Непань цзин (санскр. Маха паранирвана сутра) и Шэ дачэн лунь (санскр. Махаяна сампариграха шастра), которые мог пересказывать без запинки, чем изумил и поразил всех не только в монастыре, но и за его пределами. После этого слава Сюань-цзана стала быстро распространяться. Так, в тринадцатилетнем возрасте произошло первое серьезное знакомство Сюань-цзана с учением школы Махаяна. Шли годы. Сначала в Лояне, затем пять лет в Чэнду (ныне пров. Сычуань), позднее в Чанъани (соврем. Сиань, пров. Шэньси, здесь он изучил и санскрит) Сюань-цзан постигал сущность буддийской доктрины и вскоре стал широко известен благодаря своей огромной начитанности и глубокому знанию буддизма - учения, уже несколько веков известного в Китае и приобретшего там большую популярность. Однако неудовлетворенность своими знаниями, множество сомнений, которые он ни с кем не мог разрешить, и вопросов, на которые он не мог ни у кого найти ответа, привели его к мысли отправиться в Индию - на родину буддизма, чтобы усовершенствоваться в учении, постичь ею глубины и привезти в Китай новые, еще неизвестные, санскритские тексты сутр. Особенно его интересовали учение и тексты одной из школ Махаяны-Йогачары. Сюань-цззан собрал товарищей для путешествия, и они обратились к императорскому двору за разрешением на выезд из Китая, но его не последовало. Это остановило всех, кроме Сюань-цззана, и в 629 г., в возрасте двадцати семи лет, он один отправился в путь. Семнадцать лет Сюань-цззан провел в странствиях. Выехав из Чанъани, он через Аньси (современная пров Ганьсу) добрался до западной пограничной горной заставы Юймэньгуань, миновал ее и оказался за пределами танского Китая. Далее путь его лежал через Кульджу, Ташкент, Самарканд, Бухару, Кабул в северную Индию. Он прошел полуостров Индостан с северо-запада на юго-восток - от Пешавара до Калькутты, спустился по восточному побережью до Мадраса, по западному поднялся до Карачи и оттуда двинулся в обратный путь - через Пенджаб снова в Кабул, затем в Кашгар и дальше по южной границе пустыни Такла-Макан опять в Аньси и далее обратно в Чанъань, куда он прибыл в 645 г. С собою Сюань-цззан привез 657 сочинений буддийского канона, большинство из которых попали в Китай впервые, а также всевозможные предметы буддийского культа, в том числе статуи будд. Очень торжественно встреченный в столице, принятый и обласканный императором Тай-цззуном (правил в 627-649 гг.), Сюань-цззан только теперь, задним числом получил личное разрешение на путешествие, из которого он уже возвратился. Все последующие девятнадцать лет своей жизни Сюань-цззан посвятил переводам буддийских сутр - всего он перевел семьдесят четыре сочинения в 1335 цзюанях. Кроме того, вскоре после возвращения он по совету императора Тай-цззуна - политика, весьма интересовавшегося сопредельными странами, через которые лежал путь Сюань-цззана, надиктовал одному из своих учеников, монаху Бянь-цззи (VII в.), путевые заметки - отчет обо всем, что он видел в пути сам или слышал от других; перевел на санскрит Дао-дэ цзин - основополагающий текст даосизма; по старым китайским переводам восстановил санскритский текст утерянного уже в то время в Индии сочинения Дачэн ци синь лунь (санскр. Махаяна шраддхатпада шастра) и многое другое.
Огромные познания Сюань-цззана и его самоотверженное служение буддизму были высоко оценены - ему был пожалован почетный титул «Учитель закона Трипитаки» (саньцзан фаши)[99], под которым он стал впоследствии наиболее известен. Скончался Сюань-цззан в 664 г., окруженный учениками, в ореоле славы и почета. Император Гао-цззун (правил в 650-683 гг.) выделил на его похороны государственные средства, сказав: «Наша страна лишилась сокровища»[100].
Как же изложены известные нам исторические факты и события в повествовании?
