орьбы и не сомневались в победе, каждый в своей.
Сошлись близко-близко. Лев поднялся на задние лапы, чтобы сравняться ростом с человеком. Раскрыл пасть, готовясь оглушить страшным рыком неразумного смельчака, но лишь хрип успел вырваться из луженого горла. Одним молниеносным движением Шимшон решил судьбу боя. С невероятной силой он ударил кулаком-молотом по львиному черепу и сломал шею врагу. Поднял его, еще живого, просунул мощные ладони меж безжалостных челюстей и разорвал голову зверя, и тот рухнул на землю бездыханный.
Душа героя ликовала. Он присел на торчащий из земли корень большого дерева передохнуть после славного сражения. Отдышавшись, встал, сделал дюжину широких шагов и оглянулся. Птицы вновь слетелись. Громкими криками справедливого негодования огласили они округу. Мертвый лев распластался на том самом месте, где обитали грызуны, и крылатые добытчики не могли подобраться к норкам зверьков. Но разве звериный труп – плохая пожива? Слетелись тучи пернатых, небо почернело от крыльев. В ярости птицы набросились на мертвечину и принялись когтями и клювами рвать шкуру и мясо. Точно обезумев, они за час растерзали падаль и оставили под горячим солнцем чисто обглоданный скелет.
***
Вблизи ворот Тимнаты сошлись дороги Шимшона и родителей. Маноах и Флалита заметили, как сияет физиономия сына, но спрашивать ни о чем не решились: приучены были отказывать себе в проявлении интереса. Огрызнется – обидно, а ответит – так не всерьез. “Это все ангел дьявольский настропалил сына против нас!” – сурово размышлял отец. “Предчувствует, небось, сладкие ночи с Нимарой, вот рожа-то и светится!” – ласково думала мать.
Если бы вдобавок к прочим своим доблестям Шимшон умел читать мысли, то неминуемо признал бы, что оба родителя были отчасти правы. Ему ужасно хотелось рассказать о победе надо львом – разве не подвиг это, или не резон для семейной гордости, а то и подножие будущей славы? Однако Шимшон держал язык за зубами, ибо помнил строгое наставление Пахдиэля – не открывать рта, не посоветовавшись с ним. Впоследствии верный ученик заработает заслуженную похвалу наставника за проявленную выдержку.
Брачные переговоры начались, продолжились и завершились успешно. Синей с супругой сидели по одну линию стола, Маноах с Флалитой – по другую. На снабженные спинками деревянные лавки были положены для мягкости подушки. По настоянию матери жениха кувшины с вином были убраны. Других недопониманий между сторонами не возникло.
Обсуждение происходило в духе обычаев эпохи. Быстро удалось достичь согласия в отношении имущественных и правовых аспектов предстоящего события. Его эмоциональные грани сверкали в другой части горницы, где жениха и невесту усадили напротив друг друга на незатейные лавки без подушек и спинок. Хрупкая Нимара трепетала всем существом и пыталась из-под стыдливо опущенных глаз незаметно взглянуть на судьбу свою. Могучий Шимшон смотрел на избранницу открытым взором. Со стороны могло показаться, что мысли их витают в совершенно несхожих мирах, а на самом деле они думали об одном и том же, но каждый по-своему.
Был назначен срок свадьбы. О ней самой и о последующих перипетиях мы поведаем ниже. А пока пусть семьи занимаются основательной подготовкой к торжеству. Оно должно запомниться простым людям, ибо вступают в брак отпрыски лучших домов Цоры и Тимнаты.
***
Спустя несколько времени Шимшону захотелось взглянуть на поприще недавней доблести, и он отправился на знакомую опушку. Выбеленный солнцем скелет убитого льва лежал на том же месте. Меж ребрами что-то темнело. Приглядевшись, увидал – это пчелы соорудили улей. Накануне достопамятных событий на этом месте был другой улей, но птицы, в остервенении терзавшие тело мертвеца, разрушили пчелиное сооружение. А кругом тысячи цветов, и невозможно насекомым не собирать с них нектар, вот они и отстроили заново хранилище плодов непременного своего труда.
Шимшон сорвал с дерева большой плотный лист, свернул его раструбом, зачерпнул, сколько мог, меда и зашагал обратно домой, вдыхая чудный аромат. Во дворе перелил густую золотистую жидкость в чашку, поставил ее на стол, положил рядом три ложки и кликнул отца с матерью. Втроем ели чудный дар природы. Сердца Манаоха и Флалиты ликовали: “Он думает о нас, помнит, не забыл своих стариков за делами великими Божественными!” Съели мед, исчезла сладость во рту, и пришла мысль: “Неизбежно отступится от породивших его и прилепится к жене своей, филистимлянке этой…”
Шимшон рад был угодить родителям, ибо тяготило его отчуждение. Ему хотелось поведать, историю меда, а отца с матерью разбирало любопытство, откуда взялось угощение. Но все ели молча. Старики не имели смелости задавать вопросы, сын – упреждать их.
Пахдиэль, когда узнал о брачных намерениях Шимшона, весьма порадовался. Похоже, ангел что-то замыслил. Подвиг убиения зверя голыми руками привел его в восхищение. Он похвалил питомца, сумевшего обуздать тщеславие и хвастовство. Довод знакомый: хоть раз усомнятся люди – век не вернешь доверия. “Сказ о льве и о мёде прибережем пока, в будущем он поможет свершению твоей миссии на земле!” – сказал Пахдиэль и принялся записывать в Книгу Вечности новые факты. Следуя обыкновению неистребимой пытливости, владеющий искусством чтения Шимшон заглядывал писцу через плечо.
