– Тина, уходим отсюда.
– Ты чего?
– Здесь стреляли, это слышно далеко. Давай через улицу в тот сарай заберемся и там посидим, послушаем. Опасно тут торчать, мало ли кто на шум прибежит.
Это ко мне вернулась способность мыслить здраво, что для человека в состоянии начальной стадии спорового голодания, осложненного безобразно затянувшимся стрессом, – почти рекордное достижение.
В ветхом сарае было грязно и попахивало чем-то непонятным и явно нехорошим. К тому же тесно и неудобно, даже присесть негде, но рисковать с поисками другого укрытия – глупо. Мы замерли у стены, поглядывая через щели. Время бежало, но ничего не происходило, если не считать того, что я мысленно обзывала себя разными нехорошими словами.
Если нас сейчас найдут зараженные, отбиваться от них придется лопатой. Я настолько невменяема, что не догадалась задержаться хотя бы на чуть-чуть, чтобы прихватить оружие рейдеров. Непростительная ошибка даже для человека в моем состоянии, люди, долго живущие в Улье, совершают такие поступки без раздумий, на въевшихся в кровь и кости рефлексах.
Оправдывает лишь то, что я пусть и родилась в этом мире, но всю жизнь провела в специфических условиях, меня тщательно оберегали от всех опасностей, обеспечивали всем необходимым, воспитывали по сложной системе и красиво одевали. А взамен требовали не так уж и много и к тому же только по достижении шестнадцати лет.
Хотя – это для кого-то немного, у меня другое мнение.
– Лиска, долго мы так будем стоять?
– Я еще до тысячи не досчитала.
– А что, надо считать до тысячи?
– Максимальное время активации на шум у низших зараженных не превышает десяти минут. Высшие могут оставаться возбужденными гораздо дольше, они иногда вообще непредсказуемы. В общем, пятнадцать минут – нормальный срок ожидания, дальше та еще лотерея, смысла время тянуть нет.
– И долго еще ждать?
– Триста пятьдесят осталось.
– Как ты думаешь, Ева догадалась вернуться к остальным?
– Я не уверена, что она запомнила дорогу назад.
– Да там идти всего ничего.
– Я не знаю, кто она такая и на что способна, мы ведь с ней почти не общались, но, похоже, ума у нее немного, все в нервы ушло, иногда такие вещи говорит, что слушать дико.
– Нас она утром найти смогла, значит, и сейчас найдет.
– Ей кот помогал.
– Ага, но наши следы она сама нашла, не такая уж глупая. Мы тоже пойдем назад?
– Тинка, да что с тобой?
– Ты о чем?
– Рядом лежат два рейдера, у них, наверное, есть нектар или спораны, а еще ружье и арбалет. И другие полезные штуки должны быть.
– Ну и что?
– Как это что?! Хоть немножечко головой думай, нельзя такое оставлять!
– Ты предлагаешь их обыскать?! Мертвых?!
– А чем ты будешь отбиваться, если на тебя нападут зараженные? Что ты будешь есть? Что пить? Нам много чего нужно, а эти люди привыкли выживать на кластерах, у них обычно есть все, что для этого требуется.
– Не знаю, как ты, а я не хочу подходить к покойникам.
– Глупая ты, Тинка, бояться надо живых, а не мертвых.
– Может, и так, но ничего не могу с собой поделать.
– Сможешь. Я тоже думала, что много чего не сумею никогда в жизни, пока первый раз не попыталась сбежать. И да, ты случайно ничего не хочешь мне рассказать?
– Я не должна такое рассказывать никому, – Тина ответила мрачным голосом и без наводящих вопросов.
Прекрасно понимает – о чем я.
– Ты же знаешь, что я могила. Никому ни слова не скажу.
– Если в Цветнике узнают, что ты это знаешь, я даже не представляю, что они с тобой сделают. И не надейся, что фиолетовые глаза тебя от всего спасут, это такая тайна, что никого не простят.
– Я не вернусь в Цветник.
– Опять сбежать решила?
– А чем мы тут, по-твоему, занимаемся? Я уже сбежала, и ты – тоже, все ведь прекрасно понимаешь.
– Вообще-то, мы о таком не говорили, мы просто ушли от озера, там слишком опасно.
– Ага, ну да, и продолжаем уходить. Между прочим, Ева права, если мы не в Цветнике и не в охраняемом лагере, нам запрещено удаляться от машины. Забыла правило о пятидесяти шагах?
– Нам ничего другого не оставалось, за такое никто обвинять не станет, мы просто спасались как могли.
– Тинка, ты сама себя пытаешься обмануть. Неужели я такая дура, что ничего не понимаю? Даже Лола не хочет оставаться в Цветнике, я ведь наслушалась, как вы о своих избранниках высказываетесь, когда до откровенностей доходит. И умереть готовы, и куда угодно сбежать, лишь бы не к такому муженьку.
– Тебя найдут.
– Если так и буду околачиваться недалеко от Цветомобиля, то запросто найдут, но я не собираюсь надолго здесь задерживаться. Не знаю, что там сейчас в Азовском Союзе, но не сомневаюсь, что им еще несколько дней не до нас будет.
– Этого не может быть.
– Еще как может. Пентагон разнесли оружием нолдов, на Центральный дорога открыта, да и за ним вряд ли все хорошо, наверное, муры до сих пор наступают, так что там сейчас без нас проблем хватает. На этот раз я попадаться не собираюсь, и я не такая, как раньше, меня не поймают.
