— Некоторые ваши соображения, Уотсон, безусловно, очень ценны, — заметил он, не повышая тона, — но я всё-таки глубоко убеждён, что пока не нужно подключать полицию. И всё же… — Он вытянул руку, останавливая мою попытку перебить его. — И всё же, мне представляется, тут будет нелишним компромисс.
— Компромисс? Что вы имеете в виду?
— Вот что: в Ротерхит я поеду один, а вы останетесь здесь, однако в оговорённое время свяжетесь с Лестрейдом. Вы расскажете ему всё, от начала до конца, отойдёте на безопасное расстояние, пока он не перестанет изрыгать пламя, а потом сопроводите его и его войско констеблей на причал Соломона в Ротерхите.
— Я по-прежнему считаю, что одному вам идти нельзя. Слишком опасно.
— Опасность — часть моего ремесла, — резко парировал Холмс. — Ну как, устраивает вас такой компромисс?
— Да уж, похоже, выбора у меня нет.
Холмс приподнял бровь:
— Похоже?
Поколебавшись, я кивнул:
— Хорошо.
— Вот и умница, — похвалил мой друг, хлопнув меня по плечу. — Я знал, что смогу на вас положиться. Ну, время к восьми. Мне нужно переодеться и доехать до Ротерхита, то есть в цеху типографской компании «Орёл» я окажусь вскоре после девяти. Свяжитесь с Лестрейдом около десяти — тогда у меня будет пара часов до вашего прибытия вместе с подкреплением.
— Не подведу.
— Спасибо.
Через десять минут я пожимал руку Холмса — он стоял в дверях нашей гостиной, готовый к отбытию.
— Только заклинаю, будьте сегодня особенно осторожны, — попросил я, крепче стискивая его ладонь.
Он кивнул.
— Буду. Буду.
На лице его промелькнула хмурая улыбка, а потом он исчез.
Я вернулся в кресло у камина, и меня объяло чувство всепоглощающей тоски. В дальнем уголке мозга зашевелилась мысль: напрасно я отпустил Холмса в эту опасную экспедицию, согласиться на компромисс было с моей стороны глупостью и слабостью. Я завёл часы, глянул на них. Четверть девятого. Может, плюнуть на все слова Холмса, сесть в кэб и отправиться прямиком в Скотленд-Ярд? Побуждение было едва преодолимым, но я знал, что не поддамся ему. Я дал Холмсу слово, а за все годы нашей дружбы я ещё ни разу не нарушил обещания. И не время сейчас начинать.
Я попытался отвлечься — полистал роман, но слова стояли перед глазами, отказываясь складываться во что-то осмысленное. Мысли мои то и дело возвращались к баронессе и к гигантской крысе. Все попытки возвести стену и огородить мозг от этих безрадостных мыслей заканчивались тем, что стена рушилась. Я в раздражении отбросил книгу. Рука потянулась к графину, но я тут же её отдёрнул. Сегодня мне как никогда понадобится ясная голова.
Я принялся расхаживать по комнате, время от времени выглядывая в окно. На Бейкер-стрит зажглись фонари, лужицы неяркого янтарного света растеклись по тротуарам. Я ещё раз посмотрел на часы. Стрелка едва переползла за половину девятого. Возникло искушение их потрясти — а вдруг остановились? — однако тут я заметил, как секундная стрелка неустанно движется по кругу. Итак, Холмс ушёл всего каких-то четверть часа назад!
Я снова сел — нервы так и трепетали — и стал ждать.
Через некоторое время усталость всё-таки взяла своё, да и тепло от камина оказало ей содействие: я задремал. К реальности и к полной ясности мыслей меня вернул внезапно раздавшийся за дверью стук тяжёлых шагов — кто-то стремительно поднимался по ступеням. Я едва успел встать, как дверь распахнулась и вошёл Майкрофт Холмс. Лицо его было красным и мокрым от пота, грудь вздымалась как кузнечные мехи. В левой руке он сжимал газету. Лишь через несколько секунд он отдышался и смог заговорить.
— Где он? — воскликнул Майкрофт, бухнувшись в ближайшее кресло. — Господи, Твоя воля, где?
Глава восемнадцатаяЛогово врага
Майкрофт Холмс устремил на меня взгляд проницательных голубоватых глаз.
— Ну же, Уотсон, я задал вам очень простой вопрос, — проговорил он ворчливо, всё ещё отдуваясь.
— Отправился на поиски баронессы, — ответил я напрямую, тем не менее всё ещё не понимая, что открыть, а что сохранить в тайне.
Майкрофт гневно вытаращил глаза.
— Я знал! Я так и знал! Мой братец вечно играет по одним правилам — своим собственным. Я же просил его сообщать обо всех новостях, связанных с этим делом. — Он в отчаянии воздел руки. — И что? Ничего он мне не сообщил. А вместо этого отправился неизвестно куда, рискуя жизнью и ставя под удар всю страну, — и всё лишь потому, что он закоренелый индивидуалист.
— Он хотел как лучше.
— Ну ещё бы! Как лучше для него. Знаете, Уотсон, вы тоже в этом виноваты. Вы его ближайший друг. Вы могли его переупрямить, убедить в его неправоте…
— Я, честное слово, пытался… — начал я смущённо.
Никогда ещё не видел Майкрофта в состоянии подобной ажитации. Обычно-то он был уравновешенным, собранным человеком, источавшим спокойную уверенность в себе, сейчас же было видно, как он потрясён и растерян.
