По возвращении в нашу уютную гостиную на Холмса вновь напало уныние. Пока я сидел у камина и с наслаждением курил, он достал скрипку и принялся извлекать из нее какую-то невразумительную мелодию, без сомнения, собственного сочинения. Поначалу звучание было резким и негармоничным, но постепенно мелодии становились более приятными. Наконец он перешел на рождественские гимны. Я прикрыл глаза, полностью погрузившись в мастерскую игру Холмса и слушая умиротворяющие мелодии, посвященные стародавней истории младенца Иисуса, родившегося в хлеву. Приятно было думать, что в эту пору рождественских праздников мы с Холмсом внесли свою скромную лепту в общее благополучие.
Перед тем как отправиться спать, Холмс зашел в свою спальню и вернулся с двумя пакетами, которые вручил мне.
– Полночь уже миновала. Это для вас, Уотсон, – небольшие рождественские сувениры, – молвил он.
– Ах, благодарю вас, Холмс, – удивленно воскликнул я, разворачивая подарки.
В одном пакете была коробка моего любимого табака, а в другом большая записная книжка в красном кожаном переплете, с моими инициалами, оттиснутыми в золоте, в правом нижнем углу.
– Это для вашей хроники по делу Дракулы, – объяснил Холмс. – История, для которой мир еще не подготовлен, поэтому ваши записи не должны пока разглашаться.
Я кивнул в знак согласия.
– Поскольку сейчас время подарков, примите, пожалуйста, это с наилучшими пожеланиями, – сказал я, доставая из ящика бюро небольшой пакет и вручая его Холмсу.
– Спасибо, Уотсон, – произнес он, развернув подарок и увидев, что это очередная трубка для его коллекции. – Пенковая трубка. Такую я еще не пробовал. Буду предвкушать первую утреннюю затяжку, а сейчас я порядком устал, так что пожелаю вам спокойной ночи.
Взволнованный этой встречей, я совсем не хотел спать, поэтому налил себе бренди и уселся к камину, наблюдая за пролетающими мимо окон снежинками и размышляя над необычайными событиями, которыми завершилось наше недавнее приключение. А потом, в ранние часы рождественского утра 1888 года, я принялся заносить в новую тетрадь с красным кожаным переплетом первые записи ужасающей истории, которую я решил озаглавить «Шерлок Холмс идет по кровавым следам».
Шерлок Холмс и дело о папирусе
Пролог
Судьба с изумительной причудливостью создает череду событий, которые изначально на первый взгляд как будто бы совершенно не связаны между собой, и только потом, по прошествии времени, понимаешь, что они, словно звенья, соединяются в цепь. Мой друг Шерлок Холмс отличался удивительной проницательностью. Он мог не только обнаружить подобную неочевидную связь между событиями, но и предсказать, как они будут развиваться в дальнейшем. Вне всякого сомнения, важная способность для детектива. Однако в деле о папирусе даже ему поначалу не удалось усмотреть связи между странной чередой происшествий, втянувших нас в расследование одного из самых сложных дел, с которыми нам доводилось сталкиваться.
Чтобы рассказать об этом деле во всех подробностях, мне придется обратиться к записям в моем дневнике, которые я сделал примерно за год до убийств и кражи папируса. Первое звено в цепи событий было выковано в начале мая, в год возвращения Холмса из заграницы, после всего того, что случилось в Рейхенбахе. Насколько я помню, все началось во вторник. На дворе стояла мрачная, пасмурная погода, пришедшая на смену солнечному дню, радовавшему нас накануне, и наводившая на мысль о том, что мы обманулись в наших ожиданиях и весны ждать еще долго. Б́ольшую часть дня я провел в своем клубе, где играл в бильярд с Тарстоном. Ушел я оттуда в пять вечера, когда хмурый день уже сменялся не менее угрюмым вечером. Вернувшись домой на Бейкер-стрит, я плеснул в бокал бренди – некую компенсацию себе за то, что проигрался в пух и прах, после чего сел у камина напротив Холмса. Мой друг, машинально листавший газету, вдруг со вздохом швырнул ее на пол и небрежно обратился ко мне:
– Скажите, Уотсон, не хотели бы вы составить мне компанию сегодня вечером? – Несмотря на скучающий тон, которым был задан вопрос, от моего внимания не ускользнула озорная искорка, на мгновение мелькнувшая в глазах Холмса. – Видите ли, мне назначена встреча в Кенсингтоне. Там мне предстоит пообщаться с мертвыми.
– Ну конечно же, друг мой, – с легкостью согласился я и, хлебнув бренди, вытянул ноги у огня.
Бесстрастность, с которой я произнес эти слова, показалось Холмсу забавной.
– Браво, Уотсон, браво! – тихо рассмеялся он. – А ведь мое предложение вас заинтриговало! Сильно заинтриговало, но вы и виду не подали! Вы стали куда сдержаннее.
– Мне есть у кого поучиться сдержанности.
Холмс изогнул брови в деланном изумлении.
– Впрочем, существует и другое объяснение моей реакции на ваши слова, – язвительно добавил я. – Все дело в том, что я начал привыкать к сюрпризам, что вы мне преподносите, и нелепостям, которые принужден от вас выслушивать.
– Нелепостям… – сияя, повторил за мной Холмс и потер руки. – Ну и ну! И тем не менее только что я сказал вам чистую правду.
– Значит, вы настаиваете на том, что собираетесь пообщаться с мертвыми? – недоверчиво спросил я.
