– Эй, кто там?! Стой! – воскликнул он, преграждая нам путь велосипедом. – Откуда у вас этот экипаж? Остановитесь! – крикнул он, выхватив револьвер. – Остановитесь, не то, клянусь честью, я застрелю лошадь!
Холмс бросил вожжи мне на колени и соскочил.
– Вас-то мы и ищем! Где мисс Виолетта Смит? – прямо и спокойно спросил он.
– Это я у вас спрашиваю. Вы в ее экипаже и должны знать, где она.
– Экипаж попался нам на дороге. В нем никого не было. Мы поехали назад, чтобы оказать помощь молодой девушке.
– Милосердый Боже! Что же мне делать?! – кричал в страшном отчаянии незнакомец. – Они ее похитили, проклятый Вудлей и негодяй-пастор. Идите, идите скорее за мной, если вы действительно ее друг. Помогите мне, мы спасем ее, хотя бы мне это стоило жизни.
Он бросился, как безумный, с револьвером в руке через один из проходов в живой изгороди. Холмс побежал вслед за ним, а я за Холмсом, оставив лошадь, которая щипала траву у дороги.
– Вот здесь они прошли, – сказал мой друг, указывая на многочисленные следы на влажной тропинке. – Эй! Стойте! Кто-то лежит там в кустах?
Это был парень лет семнадцати, в костюме конюха, в кожаных штанах и штиблетах. Он лежал на спине, согнув колени, с открытой раной на голове. Я осмотрел рану и нашел, что кости не повреждены.
– Это мой конюх, Петр, – воскликнул незнакомец. – Он вез ее на станцию. Негодяи сбросили его с козел и ранили. Оставим его здесь, ему мы все равно сейчас не можем помочь, но, быть может, нам удастся спасти ее от самого худшего, что только может случиться с женщиной.
Мы пустились бегом вдоль лесной тропинки и достигли уже кустарников перед домом, когда Холмс резко остановился.
– Они не вошли в дом. Вот их следы налево – вдоль кустов! Я так и думал!
В эту минуту из-за густого зеленого кустарника напротив нас раздались пронзительные женские крики – крики бешенства и ужаса. Вдруг крик смолк и сменился захлебывающимся храпом, как будто от удушения.
– Сюда! Сюда! – крикнул нам незнакомец. – Они в кегельбане! Он бросился через кусты.
– А, трусливые собаки! За мной, господа, за мной! Поздно! Слишком поздно! О, Господи!
Мы неожиданно очутились на красивой зеленой лужайке, окаймленной старыми деревьями. На противоположном конце ее, под мощным дубом, мы заметили странную группу из трех человек: женщину, едва державшуюся на ногах, почти без чувств; рот ее был завязан носовым платком. Против нее стоял молодой человек с жестоким лицом и рыжими усами. Широко расставив ноги и подбоченившись, он с торжествующим видом размахивал хлыстом. Между ними находился пожилой господин с седой бородой, в темном стихаре поверх светлого летнего костюма. Он, по-видимому, только что окончил обряд венчания, потому что, когда мы появились, как раз закрыл молитвенник и, похлопывая новобрачного по плечу, с веселым видом поздравлял его.
– Они обвенчаны! – вскрикнул я.
– Идите! – кричал наш проводник. – Идите же скорее!
Он побежал по лужайке, а за ним Холмс и я. Когда мы приблизились, мисс Виолетта пошатнулась и оперлась о дерево, чтобы не упасть. Бывший пастор насмешливо поклонился, а Вудлей с торжествующим видом пошел нам навстречу.
– Ты можешь снять бороду, Боб, – обратился он к нашему союзнику. – Я тебя хорошо знаю. Ну-с, ты пришел со своими приятелями как раз вовремя. Позвольте вам представить мисс Вудлей.
Наш проводник сорвал накладную бороду, посредством которой хотел оставаться неузнанным, и бросил ее на землю; мы увидели длинное, бледное, гладко выбритое лицо. Потом он поднял револьвер и направил его на молодого негодяя, который шел к нему, грозно размахивая хлыстом.
– Да, – сказал он, – я Боб Каррютсер, и спасу эту женщину, хотя бы попал за это на виселицу. Я тебя предупреждал, что я сделаю, если ты прибегнешь к насилию, и, клянусь Богом, сдержу свое слово!
– Ты опоздал. Она моя жена!
– Нет, твоя вдова.
Раздался выстрел, и сквозь жилет Вудлея брызнула кровь. Он описал круг на месте и с громким криком упал на землю; его красное лицо внезапно покрылось страшной бледностью. Старик в стихаре разразился потоком таких ругательств и проклятий, каких я еще никогда не слышал. Он тоже достал револьвер, но, прежде чем успел поднять его на высоту прицела, увидел дуло револьвера, направленное на него Холмсом.
– Довольно! – совершенно хладнокровно сказал мой друг. – Бросьте револьвер!.. Ватсон, поднимите оружие и приставьте ему ко лбу! Спасибо!.. И вы, Каррютсер, отдайте мне свое оружие. Не нужно больше насилия. Идите сюда и отдайте его!
– Да кто же вы такой?
– Меня зовут Шерлок Холмс.
– О, Господи!
– Как я вижу, вы слышали уже обо мне. До прибытия полиции я займу ее место… Эй, вы! – крикнул он слуге, прибежавшему в испуге на выстрел. – Идите сюда… Поезжайте, как можно скорее, во Фарнгэм. – Он написал несколько слов на листке из записной книжки. – Передайте эту записку полицейскому инспектору. До его прибытия вы все останетесь под моим надзором.
