Шесть дней свободы — страница 21 из 76

В общем, на бесполезные указатели я вообще не смотрела, а смотрела по сторонам и думала. Думала над важным вопросом: куда мне теперь податься? Эта дорога с самого начала не понравилась, даже не знаю почему, вот просто не понравилась, не вижу никаких причин. И дальнейшие события все больше и больше убеждали меня в этом мнении. Сколько мы по ней ни шли, а ни воды, ни еды, ни убежища надежного – ничего не встретили.

Вот и я ничего не нашла.

Идти по ней и дальше? Ну уж дудки, сыта этой асфальтной лентой по горло. Вот только в какую сторону направиться? И та и другая на вид одинаковые, трудно отдать предпочтение определенному направлению. Разве что выйти на перекресток и оглядеться. Но я, оставшись наедине со своими страхами, не отваживалась выбираться на открытые со всех сторон места.

Ладно, пойду налево, ведь при этом мне не придется пересекать старую дорогу. И надо хорошенько запомнить перекресток, а то не хватало еще заблудиться.

А это еще что такое?

Притворившись частью кустика, за которым сидела, я уставилась в сторону пересечения дорог. За ним в не слишком густых зарослях просматривалось подозрительное движение. Это походило на птицу, усевшуюся на гибкую ветку и теперь на ней раскачивающуюся. Только птица настолько здоровенная, что из-за ее движений приходится сильно раскачиваться и тем веткам, которые ее «насест» тревожит на своем пути.

Это подозрительно…

Напрягая глаза, на все лады пыталась разглядеть хоть какие-нибудь подробности, но все, чего добилась, – мое зрение вновь перешло в тот же режим, с которым я впервые столкнулась в недрах горящего дредноута.

Все как предполагали западники – если как следует меня встряхнуть или выждать время, дары Стикса вернутся.

Времени прошло немного, зато встряхнуло так, что не хочется об этом вспоминать. Не понимаю, каким образом ухитряюсь удерживать такое на задворках сознания. Знаю, что, если дам слабину, это крайне плохо на мне отразится.

Нельзя помнить свою смерть безнаказанно.

Прочь, дурные мысли, прочь! Надо срочно разобраться с умением, это и голову займет, и может оказаться полезным, ведь если верить знахарям – дар не из тех, о которых принято отзываться пренебрежительно.

Мир погрузился в густую сероватую синеву, местами слегка подсвеченную красным и желтым, деревья, кусты, указатели, столбы вдоль дорог и сами дороги исчезли, вместо всего этого меня окружили причудливо пересекающиеся плоскости и линии. Удивленно водя взглядом, я наткнулась на нечто резко выделяющееся – яркое пятнышко всех цветов радуги, оно быстро и неравномерно пульсировало, его заполняли раскручивающиеся спиральки разного размера, они поочередно распрямлялись, после чего мгновенно исчезали.

Ошеломленно поморгав, я, не отводя взгляда, вернулась в привычный мир и убедилась, что до этого таращилась на птицу, сидевшую на ветке.

Снова напряглась, все стало серовато-синим, а птица на этом фоне превратилась в прежний яркий комочек из стремительно зарождающихся и так же стремительно гибнущих спиралек.

Ума хватило посмотреть за перекресток. Я ведь не забыла высказывания западных знахарей по поводу моих новых умений – если им верить, получается, что, скорее всего, помимо не слишком точного и понятного прогноза попадания пуль и снарядов мне досталась одна из разновидностей умений сенсов. То есть могу видеть скрытое во мраке, в тумане, за незначительными или даже значительными преградами. К сожалению, а может, к счастью, в режиме активизации дара все выглядит совершенно не так, как обычно. Даже не представляю, смогу ли передвигаться при этом, не падая на каждом шагу. Но последнее и не обязательно, обычно достаточно того, что ты заранее можешь осмотреть маршрут и определить скрытую от нормального зрения угрозу.

Ветка больше не колыхалась, но, активировав дар, я увидела поблизости от нее все те же раскручивающиеся спирали и яркие пятна, группирующиеся в трепещущий овальный узор. Что это такое – понятия не имею, но оно определенно чем-то отличается от всего прочего. Есть что-то общее с изображениями птиц, но нет, это не пернатые, это что-то другое, по одному размеру понятно. Мне придется подолгу экспериментировать, чтобы научиться как следует управляться с новым умением, пока что от него больше вопросов, чем ответов.

Но в одном я почти не сомневаюсь – там не бревно трухлявое и не столб бетонный, там явно что-то живое, и оно не очень-то успешно пытается скрыться в зарослях, выдавая себя движением ветвей.

Человек? Зараженный? Зверь? Все три варианта мне не подходят. То есть я не горю желанием показываться этому непонятно кому на глаза, однако очень хочу узнать – с чем столкнулась. И дело тут даже не в моем завышенном любопытстве, просто надо понять, что же это такое, ведь только после этого можно будет, увидев аналогичную картинку в зарослях, точно сказать, что именно там скрывается.

Будто прочитав мои мысли, из кустов любезно выбрался зараженный.