– Я, друг мой, собираюсь принять участие в спиритическом сеансе.
– Вы что, шутите? – не поверил я своим ушам.
– Разумеется, нет. Ровно в половину десятого вечера у меня назначена встреча с мистером Юрайей Хокшоу, медиумом, предсказателем-ясновидцем и духовным наставником. Он заверил меня, что попытается установить контакт с духом моей любезной почившей тетушки Софи. Отчего же мне не захватить с собой на сеанс друга?
– Я и не подозревал, что у вас была тетка… Холмс, вы ведь неспроста собрались на этот сеанс?
– Вы, как всегда, проницательны, – ухмыльнулся Холмс и кинул взгляд на часы, которые извлек из кармана жилетки. – Ага, времени как раз, чтобы привести себя в порядок перед выходом. Ну, так как? Пойдете со мной или нет?
Некоторое время спустя, когда мы уже ехали в грохочущем экипаже по окутанным сумраком лондонским улицам, Холмс наконец соизволил внятно объяснить, зачем ему понадобился спиритический сеанс.
– Я хочу оказать услугу своему брату Майкрофту. У него есть друг, сэр Роберт Хайт, у которого недавно в кораблекрушении погиб сын. Сэр Роберт души не чаял в сыне, и его смерть стала страшным ударом. И вот представьте себе, едва только душевная рана стала заживать, как к безутешному отцу является этот самый Хокшоу и заявляет, что ему удалось вступить в контакт с духом сына сэра Роберта.
– Что за вздор!
– Я полностью разделяю ваше возмущение, Уотсон. Однако несчастного отца тоже можно понять. Он инстинктивно ухватился за Хокшоу, словно утопающий за соломинку. Когда человек находится в отчаянном положении, ему свойственно забывать о логике и рассудке, на смену которым приходят надежды и грезы. Насколько я понимаю, этот жулик Юрайя Хокшоу оказался весьма убедительным.
– Жулик?
– Именно так считает Майкрофт. Хокшоу – один из многочисленных шарлатанов, которые дурачат доверчивых людей, устраивая нелепый спектакль и таким манером выманивая у них деньги. Майкрофт опасается, что в нашем случае дело может зайти слишком далеко. Хайт в курсе многих дел, являющихся государственной тайной. А кроме того, Майкрофт просто-напросто сочувствует бедолаге и не желает, чтобы того водили за нос и дальше.
– И какая же роль в этом деле отведена вам?
– Мне предстоит разоблачить медиума. Как говорится, сорвать с него маску и доказать, что он пройдоха и мошенник.
– И как же вы собираетесь это сделать?
– Полагаю, что это не составит особого труда. Я провел кое-какие изыскания и пришел к выводу, что есть достаточно много способов выводить подобных проходимцев на чистую воду. И уж поверьте мне, Уотсон, эти изыскания были весьма познавательными и доставили мне массу удовольствия. Например, в ходе них я нанес визит профессору Аврааму Джордану, специалисту по языкам индейцев Северной Америки. Для меня совершенно очевидно, что, если мы хотим как можно убедительней развенчать Хокшоу, его надо взять с поличным, иными словами, разоблачить во время спиритического сеанса, в присутствии несчастных жертв.
– Так, значит, сегодня вечером на сеанс придет и сэр Роберт?
– Именно. Стервятники собирают на сеансы несколько обманутых сразу – а потом начинается пир горой. Кстати, позвольте представиться. Меня зовут Амброз Трелони. Моя тетушка Софи почила чуть больше года назад. Нисколько не сомневаюсь, что сегодня вечером моя любезная тетя пришлет мне весточку с того света. – Холмс усмехнулся в темноте.
Надо сказать, что я не разделял энтузиазм моего друга. Разумеется, я ни на секунду не поверил в существование призраков и духов, испытывающих желание общаться с миром живых, но при этом я сочувствовал потерявшим своих близких несчастным, которые в поисках утешения, пусть даже иллюзорного, в отчаянии простирали руки во тьму. Насколько я понимал, Холмс не учитывал всю тяжесть удара, который постигнет несчастного отца при разоблачении мошенника. Мой друг думал только о себе и своих талантах, и это роднило его с шарлатанами, одного из которых он сейчас собирался вывести на чистую воду. Я же откинулся на спинку сиденья в раскачивающемся кэбе и погрузился в размышления. Я не мог не думать о моей милой, любимой Мэри, а также о том, чт́о был бы готов отдать за возможность вновь услышать ее нежный голос.
Прошло совсем немного времени, и мы уже катили по улицам Кенсингтона. Холмс заметил, с каким интересом я разглядываю из окошка кэба роскошные особняки, и понял, о чем я думаю.
– Да, Уотсон, общение с духами – дело на редкость выгодное. Мистер Хокшоу живет как настоящий богач.
Через несколько мгновений кэб остановился у большого особняка, возведенного в царствование одного из Георгов. «Порубежный дом» – значилось на латунной табличке, украшавшей ворота. Холмс расплатился с кэбменом и позвонил. Нам открыл высокий слуга-негр отталкивающего вида в плохо сидящем костюме. Он старательно приглушал свой резкий, грубый голос, словно ему приказали общаться с гостями исключительно шепотом. Приняв наши пальто, он проводил нас в «святилище» – мрачную комнату в задней части здания, озаренную мерцающими свечами. Когда мы вошли, навстречу нам шагнул сухопарый рыжеволосый мужчина лет пятидесяти.