Своим решительным энергичным вмешательством Холмс подчинил всех присутствующих. По его распоряжению Вилльямсон и Каррютсер понесли раненного Вудлея в дом, а я подал руку перепуганной девушке. Раненого положили в постель, и Холмс попросил меня обследовать его. Когда я вернулся сообщить о результатах осмотра, Холмс уже был в старинной столовой, а оба пленника сидели перед ним.
– Он поправится, – сказал я.
– Что! – крикнул Каррютсер, вскочив со стула. – Так я дам ему вторую порцию! Чтобы эта девушка, этот ангел была на всю жизнь связана с таким негодяем?! Никогда!
– Об этом вам нечего беспокоиться, – сказал Холмс. – По двум основательным причинам этот брак ни в коем случае не может быть действительным. Во-первых, мы можем усомниться в законном праве мистера Вилльямсона…
– Я был посвящен, – крикнул старый негодяй.
– Да, но потом лишены сана.
– Все равно, пастор всегда остается пастором.
– Вряд ли. А как обстоит дело со свидетельством о согласии?
– Оно у меня в кармане.
– Значит, вы получили его хитростью. Но, во всяком случае, насильственное бракосочетание недействительно, и вы совершили серьезное преступление, в чем скоро убедитесь. Если не ошибаюсь, у вас будет около десяти лет поразмыслить об этом. Что касается вас, Каррютсер, то лучше было бы, если бы вы оставили свой револьвер в кармане.
– Теперь и я вижу, что вы правы, мистер Холмс. Но когда я подумал обо всех мерах предосторожности, принятых мною для ограждения этой девушки, то мысль, что она попала во власть такого человека, затемнила мой рассудок. Ведь я любил ее, мистер Холмс, и только теперь впервые почувствовал, что значит любовь. Да, я обезумел, потому что знаю, что Вудлей – самый наглый хвастун во всей Южной Африке, человек, имя которого приводит в ужас всех от Иоганнесбурга до Кимберли. Поверите ли, мистер Холмс, с тех пор, как эта девушка поступила ко мне, я ни разу не допустил, чтобы она одна проезжала мимо этого дома, где ее подстерегали эти негодяи, и всегда сопровождал ее на велосипеде. Я всегда держался на некотором расстоянии и надевал бороду, чтобы она не узнала меня, потому что эта порядочная и вполне приличная девушка ни за что не осталась бы у меня на службе, если бы узнала, что я езжу вслед за ней.
– Почему вы не предупредили ее об опасности?
– Потому что в таком случае она отказалась бы от места, а мне казалось, что я этого не перенесу. Хотя она и не могла меня полюбить, но все-таки для меня было утешением видеть ее милый образ и слышать звонкий голос.
– И вы называете это любовью, мистер Каррютсер? – сказал я. А, по-моему, это эгоизм.
– Быть может, но эти понятия так связаны, что не знаешь, где кончается любовь и начинается эгоизм. Как бы то ни было, я был не в силах с ней расстаться. Кроме того, при таком соседстве ей же было лучше иметь человека, который о ней заботится. Когда пришла телеграмма, я понял, что они начнут действовать энергично.
– Какая телеграмма?
Каррютсер вынул из кармана телеграмму.
– Вот она, – сказал он, передавая ее Холмсу.
В телеграмме было только два слова: «Старик умер».
– Гм! Теперь я вижу, – сказал Холмс, – где раки зимуют, и понимаю, почему после этой телеграммы они начали энергично действовать. Но пока мы здесь ждем, расскажите мне, что вы еще знаете.
Старый плут в стихаре снова начал ужасно ругаться.
– Клянусь Богом, – крякнул он, – если ты нас выдашь, Каррютсер, я поступлю с тобой так же, как ты поступил с Вудлеем. Относительно девушки можешь болтать, сколько тебе угодно, это твое личное дело, но если ты начнешь слишком откровенничать насчет твоих сообщников, то тебе придется очень плохо.
– Вашему преподобию нечего так волноваться, – сказал Холмс, закуривая папиросу. – Дело вполне ясное, и я спрашиваю вас из простого любопытства, желая узнать некоторые подробности. Если же вам неприятно мне отвечать, то я вам сам все расскажу, и вы тогда увидите, что еще осталось скрытым в вашей тайне. Во-первых, вы втроем, господин пастор, Каррютсер и Вудлей приехали из Африки…
– Первая ложь! – воскликнул старик. – Два месяца тому назад я еще никого из них не знал, а в Африке не был никогда в жизни. Значит, введение уже неверно, сверх хитрый джентльмен!
– Он говорит правду, – заметил Каррютсер.
– Ну, ладно. Вы двое приехали, а его преподобие возрос на родной ниве. Вы оба были знакомы с Ральфом Смитом и знали, что он недолго проживет, и что его племянница останется единственной наследницей его состояния. Не так ли, а?
Каррютсер кивнул головой, а Вилльямсон пробормотал проклятие.
– Она была, несомненно, его ближайшей родственницей, и вы знали, что он не оставит завещания.
– Он ведь не умел ни читать, ни писать, – заметил Каррютсер.
– Итак, вы приехали в Англию и разыскали девушку, условившись, что один из вас на ней женится, а другой получит свою часть из наследства. Не знаю, каким образом Вудлей был назначен ее мужем. Как это случилось?