о видно, что профессор Пресбэри пользовался хорошим достатком и даже не отказывал себе в роскоши.
В тот момент, когда мы выходили из экипажа, в большом окне на фасаде появилась седая голова, и чей-то испытующий взгляд из-под нависших бровей рассматривал нас сквозь зеркальное стекло. Минутой позже мы уже находились в самом святилище таинственного ученого, причуды которого привели нас сюда из Лондона, и сам он стоял перед нами. В его облике и манерах не было и тени эксцентричности, которую можно было бы предположить. Это был высокий осанистый человек с крупными чертами лица, немного сухой и державший себя с тем достоинством, которое соответствовало его профессии и имени. Взгляд его серых глаз являлся наиболее характерной чертой во всем его облике: острый, проницательный и умный, с оттенком лукавства.
Он посмотрел на наши карточки.
– Господа, прошу садиться. Чем я могу вам служить?
Холмс любезно улыбнулся.
– Это как раз тот вопрос, с которым я полагал обратиться к вам, господин профессор.
– Ко мне?
– Может быть, тут какая-нибудь ошибка, но я слышал от одного лица, что профессор Пресбэри из Кэмфорда нуждается в моих услугах.
– А, в самом деле! – В серых глазах профессора показался какой-то злобный огонек. – Могу я спросить имя вашего осведомителя?
– Я очень сожалею, профессор, но это имело конфиденциальный характер. Если я ошибся, мне остается только извиниться за причиненное беспокойство.
– Ни в коем случае! Я бы хотел выяснить это дело. Вы меня заинтересовали. Может быть, у вас есть какая-нибудь записка, письмо или телеграмма в подтверждение ваших слов?
– Нет, у меня нет ничего подобного.
– Я полагаю, вы не зайдете так далеко, чтобы утверждать, что я вас приглашал к себе?
– Я предпочел бы не отвечать на эти вопросы, – сказал Холмс.
– Нет? Вы не хотите? – заметил профессор с жаром. – Тем не менее, я легко могу получить ответ без вашей помощи.
Он прошелся по комнате к звонку. Знакомый уже нам молодой ассистент явился на призыв.
– Войдите, мистер Беннет. Эти два господина прибыли ко мне из Лондона в предположении, что я их к себе пригласил. Вы ведете всю мою корреспонденцию. Скажите, отмечено ли у вас какое-нибудь отправление на имя некоего Холмса?
– Нет, сэр, – ответил Беннет, краснея.
– Это решает дело, – сказал профессор, гневно взглянув на моего спутника. – Теперь, сэр, – он нагнулся к нам, опершись обеими руками на стол, – я позволю себе заметить, что ваше положение весьма двусмысленно.
Холмс пожал плечами.
– Я могу только повторить, что крайне сожалею о нашем бесполезном вторжении.
– Этого мало, мистер Холмс! – вскричал старик с непостижимою злобой в голосе и в лице. Он встал между нами и выходной дверью, ожесточенно потрясая обеими руками. – Вряд ли вы уйдете отсюда так просто!
Его лицо было совершенно искажено; он трясся и гримасничал в бессмысленной ярости, и я уверен, что нам пришлось бы силой пролагать себе дорогу из комнаты, если бы не вмешался Беннет.
– Дорогой профессор! – воскликнул он. – Подумайте о вашем положении! Подумайте, какой скандал для университета! Мистер Холмс – человек известный и уважаемый. Вы не можете допустить по отношению к нему такой невежливости.
Профессор угрюмо отошел от двери, и мы были рады очутиться вне этого дома, в тиши тенистой аллеи. Холмс казался очень смущенным.
– Нервы нашего ученого друга не совсем в порядке, – заметил он. – Быть может, наше вторжение было, действительно, немного грубым, но, так или иначе, мы добились личного общения с ним, что мне и хотелось. Однако, дорогой Ватсон, он, кажется, преследует нас по пятам!
Позади нас слышались чьи-то быстрые шаги, но, к моему облегчению, нашим преследователем оказался не этот ужасный профессор, а его ассистент, который показался из-за поворота аллеи. Он подбежал, тяжело дыша, к нам.
– Мистер Холмс, я очень сожалею о случившемся и должен перед вами извиниться…
– Это совершенно излишне, мистер Беннет. Такие испытания входят в круг моих профессиональных обязанностей.
– Я еще никогда раньше не видел его в таком опасном настроении. Он прямо делается зловещим. Вы теперь поймете, почему его дочь и я так обеспокоены. И все-таки его ум вполне ясен.
– Слишком ясен! – подтвердил Холмс. – В этом заключается ошибка в моих расчетах. Очевидно, он способен в большей степени положиться на свою память, чем я ожидал. Кстати, не можем ли мы, прежде чем уйти, взглянуть на окно комнаты, в которой спит мисс Пресбэри?
Беннет проложил нам дорогу сквозь кусты к месту, откуда была видна одна сторона дома.
– Вон там. Второе окно слева.
– Однако, оно кажется мало доступным снизу. Но вы можете заметить, что под ним находятся вьющиеся растения, а немного повыше водосточный жолоб, который может дать некоторый упор для ноги.
– Мне, во всяком случае, не забраться туда, – сказал Беннет.
