– Я уверен, доктор Ватсон, что вы извините мне мою смелость, – сказал он, когда, запыхавшись, добежал до меня. Мы здесь на болоте люди простые и не ждем формальных представлений. Вы, может быть, слышали мое имя от нашего общего друга, доктора Мортимера. Я – Стэплтон из Меррипит-гауза.
– Я бы узнал вас по сетке и ящику, – ответил я, – потому что мне известно, что мистер Стэплтон натуралист. Но как вы узнали меня?
– Я был у Мортимера, и он указал мне на вас из окна своей операционной комнаты. Так как нам по пути, то я решил вас догнать и представиться вам. Надеюсь, что сэр Генри не чувствует себя хуже после путешествия?
– Он чувствует себя очень хорошо, благодарю вас.
– Мы все боялись, что после трагической смерти сэра Чарльза новый баронет не захочет жить здесь. Нельзя требовать от богатого человека, чтобы он похоронил себя в таком месте, но нечего говорить, что если он поселится здесь, то принесет большую пользу стране. Полагаю, что сэр Генри не одержим никакими суеверными страхами?
– Не думаю, чтобы это могло быть.
– Вам, конечно, знакома легенда о вражеской собаке, преследующей род Баскервилей?
– Слыхал о ней.
– Удивительно, насколько легковерны здешние крестьяне. Некоторые готовы поклясться, что видели подобную тварь на болоте.
Он говорил с улыбкой, но мне показалось по его глазам, что он смотрит на дело серьезнее, чем хочет это показать.
– История эта сильно подействовала на воображение сэра Чарльза, и я не сомневаюсь, что она была причиной его трагической смерти.
– Но каким образом?
– Его нервы были настолько напряжены, что появление какой бы то ни было собаки могло произвести роковое действие на его больное сердце. Я думаю, что он в самом деле видел что-нибудь в этом роде в тисовой аллее в последнюю свою ночь. Я опасался несчастья, потому что очень любил старика и знал, что сердце его слабо.
– Почему вы это знали?
– От друга моего Мортимера.
– Так вы думаете, что какая-нибудь собака преследовала сэра Чарльза, и что он вследствие этого умер от страха?
– A вы можете объяснить его смерть как-нибудь иначе?
– Я не пришел еще ни к какому заключению.
– A мистер Шерлок Холмс?
От этих слов дыхание остановилось у меня в груди, но, взглянув на спокойное лицо и не мигающие глаза своего спутника, я увидел, что у него не было никакого намерения застать меня врасплох.
– Бесполезно нам, доктор Ватсон, притворяться, что мы вас не знаем, – сказал он. – Отчеты о вашем сыщике дошли до нас, и вы не могли его восхвалять без того, чтобы не сделаться самому известным. Когда Мортимер назвал мне вас, он не мог отрицать подлинности вашей личности. Если вы здесь, значит, мистер Шерлок Холмс заинтересован этим делом, и естественно, что мне любопытно узнать, какого он держится мнения.
– Опасаюсь, что я не в состоянии ответить на этот вопрос.
– Смею я вас спросить, сделает ли он нам честь своим личным присутствием?
– В настоящее время он не может покинуть Лондона. Его внимание поглощено другими делами.
– Какая жалость! Он мог бы пролить некоторый свет на то, что так темно для нас. Что же касается ваших расследований, то если каким-нибудь образом я могу быть вам полезен, то, надеюсь, вы будете располагать мною. Если бы я имел некоторые указания на свойства ваших подозрений или на способ, каким вы полагаете вести свои расследования, то, может быть, я и в настоящую минуту мог бы оказать вам помощь или подать совет.
– Уверяю вас, что я здесь просто в гостях у своего друга сэра Генри и не нуждаюсь ни в какой помощи.
– Прекрасно! Вы совершенно правы, желая быть осторожным и сдержанным. Я поделом проучен за то, что непростительно навязчив, и обещаю вам больше не упоминать об этом деле.
Мы дошли до пункта, где узкая поросшая травою тропинка, отделившись от дороги, вилась по болоту. Вдали поднимался крутой холм, усыпанный валунами; с правой стороны он был в далеком прошлом изрыт каменоломнями, а передней своей стороной смотрел на нас темным утесом, поросшим по скважинам папоротником и терновником. Из-за дальней вершины вилась серая струйка дыма.
– Несколько шагов по этой болотной тропинке, и мы в Меррипит-гаузе, – сказал Стэплтон. – Не пожертвуете ли вы часом своего времени, чтобы я мог иметь удовольствие представить вас своей сестре?
Моею первою мыслью было, что я должен быть возле сэра Генри. Но я вспомнил о кипах бумаг и счетов, которыми был усеян его стол. Он не нуждался в моей помощи для их разбора. A Холмс настоятельно просил меня изучить соседей на болоте. Я принял приглашение Стэплтона, и мы свернули на тропинку.
– Удивительное место это болото, – говорил он, оглядывая кругом волнистую поверхность, длинные зеленые гряды с гребнями зубчатого гранита, подымавшимися в виде фантастических пенящихся волн. – Болото никогда не может надоесть. Вы не можете себе представить, какие удивительные тайны оно хранит. Оно так обширно, так пустынно и так таинственно.
– Так оно, значит, хорошо вам знакомо?
– Я живу здесь только два года. Местные жители назовут меня новопришельцем. Мы приехали сюда вскоре после того, как поселился здесь сэр Чарльз. Но, подчиняясь своим вкусам, я исследовал эту местность и думаю, что немногие знают ее лучше меня.
– Разве ее так трудно изучить?
