– Ясно мне…
– А чтоб вернее приманить их – заключи пари на дорогой приз. Тогда и отзвук звонче будет.
– Ясно мне…
***
Шимшон собрал удивительный свой мальчишник в Тимнате. Тридцать верных его недругов расселись за щедрым столом. Синей не поскупился на угощение, и молодые язычники энергично набивали утробы. Обиды не заставили себя ждать. Сколько ни предлагали Шимшону вина – назир отвергал соблазны. “Отказывается от чаши – не иначе, за ровню нас не держит!” – шушукались одни. “Не пьет – значит, нездоров!” – шептались другие. “Голову туманит трезвость, а не вино!” – соглашались все.
Шум голосов бурно нарастал, а осмысленность речей опасно убывала. Шимшон подумал, что настало время занять внимание пьяниц загадкой. Он поднялся со своего места и после нескольких хвалебных слов в адрес гостей – долг вежливости хозяина – предложил публике проявить смекалку.
– Слушайте меня внимательно, друзья! – воскликнул Шимшон, – что, по-вашему, означает “из евшего вышла снедь, а из сильного вышло сладкое”?
– Э-э-э, да ведь это слишком просто! – раздались бахвальные крики, – мигом в точку попадем!
– Не надо спешить, – умерил Шимшон пыл хвастунов, – чтобы верили вам – не хвалитесь! Завтра женитьба моя, и семь дней свадебного пира щедро жалую вам – мозгуйте да кумекайте! – великодушно заявил жених.
– Семь дней? Ха! Да мы покрепче орешки быстрее колем! – воскликнул заводила веселой банды.
– И второе мое условие, – не обращая внимания на похвальбу продолжил Шимшон, – отгадаете загадку – я всем куплю по новому дорогому платью, а не осилите – каждый из вас принесет мне богатое одеяние. А пока прощайте, друзья, и надеюсь всех вас увидеть завтра за свадебным столом!
Гости начали расходиться. Громко крича и горячо жестикулируя, они принялись штурмовать хмельными мозгами казавшуюся близкой вершину, и все разом выпаливали самые невероятные версии отгадки.
***
Богатый дом – роскошная свадьба. Подарки и веселье. Танцы и песни. Обжорство и пьянство. Тщеславие и зависть. Лесть и зложелательство. Да разве перечтешь все светлые и темные углы в сердцах хозяев и гостей?
Во главе стола сидят жених с невестой, без вины виноватые в торжестве, шумном и продолжительном безмерно. Трепещет Нимара, белая лицом. Всегда краснощекий, Шимшон сегодня бледен. В своей огромной ручище великан нежно держит маленькую, теплую и дрожащую лапку.
Кроме Маноаха и Флалиты, никто из сидящих за столом не одобрял упрямого отказа Шимшона от вина. Мы не знаем, как отнеслась к этому обстоятельству Нимара, но нам известно доподлинно, что женское благоразумие подсказало ей принять мужнину линию поведения.
Наконец жестокость отступила перед милосердием, и новобрачные были отпущены восвояси. О-о-о, здесь стоит сказать несколько слов! Прекрасная, свежевыбеленная комната. Высокий потолок. От нескромных взоров широкие окна закрывались вышитыми завесами. Пол украшали две цветные циновки добротного и толстого тканья. А меж ними располагалось широчайшее ложе. “Зачем так много места?” – подумал Шимшон и вспомнил узкую и гостеприимную постель Кушит. Впрочем, он тут же устыдился некстати явившимся мыслям.
Раздался робкий стук в дверь. Вошла девушка с серьгой в ухе. Доложила: она служанка, специально приставленная Синеем к молодой чете. Она вручила Шимшону колокольчик для вызова и бесшумно исчезла.
Потекли своим чередом будни праздничного пира. Молодые купались в пучине счастья. Нимара убедилась в правоте отцовской опытности, и улетучился страх, и пришла любовь.
К концу торжеств в настроении гостей стала заметна напряженность, которая не уничтожалось даже обильным винопитием. Шимшон догадывался о причине уныния. И глаза Нимары, как показалось ему, блестели чуть меньше.
– Милый, – Нимара шепнула ночью Шимшону, – на мальчишнике ты загадал гостям загадку и поставил условие о тридцати одеждах. И вот, беспомощны друзья твои…
– Дорогая, – не думай об этом, пусть болтуны пораскинут мозгами!
– Коновод их велел мне вызнать у тебя отгадку…
– Велел? Какова наглость!
– Он вопрошал, неужто мы позвали их, чтоб обобрать? Он угрожал сжечь огнем меня и отца. Мне страшно!
– Со мною ничего не бойся, Нимара! Я – щит твой верный!
– Остерегайся их коварства. Умоляю, открой секрет, и спровадим негодяев!
– Да ведь я отцу моему и матери моей не разгадал, а тебе разгадаю?
