Еще бы, ведь мы с ним соседи по книжной полке.
Каждый находит друзей где может.
Это другой вариант теории добрососедства.
Он пишет, как был потрясен, открыв для себя Шарлотту.
Это случилось в одном амстердамском музее,
Он тоже увидел ее совершенно случайно.
В тот день ему предстояла важнейшая встреча,
Но, стоя перед картинами, он начисто все забыл.
Я и сам покинул музей в шоковом состоянии.
Все окружающее вдруг потеряло значение.
Это крайне редкое чувство – быть всецело плененным,
Ощутить себя оккупированной страной.
И с течением дней это чувство не угасало.
Годы шли, я пробовал делать записи,
Неотрывно исследовал творчество этой художницы,
Цитировал, упоминал Шарлотту во многих своих романах,
Пытался начать эту книгу бессчетное множество раз.
Но как это осуществить?
И должен ли я в ней присутствовать?
И нужно ли делать из этой жизни роман?
В какую же форму облечь мне мое наваждение?
И я начинал, примеривался так и эдак и сразу бросал,
Не в силах сложить хотя бы две фразы подряд.
Я чувствовал, что застреваю на каждом последнем слове
И уже не могу продолжать,
Ощущая буквально физически странное чувство удушья.
Мне был нужен размеренный ритм, чтоб свободно дышалось.
И однажды я понял, как нужно об этом писать.
Часть четвертая
1
Скоро в жизни Шарлотты произошло значительное событие,
И событие это – мужчина.
Альфред Вольфзон.
Невозможно сказать, был он красив или невзрачен:
Такая внешность, как у него, – это вопрос без ответа.
Неоспоримо одно: Альфред притягивал все взгляды.
Ему стоило появиться, как смотрели лишь на него.
А сейчас попытаюсь его описать в процессе ходьбы,
Когда, взмокнув от пота, он идет пешком через весь Берлин.
У него на руках заболевшая мать и сестра-инвалид,
А денег на жизнь взять негде.
Он не имеет права работать преподавателем пения,
И ему осталось только одно – обратиться в Kulturbund —
Ассоциацию взаимопомощи, детище Курта Зингера.
Вот единственный человек, способный ему помочь.
Как всегда опоздав, он ворвался к Зингеру в кабинет,
Бормоча невнятные извинения,
Возбужденно размахивая руками.
Исхудавшее тело болталось в слишком широком пальто.
Несмотря на комичный вид посетителя, Зингер не улыбнулся:
Альфред – незаурядная личность.
Он странен, непредсказуем, но одарен многогранным талантом,
Стал создателем новых теорий в области техники пения.
Голос нужно уметь извлекать из глубин своего существа.
Почему, например, младенцы способны кричать часами,
И при этом их связки ничуть не страдают?
Необходимо определить источник этого свойства,
Безбоязненно погрузившись в то, что заложено в человеке.
Возможно, что все это связано также со смертью.
Альфред вызывал сочувствие, все стремились ему помочь.
Вот и Курт, поразмыслив, придумал решение:
От великой певицы Паулы Саломон ушел педагог по вокалу.
Он работал с ней долгие годы, но теперь отказался,
Поневоле прервал их занятия.
У бедняги не было выбора —
Ему пригрозили расправой, если будет работать с еврейкой.
Их последний урок стал мучительной пыткой,
Они молча расстались в дверях, навсегда.
По прошествии нескольких дней в ту же дверь позвонили.
Вероятно, пришел педагог от Зингера.
Слава богу, хоть раз он вполне пунктуален.
Паула пригласила его войти.
Не успев даже снять пальто и поздороваться,
Альфред воскликнул: какая честь!
Его комплимент был приятен Пауле,
Теперь она слышала комплименты все реже и реже,
Ей почти уже не давали выступать перед публикой,
Лишили права на аплодисменты.
Но все же над голосом нужно работать:
Она ведь вернется на сцену, конечно вернется.
Альфред устремился прямо к роялю,
Обгоняя Паулу, как будто он у себя дома.
Коснулся клавиш и лишь после этого скинул пальто.
Обернувшись к хозяйке, взглянул ей в глаза
И, помолчав, разразился взволнованным монологом:
Вы должны работать со мной, это просто необходимо!
Прежде, в самом начале карьеры, вы пели значительно лучше,
Но, привыкнув к успеху, избаловались.
Взять последнюю запись: ужасно! Вы поете как автомат!
Откровенно скажу: исполнение ваше бездушно.
Вы чертовски талантливы, но этого мало.
Я намерен сделать из вас величайшую в мире певицу.
Метод мой – это переворот в искусстве вокала.
Вы это скоро увидите… то есть услышите…
Он долго еще разглагольствовал перед изумленной Паулой.
Да что он себе позволяет?!
Как может так дерзко и самодовольно судить?!
Однако в его утверждениях крылась толика правды.
Паула сама ощущала, что относится к музыке
слишком рассудочно.