– Очень трудно. Посмотрите, например, на большую плоскость на север от нас с причудливыми холмами, как бы выступающими из нея. Вы ничего не находите в ней замечательного?
– Это редкое место для хорошего галопа.
– Естественно, что вы так думаете. И такое мнение стоило многим людям жизни. Видите яркие зеленые пятна, разбросанные по ней?..
– Да, они имеют вид более плодородных мест.
Стэплтон рассмеялся.
– Это большая Гримпенская трясина, – сказал он. – Неверный шаг, и человеку ли, животному ли грозит смерть. Еще вчера я видел, как одна из болотных лошадок пропала в ней. Я долго видел ее голову, высовывавшуюся из болота, но, в конце концов, оно засосало и ее. Даже в сухое время тут опасно ходить, а после осенних дождей это ужасное место. Между тем, я могу добраться до самой середины этой трясины и вернуться оттуда живым и невредимым. О, Боже! Вот еще одна из этих несчастных пони!
Что-то бурое каталось и подпрыгивало в зеленой осоке. Затем показалась вытянутая вверх и судорожно корчившаяся шея, и над болотом пронесся страшный предсмертный стон. Я похолодел от ужаса, но нервы моего спутника были, по-видимому, сильнее моих.
– Исчезла! – сказал он. – Трясина поглотила ее. Две лошади в два дня, а может быть, и гораздо более, потому что они в сухое время привыкают ходить туда и только тогда узнают об опасности, когда трясина завладеет ими. Да, скверное место – большая Гримпенская трясина!
– И вы говорите, что можете ходить по ней?
– Да, есть одна или две тропинки, по которым может пробежать очень ловкий человек. Я их нашел.
– Но зачем вам ходить в такое отвратительное место?
– Видите вы там вдали эти холмы? Они представляют собою острова, окруженные со всех сторон бездушной трясиной, медленно подползшей к ним в течение многих годов. На этих холмах находятся редкие растения и бабочки, и надо уметь добраться до них.
– Я когда-нибудь попробую свое счастье.
Он посмотрел на меня с удивлением.
– Бога ради, выкиньте из головы такую мысль! Ваша кровь падет на мою голову. Уверяю вас, что вы не имели бы ни малейшего шанса вернуться оттуда живым. Я могу добраться туда только при помощи запоминания очень сложных примет.
– Это что такое?! – воскликнул я.
По болоту пронесся протяжный низкий стон, невыразимо печальный. Он наполнил воздух, а между тем, невозможно было сказать, откуда он исходит. Начался он грустным шепотом и возрос до низкого рева, а затем снова затих в тихом меланхолическом звуке. Стэплтон посмотрел на меня с выражением любопытства на лице.
– Странное место болото, – сказал он.
– Да что же это такое?
– Крестьяне говорят, что это Баскервильская собака требует своей добычи. Я раза два слышал этот звук, но не так громко, как сегодня.
Я с дрожью в сердце посмотрел на громадную равнину, испещренную зелеными пятнами. Ничто не шевелилось на этом обширном пространстве, за исключением двух ворон, громко каркавших на одной из вершин позади нас.
– Вы человек образованный, – сказал я. – Не верите же вы такой бессмыслице? Как вы думаете, какая причина такого странного звука?
– Болота издают иногда необычайные звуки. Происходят они или оттого, что земля садится, или оттого, что вода поднимается, а может быть, и от чего-нибудь другого.
– Нет-нет, это был живой голос.
– Может быть. Слыхали вы когда-нибудь, как ревет выпь?
– Нет, никогда.
– Это очень редкая птица, исчезнувшая ныне из Англии, но на болоте все возможно. Да, я бы не удивился, если бы оказалось, что слышанный нами звук был рев последней выпи.
– Это самый странный звук, какой я когда-либо слыхал в жизни.
– Да, во всяком случае, это необыкновенное место. Посмотрите на тот склон холма. Что вы о нем думаете?
Весь крутой склон был покрыт серыми каменными кругами; их было, по крайней мере, штук двадцать.
– Что это такое? Ограды для овец?
– Нет, это жилища наших почтенных предков. Доисторические люди густо населяли болото, и так как никто с тех пор не живет здесь, то мы находим нетронутыми все их приспособления к жизни. Это их вигвамы, с которых снесли крыши. Вы можете даже увидеть их очаги, если полюбопытствуете войти туда.
– Но ведь это целый город. Когда и кем он был населен?
– Древним человеком. Время неизвестно.
– Что он делал?
– Он пас свои стада на этих склонах и научился раскапывать олово, когда медный меч начал заменять каменную секиру. Посмотрите на эту большую выемку. Это его работа. Да, доктор Ватсон, вы найдете много любопытного на болоте. Ах, простите меня! Это, наверное, циклопида…
Через тропинку пролетела муха или моль, и в один момент Стэплтон бросился за нею с необыкновенною энергией и быстротой. К ужасу моему, насекомое летело прямо по направлению к трясине, но мой новый знакомый, не останавливаясь, прыгал за нею с кочки на кочку, и в воздухе развевалась его зеленая сетка. Серый костюм и неправильные зигзаги прыжков делали его самого похожим на гигантскую моль. Я стоял, пристально следя за охотой с чувством восхищения перед его необыкновенной ловкостью и испытывая страх, что он может оступиться на предательской трясине, как вдруг услыхал за собою шаги и, обернувшись, увидел возле себя на тропинке женщину. Она пришла с той стороны, где струйка дыма указывала на местоположение Меррипит-гауза, но неровности болота скрывали ее, пока она не подошла совсем близко.