросил его, что это такое. «Яички», – ответил он. Стремясь помолодеть, он трансплантировал себе под кожу ткань, взятую из человеческих тестикул».
Начиная с эксперимента Броуна-Секара, многие занялись пересадкой желез животных – одного низшего вида другому. Но Лидстон совершил скачок: он первым трансплантировал тестикулы человека человеку. «Без всякой мысли о героизме, – писал он, – но побуждаемый всего лишь практическими соображениями: во-первых, уверенностью в несправедливости подвергать кого-либо возможным опасностям, сопряженным с подобным экспериментом; во-вторых, не желая уступить коллегам пальму первенства в этой области, я принял решение сделать операцию на себе». Таким образом, он выступил, по выражению «Нью-Йорк таймс», «необычным триединством, став хирургом, пациентом и клиническим наблюдателем в одном лице».
Найти донора, что многие посчитали бы затруднительным, оказалось просто благодаря содействию доктора Лео Стенли, главного врача тюрьмы Сан-Квентин в Калифорнии. Три-четыре казни через повешение в год давали отличную возможность свободного изъятия у сравнительно молодых мужчин их органов. После первой операции на себе Лидстон продолжил свои эксперименты с заключенными. Обработанные солевым раствором тестикулы казненных преступников пересаживались другим заключенным, обычно приговоренным на большие сроки без права на условно-досрочное освобождение. По сведениям доктора Стенли, многие из оперированных продемонстрировали улучшение. Семидесятидвухлетний Марк Уильямс, до пересадки страдавший старческим слабоумием, через пять дней после операции воспрянул духом до такой степени, что смог понимать шутки.
Действенность прорывного изобретения, по уверениям Лидстона, простиралась за сферу сексуального омоложения. Не только его волосы, как он говорил, из седых опять стали черными, но и опыты с преступниками доказали: имплантация тестикул не просто замедляет старение мозга, а запускает процесс в обратном направлении. Научная пресса, включая журнал Медицинской ассоциации, широко и одобрительно освещала его достижения. Вдохновленный Лидстоном, доктор Стенли начал собственные эксперименты и в последующие годы пересадил или ввел при помощи инъекции тестикулярный материал, взятый как у животных, так и у людей, шестистам сорока трем заключенным и тринадцати врачам. О своих головокружительных открытиях он подробно рассказал в журнале «Эндокринология». (Стенли принадлежит и еще одна самостоятельная теория о том, что склонностью к преступлениям чаще обладают люди, физически непривлекательные, и их преступления являются своеобразным способом мести этому миру. Выдвинув свою теорию, Стенли предложил программу пластических операций по исправлению дефектов носа у заключенных.)
Несмотря на громкие голоса многочисленных разоблачителей, уверения, подобные вышеизложенным, на время зажигали радостью и энтузиазмом сердца сообщества. Доктор Макс Торек, часто общавшийся в Чикаго с Лидстоном, говорил, что тот «пылал огнем увлеченности, в которой уже было что-то от фанатизма», и то же самое можно было наблюдать и у двоих крупнейших последователей омоложения посредством половых желез, которые выступили тогда на авансцену.
Как и Лидстон, современному миру они неизвестны, не столько будучи забытыми, сколько вычеркнутыми, вырезанными из истории, сброшенными в пропасть оруэлловской беспамятной дыры. Имена других передовых ученых того времени, таких как Пастер или мадам Кюри, сохранились в истории и памяти поколений. Окруженные ореолом святости, они получили признание как первопроходцы, родоначальники в своих областях науки. Но ни один из современных экспериментаторов в области омоложения (продления жизни, достижения практического бессмертия – в наши дни это называется по-разному) не желает украсить свою приемную портретами основоположников, поскольку заблуждения последних были столь велики, что даже простое упоминание их имен способно лишь отвратить потенциального клиента, исторгнув из его груди крик ужаса. И тем не менее они тоже имеют право занять свое место в истории науки. Ошибаясь, они проложили путь тем, кто оказался прав. За свою ошибку они боролись с храбростью, не меньшей, чем проявляли пророки более удачливые, борясь за свою правду. А в науке, как и в любви, очень трудно порой провести четкую грань между верой и сумасбродством.
