з дерева идола – один изображал богиню Ашторет, другой – богиню Ашеру. Статуэтки достались Маноаху в наследие от отца на память о кочевой жизни семейства. Флалита рада была бы сжечь никчемные деревяшки, дабы не оскверняли жилище духом идолопоклонства, но остерегалась обидеть мужа. Поэтому скрыла их от глаз своих пучком соломы.
***
– Маноах! – раздался женский голос, и Флалита показалась в двери, – ужин готов!
– Иду, иду, Флалита, – отозвался Маноах, стряхнул с себя грустные мысли, разбросал мелкие камушки, из которых составил орнамент, легко вскочил с деревянного сруба, служившего ему местом отдыха, упруго зашагал к двери, и, проходя мимо милой женушки, не забыл одарить ее поцелуем в разрумянившуюся у очага щеку.
– Погляди вокруг! Нравится? Это мы вместе нарядили дом! – воскликнула Флалита и кивнула в сторону работницы.
– Замечательно! – человеколюбиво заметил Маноах, дивясь укрепленным на стенах венкам и крупным одиночным цветам, – какая красота!
– Ты можешь идти домой, – обратилась Флалита к помощнице, – вот это возьми, пожалуйста, с собой, – добавила она и протянула завернутый в листы хасы изрядный кус жареной баранины.
– Спасибо, госпожа, желаю вам с мужем приятно провести вечер! – галантно ответила и поклонилась женщина и выскользнула прочь.
– Взгляни-ка на стол, Маноах! Вот мясо – видишь, какие жирные кусочки? И зелень хороша, верно? Я поджарила пшеничные зерна, сначала размочила их в воде. Аппетитная добавка к этой косточке. В большом кувшине вино виноградное молодое, а в малом – сок из апельсинов. На сладкое испечен пирог с изюмом и финиками, как ты любишь. В корзинке лепешки. Можно макать их в уксус или полить сверху маслом – свежее и не горчит.
– Давай-ка, приступим поскорее к делу! – глотая слюну нетерпеливо заявил проголодавшийся Маноах и приготовился раскладывать яства по мискам.
– Нет, нет, милый, лучше я сама – все по твоему вкусу сделаю!
– Какая ты замечательная хозяйка! – заявил утоливший первый голод мужчина, – все-таки здорово, что я на тебе женился!
Последние слова Маноах произнес для забавы, изрядно отхлебнув перед этим из большого кувшина, но вечно встревоженное сердце Флалиты не шутку усмотрело, а намек заподозрило. Остроумие, что пряность: лишнее зернышко – и пропал!
– Разве кушаньями я дорога тебе, Маноах? – прошептала Флалита, и слезы заблестели в глазах ее.
– Да ты не так поняла, да я не то хотел сказать! – бросился с утешениями Маноах и стал нежно гладить Флалиту по волосам.
– Ты добрый, Маноах, – всхлипнула Флалита, – вот уж год целый после десяти ты щадишь меня неплодную… Я так благодарна…
– Ну, всё, всё, угомонись. Никогда тебя не обижу. Видно, судьба наша такая.
– Неужто мы Господа прогневили? Мы самые богобоязненные в Цоре и людям зла не сделали! А до сих пор не пришло счастье, хоть и положено нам…
– Эх, кабы мир Божий велся так, чтобы каждому по положенному воздавалось! Только не было и нет того… Бог играет в кости…
– На Бога нельзя роптать. Я верю, и ты верь, Маноах, снизойдет на нас благодать небес. Будем молиться и просить о милости. Ведь нестарые мы.
– Да, будем молиться. Но пока давай-ка, выпьем с тобой вина – на душе повеселеет.
Они опорожнили свои кружки, потом еще раз, и нехитрое и многократно проверенное предсказание Маноаха сбылось: полегчало на сердце. Молодое вино – к молодой любви. Оставим пирующих наедине.
Глава 2 Милость небес
Ангел Пахдиэль задумчиво и вместе с тем нервно расхаживал по своей каморе в ожидании двух друзей. Предстояло обсуждение дела чрезвычайной важности. Здесь, на небесах, давно уж с тревогой взирали на царящее в земле Ханаанской неблагополучие. А точнее сказать, сердца небожителей болели за муки избранного народа и сочувствием и гневом полнились.
Выпрямление кривды Господь вверил Пахдиэлю, выказав тем самым вышнее доверие к одному из умнейших слуг-ангелов. Основательный в любом деле, Пахдиэль призвал советников – любимых друзей своих, несогласные мнения коих привычно схлестывались, и высекаемые столкновением искры выхватывали истину из тьмы неведения.
Собрался небесный совет, и Пахдиэль открыл дискуссию.
– Друзья, Бог оказал мне великую честь – отыскать причину бедствий Его избранников и вырвать с корнем цветы зла. Как и всегда, я апеллирую к проницательности ваших умов, и, уповая на мощь сего рычага, надеюсь добраться до ядра предмета, дабы исполнить волю Творца. Начнем с основ. Огласим без утайки ведомое нам о жизни колен Израилевых в Ханаане и в Цоре в том числе. Прошу высказываться.
– Нечего тут говорить – бедствуют люди! – горестно вздохнул Первый друг, и слеза скатилась по щеке его.
– Верно, но общо, – заметил Второй друг, – факты помогут лучше душещипательных эмоций.
