Холмс с удивлением посмотрел на брата.
— И ее семья хочет, чтобы я поехал и нашел ее в Сан-Франциско?
Майкрофт пожал плечами, словно для Холмса это ровным счетом ничего не значило.
— Сейчас у тебя нет дел, не так ли? Кроме того, ты никогда не видел Штаты.
— Мне нравились почти все американцы, с которыми я встречался, однако это не значит, что мне хочется посмотреть на их страну.
Холмс подошел к окну, заложив руки за спину, затем неожиданно обернулся.
— Не вижу никакой необходимости туда ехать. С этим определенно могут справиться и местные власти.
— Я же сказал тебе, что это довольно деликатная проблема, — произнес Майкрофт раздраженно. — Даже если это какой-то розыгрыш, то газеты сразу же уцепятся за него.
Холмс смотрел на него некоторое время, затем резко спросил:
— Высокопоставленный друг, это кто?
— Принц Уэльский. Семья попросила его в качестве личного одолжения. А он попросил меня обратиться к тебе.
— А почему он предположил, что я заинтересуюсь? — Холмс спросил жестким голосом с нескрываемым раздражением.
Майкрофт недовольно покосился на меня, затем решил, что у него нет выбора, кроме как довериться и мне.
— Несколько лет тому назад, несмотря на брак с принцессой Александрой, у принца была связь с другой женщиной. Если об этом станет известно, то подымется скандал, как после той связи с ирландской актрисой в шестьдесят первом году. Но леди не стала преследовать его, она скромно хранит молчание, особенно принимая во внимание ее возраст в то время. Ей было двадцать два, принцу сорок девять. Он любил ее и до сих пор любит в воспоминаниях, но для нее разрыв прошел сравнительно легко. Она стала оперной певицей, и потом ее пригласили в «Ла Скала». Я полагаю, вы ее встречали впоследствии, это Ирэн Адлер. Пропавшая женщина — это ее сестра, Леона.
Неожиданно лицо Холмса посерело.
— Извини за мою невнимательность. Как только ты сказал, что хочешь пощадить меня, то мне сразу следовало догадаться, кого ты имеешь в виду. Но я не знал, что у Ирэн Адлер есть сестра.
— Ты немногое знал о ней, — сказал Майкрофт с сожалением в голосе. Интонация его походила на типичную интонацию старшего брата, поучающего младшего.
Теперь настал черед Холмса наполнить стакан бренди.
— Сочувствие делает тебе честь, но оно вовсе не так уж необходимо. Расскажи мне о сестре.
— Леона была всего лишь на два года моложе Ирэн, и во многом они очень похожи. Обе они красавицы, у обоих было много поклонников и обе интересовались музыкой. К несчастью, на этом сходства заканчиваются. У Ирэн был талант, а Леона обладала приятным голосом и только, хотя честолюбия ей было не занимать. Ирэн оставила Нью-Джерси и подалась на континент — делать себе имя. Леона отправилась в Штаты, где ожидала благосклонного приема не столь разборчивой публики и менее критически настроенных обозревателей. Она так и не вернулась. С годами ее письма становились все более краткими, приходили реже и наконец, как я уже сказал, вовсе перестали поступать.
— Значит совершенно ясно, что она хотела порвать отношения со своей семьей.
— Возможно. Но ее близкие до сих пор хотят найти ее и удостовериться в том, что с нею все в порядке.
— Она никогда не просила послать ей денег?
— Это бессмысленно — ее родители небогаты.
Холмс некоторое время размышлял.
— У вас есть ее письма?
Майкрофт похлопал по боковому карману своего сюртука.
— Я осмелился прочитать их. Отличительная их черта — отсутствие определенности. Однажды говорится о возможном браке, а после об этом ни слова.
В глазах Холмса неожиданно замерцал какой-то огонек.
— У нее есть наследство?
Майкрофт покачал головой.
— Я же сказал, что семейство Адлеров небогато. Единственное их наследство — две дочери.
Он поднялся с кресла.
— Этим вечером у меня назначена встреча с принцем. Что мне ему сказать?
— Что я не нахожу это интересным случаем.
— Но ты ведь не отказываешься?
Холмс замялся, затем кивнул. В дверях Майкрофт обернулся и сказал:
— Все ваши расходы будут оплачены, а награда предоставлена вне зависимости от результатов. В следующий вторник в Бостон отправляется пакетбот «Новые Гебриды». При новых быстрых трансконтинентальных поездах вам потребуется не больше недели, чтобы достичь Сан-Франциско. Путешествие не будет обременительным; новые спальные вагоны, как я полагаю, весьма удобны, — он задержался в дверях. — Принц будет премного благодарен, Шерлок.
Холмс поднял бокал.
— За Бога, страну и принца Эдуарда.
«И в память об Ирэн Адлер», — подумал я.
Как только Майкрофт ушел, Холмс сел в кресло и долго смотрел сквозь окно на туман. Я понимал, что его брат задел раны, затянувшиеся много лет назад. Себе я налил совсем немного бренди и сел напротив, из вежливости храня молчание.