Несколько секунд он не спускал с меня пристального взгляда; потом черты его смягчились, к нему, по крайней мере частично, вернулось прежнее самообладание.
— Ну конечно же пытались, Уотсон. Примите мои извинения. Уж кто-кто, а я должен знать: если Шерлоку что взбрело в голову, его не переупрямит и всемогущий Иегова. И я совершенно уверен: сам-то он считает, что действует во всеобщих интересах. Я всего лишь сожалею о том, что он не сообщил мне о последних событиях. Вместо этого я вынужден узнавать от одного из наших агентов, что «мистер Холмс вернулся домой». Дело в том, что у нас есть новость. — Он протянул мне газету, которую с самого прихода так и сжимал в руке. — Она вышла на связь.
При этих словах я похолодел, в сердце заполз липкий, мучительный страх.
— Можно взглянуть?
Майкрофт развернул газету и протянул её мне.
— В середине колонки объявлений, за подписью Крысолова, — сказал он без всяких эмоций, голос его успел вернуться к обычному тону и тембру.
Нужное объявление я отыскал почти сразу. Оно гласило:
В связи с преждевременным отбытием из-под нашего попечительства известного лица мы считаем необходимым приступить к действиям раньше, чем предполагали. Плата, в золотых слитках, должна быть готова к передаче завтра вечером. Время и место сообщим дополнительно. В целях обеспечения безопасности не предпринимать никаких действий в течение двадцати четырёх часов после передачи.
— Она приковала нас цепью к столбу, будто медведя, Уотсон. Теперь любая попытка перечить ей приведёт к катастрофе.
— То есть вы всё-таки решили платить?
Майкрофт провёл большим платком по влажному лбу.
— Я только что провёл два часа на Даунинг-стрит, обсуждая ситуацию с премьер-министром и некоторыми членами кабинета. Отмахнуться от её требований — слишком большой риск. Мы пока не сумели установить её местонахождение, мы ничего не слышали от Шерлока. При сложившихся обстоятельствах правительство не видит иного выхода.
— Но это же чудовищно! У вас нет никаких гарантий, что, получив выкуп, баронесса откажется от мысли осуществить свою угрозу.
Майкрофт мрачно кивнул.
— Знаю. Если бы у Шерлока появилась хоть одна реальная зацепка…
— Она появилась.
— Как?!
— Он выяснил, где находится её штаб-квартира.
— Тогда пусть великие боги попытаются ответить, почему он молчит. — Майкрофт сардонически усмехнулся и ответил сам: — Понятно почему. Собрался действовать самостоятельно.
Я кивнул.
— Но в десять часов я должен уведомить обо всем Лестрейда.
— Знаете что, доктор, расскажите-ка мне всё от начала до конца.
Пока я пересказывал Майкрофту наши последние приключения, Шерлок Холмс добрался до Соломон-роуд в Ротерхите. Расплатившись с кэбменом, он сделал вид, будто направляется в паб на углу, однако просто слился с тенью у входа и стоял там, пока цоканье лошадиных копыт не затихло вдали. Только после этого он вышел на улицу и направился к своей цели.
Соломон-роуд — длинная мрачная улица в фабричном районе, вокруг ни жилых домов, ни магазинов, ни пешеходов. Стояла тёмная ночь, бледная луна изнывала в темнице тяжёлых туч с рваными краями, в воздухе висела завеса мороси.
Через пять минут Холмс оказался рядом с типографской компанией «Орёл» — её окружал высокий деревянный забор, увенчанный спиралью из колючей проволоки. Забор был увешан объявлениями — рекламой всевозможной продукции, в центральной части находились крепкие глухие железные ворота, над которыми красовалась вывеска с названием фирмы, выведенным причудливой вязью. Холмс вытащил из кармана пальто фонарик и осмотрел замок: тот был покрыт ржавчиной. Стало ясно, что воротами не пользовались с тех пор, как типография закрылась, а это заставляло предположить существование другого входа, возможно потайного.
Холмс прошёл дальше, до самого конца забора, который упирался в склад зерна, тоже окутанный тьмой. Оглянулся, окинул весь забор взглядом — никаких намёков на какой бы то ни было вход. Медленно, осторожно он двинулся обратно. Когда миновал ворота, внимание его привлёк тротуар, блестевший под мелким дождём. В сточной канаве скопилась грязь, образовав мягкий спуск с проезжей части на тротуар. В одном месте, под прямым углом к тротуару, в грязи отпечатались две узкие колеи, разделённые промежутком примерно в пять футов. Холмс позволил себе улыбнуться. То были следы колёс экипажа, и они, судя по всему, вели к забору. Хотя предположение, будто экипаж может преодолеть глухой деревянный барьер, выглядело совершенно неправдоподобным, Холмс пришёл к выводу, что следы эти что-нибудь да значат.
Он вновь вытащил фонарик и осмотрел забор. На вид тот был вполне обыкновенным и безобидным, однако когда Холмс опёрся на него всем весом, грубые доски чуть дрогнули и подались. Холмс посветил фонариком вдоль забора, луч упал на рекламу «Омолаживающего эликсира Хорнунга». Холмс тут же заметил, что этот плакат куда новее остальных. Он не был заляпан грязью, типографская краска не выцвела. Его стоило осмотреть внимательнее. Однако висел плакат немного выше человеческого роста, добраться до него было непросто. Холмс огляделся и заметил деревянный ящик на дру