– Увы, доказательств бедствий слишком много! – взволнованно возразил Первый.
– Что вам конкретно известно, друзья? – старался Пахдиэль направить обмен мнениями в русло рациональности.
– Худшие из язычников сбились в банды и грабят на дорогах иудейских купцов, – начал Второй, – вдобавок еще и власти филистимские разбойничают – разоряют торговцев двойной пошлиной.
– Люди трудятся от зари до зари, а утробу насытить не могут! – воскликнул Первый, – бескормица, бедность. Порой, нечем наготу прикрыть. Младенцы мрут, матери плачут, мужи стонут, а мудрецов нет, ибо никто до старости не доживает.
– Филистимляне не позволяют израильтянам изготовлять железо, – заявил Второй, – и это хуже всего!
– Хлебушко нужен, – горестно усмехнулся Первый, – в рот не положишь твое железо!
– А вот и неверно! – вскричал Второй и в гневе топнул ногой, – с обладания железом начинаются и хлеб и свобода! Серп и орало, копье и меч!
– Не раскаляйтесь, друзья, – урезонивал Пахдиэль, – лишь холодный рассудок нам в помощь.
– Филистимляне истуканам молятся, а сами-то не истуканы! – заметил Второй, – не допускают иудеев до оружия.
– На сей раз не я, а ты не прав, – бросил Первый, – глупы язычники: себе в ущерб держат соседей на коротком поводке скудости – нечего у бедняков купить и продать голодранцам ничего нельзя.
– Думаю, коленам Израилевым не на кого пенять, – произнес Второй, – пусть сперва все кланы на землю осядут. Вот привыкнут к труду, и появится у них железное оружие, и войско сильное соберут, и одолеют кумирников и заживут хорошо.
– Во всем ты материю высматриваешь. Духовную причину искать надо! Грешны иудеи, творят злое в очах Господа, не блюдут заповеди и до сих пор идолов не забыли – куда уж хуже! Кара Божья – их удел справедливый, – возразил Первый.
– Плохо, что царя над ними нет, и праведных слишком мало, а нечестивых предостаточно, – добавил Пахдиэль.
– Вот-вот, – воодушевился Первый, – иудеям требуется царь ли, пророк ли, судья ли – но такой вождь, который уведет их с кривых путей и вселит слово Божье в крепколобые головы!
– Мудрено найти такого вожака. Задача потрудней, чем выучиться железо выделывать, или, скажем, алчных соседей обуздывать, – уныло заметил Второй, – все колена обойдешь, а вот сыщешь ли?
– Я думаю, не среди колен ближних и дальних искать надо, а своего праведника в Цоре растить с младых ногтей, – догадался Первый, – близкий пример убедительнее!
– А я бы уточнил, – вмешался Пахдиэль, – не с младых ногтей, а с колыбели!
– Да разве благочестивый вырастет в Цоре, обдуваемой окаянства ветром из соседней языческой Тимнаты? – усмехнулся Второй.
– Праведность не средой внушается, а наследуется! – провозгласил Первый, – нужно даровать младенца богобоязненной бездетной чете.
– А многодетная семья чем уступит? – ехидно спросил Второй.
– Бесплодные родители будут безмерно благодарны Господу за ниспосланное благо, и все силы положат, дабы воспитать Ему достойного адепта, – с важностью ответил Первый и поймал на себе уважительный взгляд Пахдиэля.
– Внушением не одолеть жестоковыйность. Зубы сломаешь о твердокаменную природу людей. Вождь – человек, значит, не без изъяна, который рано или поздно грехом обернется. И недруги радостно поставят лыко в строку, и опорочат и низложат наставника! – провозгласил Второй.
– По-твоему, нет никакого средства? – осторожно спросил Пахдиэль.
– Есть средство! Железо, то бишь оружие. Сплотиться, учиться воевать и давать отпор!
“Во мнениях обоих советников я нахожу плодоносные зерна”, – подумал Пахдиэль и остановил диспут. Теперь ему предстояло все взвесить и принять решение. Несомненно одно – надо спускаться на землю. Ангел поднес разгоряченным полемикой друзьям чаши с прохладной водой из реки Пишон, сердечно поблагодарил их, и отпустил восвояси. Наблюдая, как они продолжают спор на ходу, принялся обмозговывать план действий.
***
Сквозь туман послепиршественного утра пробивались лучи сладких воспоминаний о ночи любви. К полудню Маноах собрался с силами и отправился в поле, прихватив с собой деревянные орудия землепашца. Флалита уселась на сруб, накануне служивший мужу местом ожидания и отдохновения, и принялась доить заждавшихся коз. Рабов и наемников отправила на заготовку хвороста.
Тут случилось невиданное прежде. Солнце погасло, но за тучи не спряталось, небо почернело, но звезды не вспыхнули. Сверху вниз ринулся ярый смерч и, достигнув тверди, пропал. Светило опять засияло, и купол над землей вновь заголубел.
Перед Флалитой стоял человек – должно быть, вихрь принес его. Она разглядела крылья, которые тот старался спрятать под широким плащом.
– Кто ты и откуда? – спросила испуганная Флалита и подумала, что незнакомец сей явился с неба. Уж не гонец ли Божий?
– Женщина! – не ответив на вопрос, напыщенно проговорил пришелец, – ты бесплодна и не рожаешь!
– Я не могу зачать…