Неожиданно он одним залпом осушил свой бокал и повернулся ко мне с улыбкой на лице:
— Насколько я помню, Уотсон, вы провели некоторое время в Америке, в этом же самом городе. Это был тысяча восемьсот восемьдесят третий год, не правда ли? Или тысяча восемьсот восемьдесят четвертый?
— С ноября восемьдесят четвертого по конец весны восемьдесят пятого. У меня была небольшая практика на Пост-стрит.
Я постарался развеселить его.
— Вам на пользу пойдут перемены, Холмс. Сан-Франциско приятный город, есть где отвлечься от грустных мыслей.
Тут уже при целом потоке грустных воспоминаний замолчал я.
— Значит, вы не против повидать его еще раз? — Холмс в третий раз за время разговора набил табаком свою трубку. — Ваш напарник может на некоторое время заняться вашей практикой; в Лондон мы вернемся самое большее через два месяца.
— Лучше вам не просить меня ехать! — возразил я. — В том городе мне не о чем вспоминать, кроме как о грустном!
Мой неожиданный порыв удивил Холмса, и мне показалось, что лучше ему все объяснить.
— Я там встретил свою первую жену, Холмс. Она работала сестрой в госпитале для военных моряков. Мы горячо полюбили друг друга и через две недели поженились. А через два месяца она скончалась от холеры.
— Простите, Уотсон, — пробормотал он. — Я не знал, вы мне никогда об этом не говорили.
— Я предпочитаю никому не говорить об этом, — сказал я холодно.
Мы продолжали сидеть в тишине, погрузившись каждый в свои воспоминания и поглядывая на туман за ставнями. Первый раз в жизни мне захотелось попробовать семипроцентный раствор кокаина, чтобы заглушить старую боль хотя бы на один час. Наконец Холмс сказал:
— Дорогой мой Уотсон, без вас я не смогу поехать.
В его устах это звучало как мольба и я конечно же согласился. Три недели спустя мы уже сидели у камина в Палас-отеле в Сан-Франциско, попивая херес и слушая стук копыт по мостовой, позвякивание колокольчиков фуникулера и завывание сирены в гавани, предупреждающей корабли о тумане. Любопытно, что газовые фонари на улицах Сан-Франциско представляют собой такие же бесполезные пятна света, как и в Лондоне.
Комната наша была обставлена превосходно, а обеденный зал отеля мог посоперничать с любым лондонским рестораном. Мы провели здесь большую часть недели, обедая за счет принца Эдуарда, но, увы, к разгадке тайны исчезновения Леоны Адлер так и не приблизились.
Холмс расстроенно повертел в руках трубку — он не мог найти свой любимый сорт табака в этом городе.
— Вы сказали, Уотсон, что этим утром вы собираетесь пойти в дом, где, судя по рассказам, Леона Адлер снимала жилье в последний раз, а вместо этого, как я вижу, просматривали местные газеты.
Я посмотрел на него с удивлением.
— Хозяйки не было дома, я поговорил с двумя жильцами — довольно бандитского вида, — и они ничего мне не сказали о Леоне Адлер. Но как вы узнали, что я читал газеты?
— Я не мог не обратить внимание на ваш жилет и рукава. Эти небольшие бумажные волокна могли прилипнуть к ним только от соприкосновения с газетами. А ваши обшлага, Уотсон, — они потемнели от типографской краски, пока вы перелистывали сотни страниц!
Я посмотрел на свои рукава и жилет, потом поспешно принялся стряхивать с них бумажные волокна.
— Приведете себя в порядок после, Уотсон. Скажите сначала, что вы обнаружили?
Я вытащил из кармана заметки, поправил очки и подошел ближе к свету.
— Леона Адлер впервые выступила на сцене «Опера-Хаус» второго октября тысяча восемьсот восемьдесят четвертого года. Она пела арии из опер «Богема» Пуччини и «Травиата» Верди, а также исполняла партию Арсацеи из «Семиранды» Россини. Судя по отзывам, публика встретила ее не более чем вежливо. Критики были еще менее расположены к ней, особенно в роли Арсацеи.
Холмс беспокойно посмотрел на меня.
— Это партия контральто, и она, вне всякого сомнения, взялась за нее потому, что та была в репертуаре Ирэн. Не забывайте о соперничестве между ними, Уотсон. Статья была большая?
Я подумал о том, какое это может иметь отношение к делу.
— Насколько я помню, целая колонка. Тогда она только что приехала в город, и о ней хотели узнать поподробнее.
— А после этого?
Я полностью смутился.
— Отзывы были различные, Холмс. Временами лучше…
— Я имею в виду размер статей, Уотсон!
— Похоже, они становились короче и короче; потом я вовсе не мог их найти.
Холмс нахмурился.
— Значит, зал театра становился все более пустым. Кто бы ни был ее импресарио, он не захотел бы платить за пустые места — люди, разводящие птиц, всегда следят за рыночной стоимостью своих канареек. Можно предположить, что ее поездка в Сан-Франциско окончилась неудачей. У нее не было ни внешних данных, ни таланта сестры и, в противоположность нашему представлению об американском Западе, местную аудиторию не назовешь культурно отсталой. Жители Сан-Франциско считаются наиболее избалованными; здесь гастролируют лучшие актеры и певцы страны. Боюсь, что Леона Адлер недооценила этот город.
Я посмотрел на свою последнюю запись.