– Очень возможно. Это довольно рискованное предприятие для всякого нормального человека.
– Есть еще кое-что, о чем я хотел вам сообщить, мистер Холмс. Я раздобыл адрес человека из Лондона, с которым профессор переписывается. Он, видимо, написал ему сегодня утром, и мне удалось разобрать адрес на его пресс-папье. Это не очень благородный поступок со стороны доверенного секретаря, но что же делать!
Холмс посмотрел на бумагу и спрятал ее в карман.
– Дорак – странное имя! Славянское, как я себе представляю. Очень хорошо, это весьма существенное звено в нашей цепи. Сегодня мы возвращаемся в Лондон, мистер Беннет. Я не вижу смысла оставаться нам здесь. Мы не можем арестовать профессора, так как он не совершил никакого преступления, не можем и поместить его под надзор, так как нет доказательств его сумасшествия. Словом, пока еще нельзя действовать.
– Так что же, в таком случае, остается?
– Немного терпения, мистер Беннет! Дело в самом скором времени выяснится. Если я не ошибаюсь, во вторник на следующей неделе должен наступить кризис. Разумеется, что в этот день мы будем в Кэмфорде. А тем временем, так как общее положение, безусловно, весьма неприятно, я думаю, что, если мисс Пресбэри может продлить свое пребывание в Лондоне…
– Это очень легко устроить.
– Тогда пусть она останется там, пока мы не сообщим ей, что всякая опасность миновала. Вы же предоставьте ему делать, что он хочет, и старайтесь его не раздражать. Нужно, чтобы он был в хорошем настроении, тогда все обойдется.
– А вот и он сам! – испуганным шепотом произнес Беннет.
Посмотрев между ветвями кустарника, мы увидели в дверях дома высокую статную фигуру профессора. Он стоял, слегка нагнувшись вперед и поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, как будто что-то разыскивая. Его секретарь с прощальным жестом скользнул за деревья, и скоро мы его увидели присоединившимся к своему хозяину. Оба вошли в дом, видимо, о чем-то оживленно беседуя.
– Мне думается, что старый профессор сообразил, в чем дело, – заметил Холмс на обратном пути в гостиницу. – Как ни мало я его видел, он поразил меня своим на редкость ясным и логичным умом. Конечно, он вспыльчив, но, со своей точки зрения, он имеет некоторое основание для этого, обнаружив какой-то сыск в своем собственном доме. Боюсь, что наш друг Беннет переживает неприятные минуты.
По пути Холмс зашел в почтовую контору и послал телеграмму. Ответ на нее был получен вечером, и он показал его мне.
«Посетил Коммерческую улицу и видел Дорака. Приветливая внешность, чех, пожилой. Содержит большой универсальный магазин. Мерсер».
– Мерсер служит у меня, – сказал Холмс. – Он мастер на все руки, исполняет разные простые поручения. Мне было важно узнать, с кем профессор ведет секретную переписку. Национальность этого человека имеет связь с поездкой в Прагу.
– Радуюсь за вас, что «нечто» имеет связь с «чем-то», – заметил я. – Пока еще мы стоим перед длинным рядом необъяснимых явлений, вне всякой зависимости одно от другого. Например, какое может иметь отношение разозленный волкодав к поездке профессора в Чехию, или и то, и другое вместе взятое, к его странным ночным прогулкам на четвереньках? Что же касается ваших дат, то здесь, по-моему, самая большая мистификация.
Холмс улыбнулся и потер руки. Мы восседали в это время в невзрачном «салоне» старинной гостиницы за бутылкою того знаменитого напитка, о котором так хорошо отзывался мой спутник.
– Ладно, посмотрим сначала, что говорят эти даты, – сказал он тоном учителя, обращающегося к своему классу. – Дневник этого милого молодого человека показывает, что некоторое волнение было второго июля и, начиная с этого срока, повторялось с правильными девятидневными промежутками, насколько я помню, за одним только исключением. Последняя вспышка была в пятницу, 3 сентября, предшествующая ей – 26 августа, и так далее. Тут не может быть простого совпадения.
Я был вынужден согласиться.
– Позволим себе, – продолжал Холмс, – остановиться пока на предположении, что профессор каждые девять дней принимает какое-то сильнодействующее средство, с быстро проходящим, но в высшей степени ядовитым эффектом. Его характер, стремительный от природы, становится от этого еще более бурным. Он научился принимать это лекарство во время своего пребывания в Праге, а в настоящее время его снабжает им чех, живущий в Лондоне. Все это вполне вяжется одно с другим, Ватсон!
– А собака? А лицо в окне? Человек, ползающий на четвереньках по коридору?
– Хорошо, но ведь мы еще только начали распутывать клубок. Я не ожидаю ничего нового до следующего вторника. Тем временем, нам остается только поддерживать связь с нашим приятелем Беннетом и наслаждаться гостеприимством этого очаровательного города.
Утром Беннет принес нам последние известия. Как и предполагал Холмс, бедняге пришлось пережить не очень приятные минуты. Хотя профессор прямо не обвинял его в нашем визите, но был с ним очень резок и груб и, видимо, весь день не мог успокоиться. Впрочем, к утру он совершенно пришел в себя и был в состоянии прочесть блестящую, как всегда, лекцию в переполненной аудитории.