Молодой человек сделал над собой усилие и посмотрел на нас, стараясь казаться спокойным.
– Вы, вероятно, сыщики? Вы воображаете, что я имею отношение к смерти капитана Питера Карея? Уверяю вас, что я невинен.
– Мы это увидим, – возразил Гопкинс. – Прежде всего, как вас зовут?
– Джон Хоплей Неличан.
Холмс и Гопкинс обменялись быстрым взглядом.
– Что вы тут делаете?
– Могу я говорить конфиденциально?
– Конечно, нет.
– А почему я обязан вам отвечать?
– Если у вас нет другого ответа, то вам придется плохо на суде.
Молодой человек насупился.
– Хорошо, я вам скажу, – проговорил он. – Почему и не сказать?.. А между тем, мне ненавистна мысль о том, что этот старый скандал снова оживет. Слышали вы когда-нибудь о Даусоне и Неличане?
Я видел по лицу Гопкинса, что он никогда не слышал о таковых, Холмс же казался очень заинтересованным.
– Вы разумнее западных банкиров, – сказал он. – Они обанкротились на миллион, разорили половину Корнаваллийского графства, и Неличан исчез.
– Именно. Неличан был мой отец.
Наконец-то мы получили в руки нечто определенное, а между тем, казалось, широкая бездна отделяла скрывающегося банкира от капитана Питера Карея, пришпиленного к стене его собственной острогой. Мы все напряженно слушали молодого человека.
– Это дело касалось, в действительности, только моего отца. Даусон удалился от дел. Мне в то время было всего десять лет, но я был достаточно взрослый, чтобы чувствовать срам и ужас всего этого. Говорили, что мой отец украл все ценности и бежал. Это неправда. Он верил в то, что, если бы ему дали время реализовать их, то все было бы хорошо, и всем кредиторам было бы уплачено полностью. Он отправился на своей яхте в Норвегию как раз перед тем, как был отдан приказ о его аресте. Я помню ту последнюю ночь, когда он простился с моей матерью. Он оставил нам список ценностей, которые взял с собой, и поклялся, что вернется с восстановленной честью, и что никто из доверившихся ему людей не пострадает. Ну, а после того мы уже больше не слышали о нем. И яхта и он исчезли бесследно. Моя мать и я думали, что и она и он находятся на дне океана. Однако же у нас был верный друг – делец, и он некоторое время тому назад выяснил, что некоторые из ценностей, которые отец взял с собой, снова появились на Лондонском биржевом рынке. Вы можете себе представить наше удивление. Я потратил месяцы на то, чтобы напасть на их след, и наконец, после многих уловок и трудов, я узнал, что человек, продававший их из первых рук, был капитан Питер Карей, собственник этого домика. Естественно, что я навел справки об этом человеке и узнал, что он командовал китоловным судном, которое должно было вернуться из Арктических морей как раз в то время, когда мой отец переправлялся в Норвегию. Осень того года была бурная и сопровождалась штормами с юга. Весьма возможно, что яхта моего отца была загнана ими на север и там встретилась с судном капитана Питера Карея. Если это так, то что сталось с моим отцом? Во всяком случае, если бы я мог выяснить, при помощи свидетельства Питера Карея, каким образом ценности попали на биржевой рынок, то это послужило бы доказательством, что отец не продал их и что, когда он брал их с собой, то не имел в виду никакой личной выгоды.
Я приехал в Суссекс с намерением повидать капитана, но именно в этот момент произошла его ужасная смерть. Я прочел в отчете следствия описание его каюты, согласно которому в ней сохранялись старые шканечные журналы. Мне пришло в голову, что если бы я узнал, что произошло в августе 1883 года на «Морском Носороге», то я мог бы проникнуть в тайну судьбы моего отца. Прошлой ночью я попытался добраться до этих шканечных журналов, но не мог открыть дверь. Сегодня я возобновил свою попытку, и она мне удалась, но я увидел, что страницы, относящиеся к этому месяцу, вырваны из книги. В этот-то момент я и очутился в ваших руках.
– И это все? – спросил Гопкинс.
– Да, все. – При этом молодой человек отвел глаза.
– Вы ничего больше не хотите сказать нам?
Он колебался.
– Нет, ничего.
– Вы не были здесь до вчерашней ночи?
– Нет.
– В таком случае, как вы объясните это? – воскликнул Гопкинс, показывая помятую записную книжку с начальными буквами имени нашего пленника на первом листке и кровяным пятном на переплете.
Несчастный молодой человек обессилел. Он опустил лицо на ладони и задрожал.
– Где вы ее нашли? – простонал он. – Я не знал. Я думал, что потерял ее в гостинице.
– Довольно, – сурово произнес Гопкинс. – Все, что вы имеете еще сказать, вы скажете на суде. Теперь вы пойдете со мной до полицейского пункта… Ну-с, мистер Холмс, я очень обязан вам и вашему другу, что вы приехали помочь мне. Как теперь оказывается, присутствие ваше было не нужно, я и без вас довел бы дело до такого удачного исхода; тем не менее, я очень вам благодарен. Для вас оставлены комнаты в гостинице, так что мы можем дойти вместе до села.
– Ну, Ватсон, что вы думаете об этом? – спросил Холмс, когда мы на следующее утро возвращались домой.
– Я вижу, что вы недовольны.