– Что ты такое пишешь, Пахдиэль? – рассмеялся Шимшон, – не построят пчелы свой улей в гниющем трупе – ведь они сторонятся зловония! Не знаешь этого? Сразу видно, нет у вас на небесах меду! Ведь не так я тебе рассказывал!
– Ты прав, юноша, – сердито ответил посланец Господень, – я перепишу.
Но не исправил Пахдиэль ошибку. То ли забыл, то ли подумал, мол, что написано – то и правда, и будет пища для мудрости, а загадка всегда хороша. К слову заметить, ниже пойдет речь о другой загадке.
Глава 6 Женитьба
Книги думают за нас. Писано в них, как чудо любви соединяет молодые сердца из враждебных сторон, и прекращается война, и останавливается зло. Но пером сочинителя водит жизнь, а она не данница добра, и посему не каждый такой союз служит к благу – бывает, и к худу. И рассказам о печальной развязке непременно находится место на пожелтевших и на свежих листах.
Синей истинно желал мира с соседями. Почему не помочь им, оплошным? Пусть Цора богатеет – будет с кем торговать, и всем нажива. Маноах и Флалита пеклись о семье, и женитьба сына сулила долгожданные радости. И уж забывать стали родители героя, что надлежит им гордиться великим посланничеством отпрыска. А Шимшона душа расщепилась надвое на крутом повороте судьбы. Любви хотелось судье молодому, но и от чести спасителя народного нельзя отрекаться.
Язычники угнетали иудеев, и идеал назира – восстановить достоинство избранников Божьих. Это не вся миссия Шимшона, но важная часть ее. И коли к вожделенной вершине мир приведет быстрее, чем война, и уж тем паче скорее, чем возврат к строгой вере, то отчего не жениться на Нимаре? Ведь женитьба сулит процветание! И недурно бы взять передышку от деяний горних.
***
Пахдиэль – ангел единой цели. Он не менее Шимшона рад близкой перемене, однако, не звучит в ушах его романтическая нота события, другие аспекты которого, как уверен посланник небес, непременно послужат делу. Влюбленный мечтатель – праздное дитя. Сочетание браком есть зыбкая опора для мира меж недружественными племенами, ибо такое основание легко расшатают старое недоверие и новая вражда.
– Я приветствую надвигающееся на тебя счастье, Шимшон… – промолвил наставник, но жених перебил его, тая от благодарности.
– О, как я признателен тебе, Пахдиэль! Хоть ты и ангел, а не чужда тебе и понятна природа
человеческая!
– Ну, полно, полно! Не будем говорить о суетном, стоя на пороге великого. Не забылась ли в любовном угаре высокая миссия?
– Как можно, Пахдиэль? Разумеется, я продолжу мой героический путь по тропе, Богом мне предназначенной!
– Отрадно слышать. Я думаю, неплохо бы созвать мальчишник перед свадьбой. Много ли у тебя друзей?
– Когда-то были… Да вот беда, с тех пор, как взял ты на себя труд воспитания моего, я сделался одинок… Кого же приглашать на прощальное торжество? И вино запретно назиру!
– Верно, хмельной напиток не для тебя. А мальчишник устрой непременно! Позови-ка филистимских молодцов. Они хоть и не друзья тебе, но обидеть отказом остерегутся – силы твоей боятся, помнят, как крепко колотил их!
– Трусливая они братва, ты прав. Потому и в Цору не пойдут!
– А ты в Тимнате их собери, человек этак тридцать. Синей доволен будет – подумает, хорошее начало мирной жизни, мол, Шимшон наших людей на свой праздник зовет. Раскошелится тесть, не поскупится!
– Пожалуй! Угощению обрадуются гости и охотно усядутся за столом! – воскликнул Шимшон.
– Чтоб не скучали званцы, загадай им загадку! – продолжил излагать свой план Пахдиэль.
– О чем?
– Вспомни, как убил ты льва голыми руками, а пчелы в трупе его построили улей!
– Да не в трупе, а в скелете львином, ведь говорил я тебе!
– А я говорил тебе, что сказ о льве и о меде непременно поможет нам. Вот про это и будет твоя загадка!
– Какая же, наконец? – нелюбезно воскликнул Шимшон.
– Вот такая: “Из евшего вышла снедь, а из сильного вышло сладкое”!
– Поясни, Пахдиэль!
– “Из евшего вышла снедь” – намек на то, как хищные птицы разорвали зверя и скормили птенцам мясо льва, который сам пожирал слабейших. “Из сильного вышло сладкое” – значит, в труп, нет, в выжженный солнцем скелет пчелы нанесли сладкий мед.
– Негодная головоломка!
– Почему, юноша? – сердито спросил ангел.
– Коли загадка правильная, то, чтоб распутать иносказание, отгадчик должен знать известное загадчику. Тобою наущаемый, я хранил втайне историю льва и меда. Значит, заведомо никто не отгадает!
– Нам того и надо! – воскликнул Пахдиэль, начиная терять ангельское терпение, – оставишь в дураках язычников, они разъярятся, затаят злое, потом сотворят вам лихо. Выйдет, что фелистимляне, а не иудеи преступят древний мирный договор меж праотцем вашим Авраамом и царем их Авимелахом. Чем больше преступлений – тем больше оснований! Ты должен понимать меня!