означает нечто иное, как букву Е. Как вам известно, в английском языке чаще всего встречается буква Е, и она настолько чаще всех остальных попадается, что в короткой даже фразе можно ожидать, что встретишь ее несколько раз. Одна из пятнадцати фигурок первого послания повторялась четыре раза, и потому естественно было заменить ее буквой Е. Правда, что в некоторых случаях к этой фигурке был приделан флаг, а в других нет, но по тому, как эти флаги были распределены, казалось вероятным, что они служили для разделения фразы на слова. Я принял это как гипотезу и отметил, что Е изображается фигуркой:
Но затем появилось препятствие в расследовании. После буквы Е порядок повторяемости остальных букв алфавита вовсе не определен и среднее преобладание какой-нибудь буквы в печатном листе может оказаться совершенно обратным в короткой фразе. В общем, буквы по их преобладанию стоят в следующем порядке: Т, А, О, I, N, S, Н, R, D и L; но Т, А, О и I почти одинаково часты, и пробовать всевозможные их комбинации, пока не добьешься смысла, было бы бесконечной задачей. Поэтому я стал ожидать нового материала. Во второй свой визит мистер Гильтон Кебитт передал мне еще две короткие фразы и одно извещение, которое казалось одним словом, так как в нем не было ни одного флага. Вот эти фигурки. В единственном слове мне уже известны были два Е на втором и четвертом месте слова в пять букв. Это слово могло быть «sever», «lever» или «vever». Не может быть и вопроса в том, что самое верное слово как ответ на послание было «never» (никогда), и обстоятельства указывали на то, что это был ответ, написанный дамой. Признав это правильным, мы можем сказать, что фигурки
обозначают N, V и R. А все-таки я еще находился в большом затруднении, но счастливая мысль навела меня еще на несколько букв. Мне пришло в голову, что, если эти послания идут, как я ожидал, от кого-нибудь, кто был близок даме в прежней ее жизни, то комбинация из двух Е, между которыми стоят три буквы, может прекрасно сойти за имя «Elsie» (Эльзи). Рассмотрев все послания, я увидел, что такая комбинация составляет окончание послания, которое три раза повторено. Это, конечно, было какое-нибудь воззвание к «Elsie». Таким образом, я получил буквы L, S и I. Но что же это было за воззвание? В слове, предшествовавшем «Elsie», было всего четыре буквы, и оно оканчивалось на Е. Слово это наверное должно быть «Соте» (приходи). Я подбирал все остальные слова из четырех букв, оканчивающиеся на Е, и не нашел ни одного подходящего к обстоятельствам. Итак, я еще узнал буквы С, О и М и был в состоянии снова приняться за первое послание; я разделил его на слова и поставил точки вместо неизвестных еще мне фигурок. Получилось следующее:
М.ERE..Е SL, NE.
Первая буква может быть только A (am – есть), что было очень полезным открытием, так как она встречается в этой короткой фразе три раза; также очевиден Н во втором слове (here – здесь). Когда я вставил эти буквы, вышло:
AM HERE А. Е SLANE.
Или же, заполнив очевидно недостающие буквы в имени, получается:
AM HERE ABE SLANEY.
(Я здесь Абэ Сленей).
После этого мне стало известно так много букв, что я уже мог с большей уверенностью приняться за второе послание, которое приняло у меня такой вид:
А. ELRI. ES.
Тут мог быть смысл только в том случае, если на пустые места поставить Т и G (at Elriges – в Эльриж) и предположить, что это название дома или гостиницы, в которой остановился пишущий.
Инспектор Мартин и я выслушали с напряженным вниманием и интересом полный и ясный отчет о результатах, каких добился мой друг, и благодаря которым преодолевались все затруднения.
– Что же вы сделали затем? – спросил инспектор.
– Я имел полное основание предполагать, что этот Абэ Сленей американец, так как Абэ американское уменьшительное имя, и так как письмо из Америки положило начало всем тревогам. Я также имел полное основание подозревать, что в деле замешана преступная тайна. Намеки женщины на ее прошлое и ее нежелание довериться мужу указывали на это. Поэтому я телеграфировал своему приятелю Вильсону Харгэву из Нью-Йоркского полицейского управления, который не раз пользовался моим знакомством с лондонскими преступлениями. Я спросил его, знакомо ли ему имя Абэ Сленея. Вот его ответ: «Самый опасный злодей в Чикаго». В тот же вечер, когда я получил этот ответ, Гильтон Кебитт прислал мне последнее послание от Сленея. Подставив под известные мне значки буквы, я получил:
ELSIE.RE.ARE ТО MEETTHVGO.
Прибавка P и D дополнили послание, доказавшее мне, что мерзавец перешел к угрозам (Эльзи, приготовься встретить своего Бога), а мое знакомство с чикагскими разбойниками заставило меня опасаться, что он очень быстро приведет свои слова в действие. Я тотчас же приехал со своим другом и товарищем, доктором Ватсоном, в Норфольк, но, к несчастью, опоздал: случилось самое худшее.
– Большое счастье быть вашим товарищем при ведении дела, – от души произнес инспектор. – Но извините меня, если я буду с вами откровенен. Вы ответственны только перед самим собою, я же должен дать ответ своему начальству. Если этот Абэ Сленей, живущий на Эльрижской ферме, действительно убийца, и если он бежал, пока я тут сижу, то меня ожидают серьезные неприятности.