Я и до этого сидела, как мышка под веником, а тут ухитрилась даже ее превзойти. И все потому, что зараженные бывают разные.

Этот нехороший. Нет, они, бесспорно, все нехорошие, это я в том смысле, что вижу далеко не начинающего. Похоже, сумел развиться до вершины желтой части классификационной шкалы. Таких обычно легко узнать по специфической «деревянной» походке – будто подпрыгнуть на каждом шагу пытается, а при ходьбе по твердым поверхностям они звонко стучат выступающей из пяток костно-волокнистой тканью. Все потому, что на этой стадии у них радикально трансформируется скелет, в том числе изменяются нижние конечности, благодаря этому высшие зараженные способны с легкостью забегать на невысокие вертикальные стены, в сумасшедшем рывке вылетать из кустов на мчащиеся машины и демонстрировать прочие головоломные трюки.

Даже будь мой пистолет полностью заряжен, я бы никогда в жизни не стала пытаться убить этого мертвяка без веской причины – очень уж слабое оружие против развитого монстра. Паразит от души поработал над человеческим телом, перестраивая под свои потребности, слишком далеко зашло видоизменение костей, в том числе и черепных. Даже отсюда видно, что поверх серовато-желтой морщинистой кожи на лице местами проступают вытянутые темные бляшки с характерно-угловатыми очертаниями. Такую защиту не всякий автомат пробивает, потому что там особая структура. Я плохо разбираюсь в подобных вещах, но это что-то вроде материала бронежилетов или даже получше, плюс он укреплен чем-то вроде особого умения Улья, его получают все или почти все развитые твари, у элиты оно настолько сильное, что с ней не всегда артиллерия справляется.

Топтун – так этих тварей запросто называют гвардейцы. Подслушала их разговор, когда они потрошили споровый мешок убитого мертвяка, неосторожно подставившегося под пулемет при попытке вынюхать, что за вкусные люди обосновались в лагере, где мы традиционно проходили профилактику статической лихорадки.

Для человека с хорошим оружием и запасом патронов он не так уж и опасен, потому что не слишком быстр. Все из-за конечностей, которые только-только начали изменяться всерьез, но процесс уже дошел до самой неприятной для топтуна переходной стадии, создавая немалые неудобства. Даже те зараженные, которые чуть отстают по шкале, могут его обогнать, не говоря уже о тех, которые его превосходят.

Но меня он догонит, не запыхавшись, как тут ни старайся убежать, а потом врежет разок своей корявой ладонью, похожей на украшенную когтями лопату, и я стану выглядеть страшнее, чем мертвая Рианна.

Сидеть беззвучно и не шевелиться – единственная разумная тактика в такой ситуации. Перед тем как западники меня отпустили, я кое-как вымылась попахивающей тиной озерной водой, после чего надела выстиранную одежду. Конечно, впоследствии я ее значительно запачкала, но грязь – не так уж и страшно, куда страшнее – человеческий запах. Мне повезло с физиологией, пот с меня в три ручья не льется, и уж за такой короткий срок не должна начать благоухать на всю округу. Но у серьезных тварей много чего развито, в том числе обоняние.

Лишь бы ветер дул не в его сторону, лишь бы не в его. Здесь не город, до последней пяди пропахший людьми, на таком фоне мой запах имел шансы затеряться. Но тут все не так, тут он будет диссонировать с ароматами цветов, травы и вонью нагретого асфальта.

А еще я перепачкалась в крови и, сколько ни старалась отстирать ее в озере, где остался грузовик, не могу быть уверенной в результате. Да и впоследствии могла от Альбины новую порцию получить.

У крови очень прилипчивый запах, и твари от него дуреют.

Зараженный вышел на центр перекрестка и начал водить головой из стороны в сторону, гибко поворачиваясь при этом в пояснице. Странновато признавать, но это выглядело почти красиво – как завораживающие движения хищного зверя, а не бывшего человека. К непропорционально тонкой талии топтуна сверху вниз стекали жгуты толстенных сухожилий, перевивающих раздувшиеся мышцы, и там, в самом узком месте, виднелось то, что у развитых мертвяков наблюдается нечасто, – остатки человеческой одежды. Весьма жалкие остатки – широкий ремень и болтающиеся на нем лоскутки, когда-то бывшие верхней частью брюк.

Почему брюки, а не, допустим, юбка? Хороший вопрос, ведь бесспорных половых признаков у этого зараженного уже нет, слишком далеко зашли изменения. Но тут все просто – мужчины не носят юбки, а женщина, даже самая безнадежная, никогда не прикоснется к столь грубому ремню.

Хотя кто его знает, как далеко зашла безвкусица в мире, откуда загрузился кластер, ставший смертельной ловушкой для этого человека.

Топтун развернулся ко мне боком и своей неподражаемой подпрыгивающей походкой направился по широкой дороге. Причем направился вправо, то есть в том направлении, которое я забраковала, еще не подозревая о присутствии зараженного.

Похвалила свою интуицию – умничка, ты все правильно мне подсказала, нечего там делать. Теперь посижу еще чуть-чуть для верности, поиграю с новым подарком Улья, а после пойду туда, куда собиралась.