– Да кто тебя спрашивать будет, они всех ловят, они все умеют.
– Тина, ты, случайно, не забыла Саманту?
– Ты же не хочешь сказать, что сделаешь такое?!
– У меня есть нож, и я не хочу попадать ни в Цветник, ни к западникам. Довольно уже, с меня хватит, я не вернусь.
– Пожалуйста, не надо вспоминать Саманту.
– Извини, не буду.
Вспомнили, конечно, обе, и на несколько секунд воцарилось тягостное молчание, после чего Тина решила чуть сменить тему:
– У западников было плохо? Что там с тобой делали?
– Не то, о чем ты подумала. Но там мне не место, уж поверь.
– Тот кваз, ну, то есть твой избранник, – он и правда такой страшный, как говорят о нем?
– Внешность, Тинка, – ерунда, она для него просто инструмент для достижения своих целей. Он какой-то странный, наверное, изменения на мозгах отражаются. Ты представляешь, он не может жить без цели, он будто наркоман, которому все время нужна доза спека, только его доза – выполненная задача. И чем сложнее эта задача, тем лучше. Пусть он и урод, но в нем снаружи больше от человека, чем внутри. Он… Тина, он… он меня убил, а потом воскресил только ради того, чтобы лишний раз доказать всем, что ему не нужно ничего из всего, что ценят обычные люди.
– Как это убил и воскресил?! – поразилась Тина.
– А вот так. Там такое было, что за год не расскажешь, я до сих пор и половины не поняла.
– Нет, ну как?!
– Вот такая пуля, – я показала пальцами завышенный размер, чуть ли не снаряд. – Попала мне в спину и вышла вот отсюда. Мгновенная смерть, мне даже кости разнесло. А потом очнулась ночью в степи живая и даже не раненая. У его друга странный дар, он может возвращать людей. То есть не совсем возвращать, там все сложно, и я… Слушай, Тинка, а ведь так несправедливо получается.
– Ты о чем?
– Я вот о себе все рассказываю, а ты отмалчиваешься. Ну так что? Расскажешь? Мне очень нужно знать, как ты это сделала.
– Зачем тебе это?
– На будущее пригодится. Мало ли, во что мы еще вляпаемся, полезно знать, на что ты способна.
– Ты точно никому не выдашь меня?
– Могила.
Тина несколько секунд колебалась, потом продолжила еле слышно:
– Я приказала этому рейдеру считать меня мечтой всей его жизни. Потом сказала, что второй мне угрожает, и попросила защитить от него. Вот он и начал защищать.
– Бредик какой-то.
– Никакой не бред, мы такое умеем.
– Кто это «мы»?
– Нимфы.
– Ты смеешься?!
– Зачем мне смеяться?
– Да затем, что нимфу на сто километров к Цветнику не подпустят. Кому нужна жена, которая в любой момент может приказать мужу дочиста вылизать испачканный кошачий лоток, и он это сделает с радостью.
– Вот как раз для этого и нужна. Приставляют женой к нужному человеку и говорят, какие именно поступки с его стороны я должна обеспечивать.
– Первая же проверка знахарем или ментатом покажет твой дар, и после этого ты будешь счастлива, если тебя убьют быстро.
– В моем случае не сработает.
– И что с тобой не так?
– Нимфами называют всех подряд, а это неправильно.
– И что здесь неправильного?
– Это как с сенсами – для всех одно слово, но видят они по-разному.
– Ну и что?
– Ментата иногда можно обхитрить, а мой дар особенный. Он не сильный, работает только в упор и только на одну цель, даже на две его уже не хватает, но зато я умею себя не выдавать, дар как бы скрытый, мне приходится напрягаться, чтобы его включить.
– Никогда не слышала про скрытых нимф, знахари и ментаты их легко определяют.
– А ты сама подумай, почему меня взяли в Цветник так поздно и прощали все, что угодно, даже «широкую кость»?
– У тебя не широкая кость, это придирки.
– Лиска, я тебя очень люблю, ты лучшая, ты всегда меня во всем поддерживаешь, но давай говорить прямо – из Цветника таких, как я, выгоняют, есть всего лишь одно исключение, оно сейчас перед тобой.
– Из-за этого к тебе не придирались?
– Ну а из-за чего же еще?
– А если бы ты вышла замуж и отказалась влиять на мужа?
– Лиска, ты совсем наивная, что ли? Да один малюсенький намек мужу, что я пусть и чудная, но все равно нимфа, и меня ментаты будут неделю по кусочкам разбирать. Если они знают, что нужно искать, они рано или поздно это находят, вот и представь, что со мной сделают, когда выяснят правду.
– Кто вообще такое придумать мог? Это ведь нарушение всех правил.
Тина красноречиво закатила глаза кверху.
– Ты хочешь сказать?.. Что сам Герцог?
– Может, придумал и не он, но я у него на контроле. Личный контроль.
– Ну ничего себе… ты крутая.
– Лиска, я у Герцога на таком крючке, что буду делать все, лишь бы обо мне никому ничего не сказали. Они меня ни за что не выдадут, но только в том случае, если я буду послушной. Я им нужна, это ведь классный способ держать кого-то из союзников на поводке, меня специально к такому готовили на индивидуальных занятиях.