– Вам нечего беспокоиться. Он не станет делать попыток к побегу.
– Откуда вы это знаете?
– Бегство значило бы признание.
– Так отправимся арестовать его.
– Я с минуты на минуту ожидаю его сюда.
– С какой стати он придет сюда?
– Потому что я ему написал, чтобы он пришел.
– Но это невероятно, мистер Холмс! Почему он явится на ваше приглашение? Оно скорее может возбудить его подозрения и заставить бежать.
– Мне кажется, что я сумел дать письму должную редакцию, – ответил Шерлок Холмс. – А вот, если не ошибаюсь, и сам этот господин идет по дороге.
Действительно, какой-то человек шел по дорожке, ведущей к подъезду. Это был высокий, красивый, смуглый брюнет, одетый в костюм из серой фланели, в широкополой соломенной шляпе, с щетинистой черной бородой и большим, характерным орлиным носом; он на ходу размахивал тростью. Он развязно шел по дорожке, точно место это принадлежало ему, и мы услышали его громкий, уверенный звонок.
– Полагаю, господа, – спокойно произнес Холмс, – что нам лучше занять свои позиции за дверью. Имея дело с таким молодчиком, необходимо принять всевозможные предосторожности. Вам, господин инспектор, понадобятся ваши наручники. Вести разговор предоставьте мне.
Мы молча ждали с минуту, одну из таких минут, которую никогда не забыть. Затем дверь отворилась, и человек этот вошел в комнату. В тот же момент Холмс приложил револьвер к его виску, а Мартин надел ему наручники. Все это было сделано так быстро и так ловко, что преступник оказался беспомощным прежде, чем успел догадаться, что на него напали. Он взглянул на нас по очереди своими огненными черными глазами, а затем разразился горьким смехом.
– Ну-с, господа, на этот раз я сам попался. Нашла коса на камень. Но ведь я явился сюда по приглашению миссис Гильтон Кебитт. Не говорите, что она замешана в этом деле! Не говорите, что она помогла расставить мне ловушку!
– Миссис Гильтон Кебитт серьезно ранена и находится на пороге смерти.
Сленей издал хриплый отчаянный крик, который раздался по всему дому.
– Вы с ума сошли! – свирепо воскликнул он. – Он ранен, а не она. Кто бы осмелился поднять руку на крошку Эльзи? Я мог, прости Господи, ей угрожать, но не покусился бы ни на единый волос ее прелестной головки. Возьмите свои слова назад! Скажите, что она невредима!
– Ее нашли опасно раненою возле мертвого мужа.
Сленей с тяжелым стоном сел на скамейку и опустил лицо на закованные руки. Он пять минут просидел молча. Затем поднял голову и заговорил с холодным спокойствием отчаяния:
– Мне нечего скрывать от вас, господа. Если я выстрелил в мужа, то ведь и он стрелял в меня, а потому это нельзя назвать убийством. Если же вы думаете, что я мог поднять руку на эту женщину, то, значит, вы не знаете ни ее, ни меня. Говорю вам, что на свете не было мужчины, который бы так любил, как я люблю эту женщину. Я имел на нее права. Она была отдана мне много лет тому назад. Кто такой этот англичанин, что он осмелился встать между нами? Повторяю, что мне принадлежит первенство в правах на нее, и я требовал только своей собственности.
– Она вырвалась из-под вашего влияния, когда узнала, что вы за человек, – сурово возразил Холмс. – Она бежала из Америки, чтобы избавиться от вас, и вышла замуж за почитаемого всеми англичанина. Вы преследовали ее и превратили ее жизнь в муку с целью заставить ее бросить мужа, которого она любила и уважала, и бежать с вами, которого она боялась и ненавидела. Вы кончили тем, что убили благородного человека и заставили его жену пойти на самоубийство. Вот ваша роль в этом деле, мистер Абэ Сленей, и вы ответите за нее перед законом.
– Если Эльзи умрет, мне все равно, что бы ни случилось со мною, – ответил американец.
Он разжал одну руку и взглянул на скомканную записку, которая была зажата в ней.
– Послушайте, господин! – воскликнул он с внезапно вспыхнувшим в глазах подозрением. – Не пытаетесь ли вы запугать меня? Если она так опасно ранена, как вы говорите, то кто же написал эту записку?
Сленей бросил ее на стол.
– Я написал ее, чтобы вы пришли сюда.
– Вы ее написали? Нет никого на свете, помимо членов Союза, кто бы знал секрет пляшущих фигурок. Каким образом вы могли ее написать?
– То, что может выдумать один человек, может разгадать другой, – ответил Холмс. – А вот подъезжает кеб, чтобы доставить вас в Норвич, мистер Сленей. А пока вы имеете еще время несколько исправить причиненное вами зло. Известно ли вам, что миссис Гильтон Кебитт сама находилась под сильным подозрением в убийстве своего мужа, и что только мое присутствие здесь и некоторое знакомство мое с делом спасли ее от обвинения? Ваш долг относительно нее сделать ясным для всего света, что она никоим образом, ни прямо, ни косвенно, не ответственна за трагический конец своего мужа.