Так в чем же тут дело?
Неужто во всем виновата политика?
Или долгий успех притупил ее самокритичность?
Но теперь, когда этот юнец предложил ей помочь, она растерялась.
Никто до сих пор не бросал ей в лицо столько безжалостных истин.
Альфред между тем рисковал, притом крупно —
Ведь он очень нуждался в работе.
Это сущее безрассудство – так обращаться с певицей.
Паула могла б его попросту выгнать.
Кто он такой, чтобы ее осуждать?
А он продолжал свою речь, бегая по гостиной
И заложив руки за спину.
Когда же он наконец замолчит?
Паула собралась его прервать, сказав:
Хватит, я уже поняла,
То есть ей бы хотелось так поступить, но это, увы, невозможно:
Похоже, Альфред решил высказать все, что у него накипело,
Приняв близко к сердцу миссию, которую, кстати, ему
пока не доверили.
И Пауле стало вдруг ясно, что возражать просто глупо.
Каким бы нелепым ни был Альфред, он желает ей только добра,
Стремится лишь к одному – внушить ей свои убеждения.
Она подняла было руку, желая прервать его речь,
Но тщетно: Альфред продолжал вещать.
Паула даже не все понимала в этом потоке слов.
Эта сцена напомнила ей известный курьез с Бахом.
Наконец-то Альфред заметил воздетую руку Паулы
И внезапно умолк.
Оглушенная всем услышанным, певица сказала
Почти через силу:
Приступим к занятиям завтра же утром.
Жду вас в десять часов.
2
И вот началась напряженная творческая работа.
Каждое утро Альфред и Паула сходились у рояля.
В это время Альберт был занят своими больными,
А Шарлотта писала автопортреты —
Технику автопортрета изучали сейчас в Академии.
Альфред, обаятельный, эксцентричный,
Стал истинным утешением для Паулы.
Его безбрежная эрудиция потрясала,
Их беседы длились часами.
Альфреда буквально преследовал миф об Орфее.
Кстати, он начал книгу на этот сюжет
И неотступно думал о сошествии в адскую бездну.
Возможно ль, чтоб кто-то вернулся из этого хаоса?
Дабы понять его наваждение, мы обратимся в прошлое.
Едва ему стукнуло восемнадцать, Альфреда погнали на фронт.
Он хотел сбежать и исчезнуть, но назад пути уже не было:
Все мужчины в то время стали солдатами.
И он угодил в самый ад.
Узнал, что такое страх.
Стоишь в тумане, отступление запрещено,
Дезертирам грозит расстрел,
А тучи все ниже и ниже.
Вспученная земля пропахла смердящими трупами,
Пейзаж напоминал сцену из Апокалипсиса.
Альфред, как и Отто Дикс, полагал, что война – дело рук Сатаны[10].
В атаке полег почти весь его полк,
И среди изувеченных тел
Ему чудилось, будто и сам он давно уже мертв,
И все же в нем что-то по-прежнему билось упрямо, —
Да, верно, это биение сердца в груди,
А уши терзала боль —
Взрыв повредил барабанные перепонки,
Но несмотря на это, он смутно услышал чей-то призыв…
Иль то были предсмертные хрипы?
Альфред открыл глаза – значит, он еще жив? —
И увидел рядом с собой умирающего солдата,
Несчастный молил о помощи.
Но в этот момент Альфред заметил фигуры вдали:
Видно, к ним приближались французские пехотинцы,
Наверное в поисках выживших – чтоб их прикончить.
Альфред был не в силах помочь товарищу,
Ничего поделать не мог.
Спасти его было нельзя
И пришлось оставить на месте.
Он все равно бы погиб.
Сам он заполз под чей-то труп
И затаился, едва дыша.
Сколько времени он пролежал под мертвым?
Этого он не помнил,
Когда германский патруль подобрал раненых немцев,
Альфред уже был без сознания.
Его отвезли в Берлин. Очнувшись, он не узнал даже мать.
И в этом беспамятстве прожил год.
Так девятнадцатый год выпал из жизни.
Он утратил дар речи, не выходил из больниц
Вместе с товарищами по несчастью
И лишь много позже решил для себя, что нужно забыть этот ад,
Главное – не оборачиваться, как обернулся Орфей.
Но вдруг в средоточии мрака возникла мелодия,
Тихо, едва различимо, —
Это к нему возвращался голос.
И понемногу Альфред начал петь.
Теперь жизнь и музыка были неразделимы.
И он бросился в пение, чтобы выжить.
Как бросаются в воду, стремясь умереть.
3
Благодаря Альфреду Паула достигла заметных успехов.
Теперь певица всецело ему доверяла,
Позволяла собою командовать, терпела все его грубости.
Он мог ее оборвать посреди исполнения,
Обвинив в нарушении темпа,
А она лишь смеялась в ответ.
Эта миссия захватила его целиком.
Как точней описать его чувства?
Скажем так: наконец он обрел место в жизни,