– О, нет, милый Ватсон, я вполне доволен. Вместе с тем, я не одобряю метода Стэнлея Гопкинса. Я разочарован в нем. Я ожидал от него чего-нибудь лучшего. Во всяком деле, следует принимать соответствующие меры. Это первое правило уголовного следствия.
– В чем же заключается правильный метод в данном случае?
– В том пути, который я принял в расследовании этого дела. Может быть, он нам и не даст ничего. Я не знаю. Но, во всяком случае, я пойду по этому пути до конца.
На Бейкер-стрит Холмса ожидало несколько писем. Он схватил одно из них, распечатал его и разразился торжествующим смехом.
– Превосходно, Ватсон. Выбранный мной путь, кажется, верный. Есть у вас телеграфные бланки? Пожалуйста, напишите две телеграммы: «Семнеру, пароходному агенту, Ратклифская дорога. Примите троих завтра десять часов утра. Базиль». Это мое имя в тех местах. Теперь другую телеграмму: «Инспектору Стэнлею Гопкинсу, 46 Лорд-стрит, Брикстон. Приезжайте завтра девять тридцать завтракать. Важно. Телеграфируйте, если не приедете. Шерлок Холмс». Ах, Ватсон, это проклятое дело преследует меня целых десять дней. Теперь покончу с ним раз и навсегда. Надеюсь, что завтра мы в последний раз услышим о нем.
Точный инспектор Стэнлей Гопкинс появился в назначенный час, и мы сели за превосходный завтрак, приготовленный миссис Хадсон. Молодой сыщик находился в повышенном настроении под влиянием своего успеха.
– Вы на самом деле думаете, что ваше решение задачи правильное? – спросил Холмс.
– Я не могу себе представить более законченного дела.
– Мне оно показалось не законченным.
– Вы удивляете меня, мистер Холмс. Чего еще можно требовать?
– Дает ли ваше объяснение ответы на все пункты?
– Несомненно. Я узнал, что молодой Неличан прибыл в Брамблетайскую гостиницу в самый день преступления. Он приехал под предлогом игры в гольф. Комната его была на нижнем этаже, и он мог уходить, когда ему вздумается. В эту самую ночь он отправился в Вудманс-Ли, виделся с Питером Кареем в его домике, поссорился с ним и убил его острогой. Затем, ужаснувшись того, что сделал, бросился вон, выронив записную книжку, которую принес с собой для того, чтобы расспросить Питера Карея об этих акциях. Вы, может быть, заметили, что некоторые цифры были отмечены знаками, а другие – большинство из них – нет. Те, что отмечены, найдены на Лондонском биржевом рынке; другие же оставались, вероятно, в руках Карея, и молодой Неличан, по собственным его словам, страстно желал их получить, чтобы честно расплатиться с кредиторами отца. После своего бегства из домика он не отваживался некоторое время появляться здесь, но, наконец, принудил себя это сделать для того, чтобы добыть нужные ему сведения. Кажется, это все просто и очевидно?
Холмс улыбнулся и покачал головой.
– Мне кажется, что на это существует одно только возражение, именно: такое объяснение физически нелепо. Пробовали ли вы проткнуть какое-нибудь тело острогой? Нет?.. Фи, дорогой сэр, вам, право, следует обратить внимание на эти детали. Мой друг Ватсон может вам сказать, что я потратил целое утро на такого рода упражнение. Это нелегкое дело и требует сильной привычной руки. Удар Черному Питеру был нанесен с такой силой, что острие оружия глубоко воткнулось в стену. Неужели вы воображаете, что этот малокровный юноша способен на такое страшное нападение? Такой ли он человек, чтобы напиваться ромом в обществе Черного Питера среди ночи? Его ли профиль был виден на занавеси за две ночи до убийства? Нет-нет, Гопкинс; мы должны искать другого, более страшного человека…
По мере того, как говорил Холмс, лицо сыщика все вытягивалось и вытягивалось. Все его надежды и вожделения рушились. Но он не хотел уступить без борьбы.
– Вы не можете отрицать, мистер Холмс, что Неличан был в домике в эту ночь. Записная книжка свидетельствует об этом. Кроме того, мистер Холмс, я схватил за руку своего человека. Что же касается вашего страшного человека, то где он?
– Мне кажется, что он на лестнице, – весело ответил Холмс. – Я думаю, Ватсон, что вы хорошо сделаете, если будете держать этот револьвер у себя под рукой.
Холмс встал, положил на другой стол исписанный лист бумаги и сказал: «Теперь мы готовы».
За дверью слышны были какие-то грубые голоса, после чего в комнату вошла миссис Хадсон и доложила, что три человека спрашивают капитана Базиля.
– Впустите их по одному, – попросил Холмс.
Первый вошедший был маленький человечек, как яблочко румяный и с мягкими белыми бакенбардами. Холмс вынул из кармана письмо.
– Ваше имя? – спросил он.
– Джемс Ланкастер.
– Мне очень жаль, Ланкастер, но матросская каюта полна. Вот вам полсоверена за беспокойство. Войдите в эту комнату и подождите там несколько минут.
Второй человек был длинное, высохшее создание с прямыми волосами и впалыми щеками. Его звали Гюгом Паттинсом. Он тоже получил отказ, полусоверен и приказание подождать. Третий кандидат был человек замечательной наружности. Свирепое лицо бульдога было обрамлено всклокоченными волосами и бородой, а бойкие черные глаза сверкали из-под густых, мохнатых, нависших бровей. Он поклонился и стоял в позе матроса, теребя свою шапку.