Русский по происхождению доктор Серж Воронофф стал гражданином Франции, обосновавшись в Париже, где возглавил лабораторию физиологии в «Коллеж де Франс». Человек, обладавший, как выразился один из его приятелей, «магнетическим обаянием», Воронофф был шести футов и четырех дюймов роста, отличался неуемным воображением, а его интерес к деятельности желез и долголетию появился еще в 1898 году. Во время практики в Египте его часто приглашали ко двору хедива Аббаса II, где он оказывал медицинскую помощь и некоторым евнухам гарема властителя. Это были люди толстые и нездоровые. «Они рано седели, – писал Воронофф, – и редко доживали до старости… Не являлось ли это катастрофическим следствием утраты ими тестикул?» Если так, рассуждал он, то не разумно ли видеть причину так называемого нормального старения в угасании деятельности и изношенности половых желез, то есть локальном процессе, который может оказаться обратимым?
Он принялся за опыты. Для начала он пересадил тестикулы ягненка престарелому барану и обнаружил, по его словам, что шерсть животного стала гуще, а половой инстинкт пробудился вновь. Изыскания Вороноффа были прерваны Первой мировой войной. Доктор много ездил, леча раненых, изобретая способы подсадки собственной ткани (примененная им техника подсадки пациенту собственной кости использовалась впоследствии не один десяток лет) и заменяя обгоревшие куски кожи кусками околоплодного пузыря. Но вскоре его, как сирена, поманил к себе мир животных, и на этот раз вовсе не овец.
«Смею утверждать, – заявил он после ряда экспериментов, – что обезьяна превосходит человека по части крепости тела, совершенства органов и отсутствия в них дефектов, наследственных и приобретенных, от которых страдает большая часть человечества».
Путь представлялся ясным. В 1914 году он, впервые использовав в качестве донора обезьяну, пересадил ее щитовидную железу «мальчику, страдавшему идиотизмом». Операция, как сообщалось, оказалась столь успешной, что «мальчик вскоре стал нормальным и был признан годным к армейской службе». Теперь Воронофф не сомневался в том, что именно железы низших приматов таят в себе ключ к обретению, если не вечной молодости, то чего-то весьма ей близкого. По его расчетам, обезьяньи яйца должны были обеспечить мужчине здоровье и активность на срок в полторы сотни лет, после чего организм попросту ломался бы, как одноконная повозка. Оставалось только закрепить успех доказательствами.
В то же самое время другая звезда в области омоложения, доктор Эйген Штейнах из Вены, в поисках заветной чаши святого Грааля, выбрал для себя иную дорогу. Будучи профессором Института биологии, Штейнах наряду с Фрейдом, Малером, Райхом и Витгенштейном вращался в кругу самых уважаемых членов венского общества. Обладая, по словам одного из его коллег, «внешностью Юпитера, он выделялся роскошной бородой неподражаемо тициановского отлива». Эгоистичный, раздражительный, горевший огнем паранойи, с годами все усиливавшейся, он увлекался верховой ездой, любил одежду ярких тонов и знал, как обратить на себя внимание, по крайней мере по мнению многих, отмечавших его заслуги и рукоплескавших при виде его.
По сравнению с экзотичным замыслом Вороноффа или множественными пересадками тестикул Лидстона, метод Штейнаха был прост. Опыты на крысах убедили австрийца в том, что юность можно вернуть «наложением лигатур на протоки» – вазэктомией. Тогда, согласно теории Штейнаха, «выделяющийся при эякуляции секрет, не находя себе выхода, хлынет обратно, мощно воздействуя на мужской организм чем-то наподобие парникового эффекта». (Спустя годы выяснилось, что неиспользованная семенная жидкость растворяется в моче.) Как и его соперники, Штейнах предъявил доказательства («Пациент чувствует себя молодым, энергичным, веселым и уже на закате лет полнится той же свежестью, что и в начале пути»), включая свидетельства о росте волос, улучшении зрения и излечении от многих недугов. И, о да, в проблемных случаях это «поднимало уровень мужской потенции». После триумфа в Европе имя Штейнаха вскоре после войны приобрело известность и в Штатах, у специалистов, когда в «Нью-Йорк медикал джорнал» его работа была названа большим достижением в борьбе со старческой дряхлостью.