Следует отметить, что сам Сюань-цззан, его жизнь и путешествие сразу же стали темой как буддийской биографической литературы (литературы по своему характеру исторической)[101], так и литературы народной. В народной литературе (в том виде, в каком она до нас дошла) Сюань-цззан выступает прежде всего как путешественник. Именно его знаменитое путешествие в неведомые загадочные страны, лежащие к западу от Китайской империи, привлекали внимание авторов. Путь Сюань-цззана в Индию, полный трудностей, опасностей, лишений, будит воображение и фантазию и становится тем стержнем, на который авторы начинают нанизывать различные сюжеты - китайские и иноземные, разрабатываемые вширь и вглубь. Если в буддийской биографической литературе реальные факты дополнялись легендарным материалом или получали нарочито религиозное осмысление и интерпретацию во имя возвеличения личности Сюань-цззана - это была своего рода религиозная героизация образа, то в народной литературе, хотя в основе своей она тоже исходила из реальных фактов, произошел почти полный отрыв от исторической действительности, а образ Сюань-цззана - человека оказался явно дегероизированным. Акцент полностью переместился с яркой личности Сюань-цззана на его путешествие (получившее новое идейное и социальное обоснование), которое произвело столь сильное впечатление на его современников и потомков. Оно стало популярнейшим сюжетом китайской литературы, развивавшимся в течение многих веков и получившим широкую известность в странах Дальнего Востока за пределами Китая. И шихуа как раз является самым ранним (из известных в настоящее время) произведением, которое дает достаточное представление об этом процессе обработки сюжета в простонародной литературе.
Поскольку первая глава сочинения отсутствует, мы не знаем когда, откуда и при каких обстоятельствах Трипитака уехал в Индию. Однако мы имеем все основания считать, что в шихуа этот отъезд был описан как санкционированный императором, ибо в начале второй главы Трипитака говорит: «Я, бедный монах, удостоен высочайшего указа, повелевающего мне добыть священные книги для живых существ Восточной земли, которые до сих пор не ведают учения Будды»[102]. С самого начала повествования мы сталкиваемся с очень интересным традиционно китайским, конфуцианским, переосмыслением исторического факта. Одержимый буддист Сюань-цззан, осмелившийся нарушил во имя своих убеждений запрет императора на выезд из Китая на Запад, превращается на первых же страницах повествования в Трипитаку, претворяющего в жизнь императорское повеление. Не великое дерзание Сюань-цззана - человека, а запоздалая реакция императора, представленная в шихуа в виде якобы имевшего с самого начала место высочайшего указа, оказывается здесь исходным моментом знаменитого путешествия[103]. Поэтому автор так свободно и перенес повеление императора на семнадцать лет вперед, сконцентрировав в повествовании историческое время[104]. Как следствие императорского повеления, должно, на наш взгляд, рассматривать и тот факт в повествовании, что Трипитака отправляется в путешествие уже не один - с самого начала его сопровождают пять монахов, младших по сану (сяоши), выполняющих роль прислужников, свиты, т. е. опять Сюань-цззан предстает в шихуа не человеком, свершившим свой смелый подвиг в одиночку, а респектабельным Трипитакой, лицом почти сановным - посланцем императора, для услужения которому в пути приданы сопровождающие. Далее, если буддист Сюань-цззан отправился в труднейшее путешествие, одержимый жаждой постичь глубины и тонкости захватившего его учения и привезти в Китай новые буддийские сочинения, которые приобщили бы страну к еще неизвестным сторонам великой доктрины и тем усилили бы позиции буддизма (уже достаточно прочные) и его роль (весьма активную) в государстве[105], и именно это стремление привело в дальнейшем к свершению второго, не менее великого подвига Сюань-цззана - к активнейшей девятнадцатилетней самоотверженной переводческой и творческой деятельности, то Трипитака в шихуа всего лишь исполнитель воли императора, радетеля буддизма, возжелавшего приобщить страну к неведомому учению Будды. Император становится идейным, религиозным инициатором путешествия. Роль императора в шихуа настолько гиперболизирована, что автор практически отступает от исторической действительности и в вопросе проникновения буддизма в Китай. Известно, что учение Будды Шакьямуни проникло в Китай за несколько веков до путешествия Сюань-цззана в Индию. О времени, когда это произошло (но не позже II в.), нет единого мнения, однако совершенно бесспорно, что к VII в буддизм, преимущественно в виде учения школы Махаяна, был в Китае широко известен, распространен и популярен[106]. Поэтому неоднократно и в разных вариантах звучащие слова о том, что это учение неведомо в Китае и что Трипитака пришел в Индию «испросить учение Махаяны», следует, по нашему мнению, рассматривать, как один из авторских приемов идейной организации повествования.
Таким образом, в разработке социальной и формальной сторон путешествия сказалось влияние традиционной конфуцианской этики или, во всяком случае, влияние обыденного китайского политического сознания, сформированного конфуцианской этикой и подразумевающего безусловное повиновение всем вышестоящим, и прежде всего императору, поэтому не кто иной, а именно император стал вдохновителем великого путешествия в Индию за сутрами, которые должны были приобщить Китай к великому учению - буддизму, Сюань-цззан же превратился в Трипитаку - физического исполнителя воли и желания государя.
Буддизм, пришедший в Китай из Индии, проделал долгий, многовековой путь трансформации и приспособления к условиям национальной китайской культуры, в результате чего возникло новое самобытное явление - китайский буддизм