– Ах, вот как! – воскликнула Нимара и горько-горько заплакала, униженная, – теперь я знаю, где сердце твое…
– О, язык мой глупый! – вскричал Шимшон, мигом уразумев, что обидеть легче, чем обиду вытерпеть, – вот отгадка, слушай!
И, искупая грех, Шимшон поведал Нимаре, как голыми руками убил льва, и как в скелете его пчелы соорудили улей. При этом он подумал о Пахдиэле и испытал некоторое злорадство. Потом он потребовал у Нимары дать честное слово хранить тайну, а она в ответ снова заплакала.
***
К вечеру седьмого дня свадебного пиршества собрались у Шимшона знакомые нам молодцы, и лица их сияли.
– Улыбаетесь? Отгадали мою загадку? – с тревогой спросил Шимшон.
– Нам это запросто!
– Говорите!
– Слушай отгадку: “Что слаще меда, и кто сильнее льва?”
– Век не угадать бы вам, если бы не… – крикнул в ответ Шимшон, и слезы навернулись ему на глаза, – я проиграл спор и в долгу не останусь!
Горько ему стало. Выходит, не уверена Нимара в заступничестве его, страх перед лиходеями сильнее. В гневе Шимшон помчался к ангелу: “Выложу все казуисту!”
– Негодная отгадка! – воскликнул Пахдиэль.
– Почему?
– Во-первых, мутная она.
– А загадка твоя прозрачная?
– Во-вторых, она добыта угрозой, и уж только поэтому ее принять нельзя! – ответил Пахдиэль, пренебрегая дерзостью питомца.
– У вас на небесах такой закон. Здесь на земле не важно, как достигнута отгадка. Я судил и научился многому!
Шимшон пылал яростью, и было от чего – нестойкость Нимары, крушение счастья, собственная глупость, хитроумие Пахдиэля, торжество ничтожеств, уязвленная гордость, унижение проигрыша.
Долг чести платить неизбежно, но сие следует соединить с местью. Одним подвигом больше. Шимшон вышел на торговый путь и стал подстерегать купцов-филистимлян. Тридцать человек убил и снял с них богатые одежды. Взвалил на спину тюк, отнес его к дому угрожавшего Нимаре наглеца и швырнул у ворот.
“Я сделал свое и возвращаюсь домой!” – крикнул Шимшон тестю и ушел, хлопнув дверью и не сказав прощального слова Нимаре.
***
Шимшон вернулся к родителям в Цору. Нескольких дней сердечных мук хватило ему, чтоб осознать потерю. “Прощу Нимару! – думал он, – да разве сам я не обидел ее?” И он снова направил стопы свои в Тимнату.
Тревожно встретил его Синей.
– Где жена моя? – спросил Шимшон, – пропусти меня к Нимаре.
– Никак нельзя, – плачущим голосом промолвил Синей, – ты развелся с Нимарой, и я отдал ее другому.
– Я не разводился с моею законной женой!
– Но ты сказал, что возвращаешься домой, и ушел! По обычаям нашим – это развод.
Кровь бросилась в голову Шимшону, и гнев не давал дышать.
Бедный Синей испугался не на шутку. Рухнули мирные планы. Он боялся мести бывшего зятя и еще больше страшился жестокости соплеменников. Как много злобы вокруг! А золото – дырявый щит против ненависти.
– Шимшон, драгоценный мой! – упал старик на колени перед молодым, – я дам тебе сестру Нимары, ты видел ее, она красивее!
– Ты отнял у меня жену, Синей! Все вы – лживый народ! Отныне я буду мстить вам, подлые филистимляне! – вскричал Шимшон и ушел, чтоб не возвращаться более.
Глава 7 Жажда и месть
Человек сознает крушение любви, и едкая горечь обволакивает душу, разъедает охранный покров ее, жжет нежную ткань. Ум ищет виновника, а сердце плачет. С днями размягчается кристалл обиды, душа взращивает панцирь надежнее прежнего, ожоги под ним рубцуются, и бальзам мести целит мечты.
Проиграв пари, убив три десятка филистимлян, заплатив долг чести и лишившись жены, Шимшон вернулся в Цору к родителям. Мать хотела было напомнить сыну, мол, твердила тебе, не бери чужую, слезами умоешься, но отец, выучившийся искусству угадывать мысли благоверной подруги, успел в последнюю минуту крепко сжать ей руку. Флалита за годы супружества также познала повадки Маноаха и удержала язык в пределах молчаливой мудрости. Молчание полезно – тогда вещи сами заговорят о себе.
Любовь к отцу с матерью не стесняла сына в глубине сердца ставить себя, наделенного Божьей миссией, выше неприметных родителей, вся заслуга коих состояла в простой вере. Где есть стремление к превосходству, найдется место и для зависти. Шимшону было досадно признавать правоту зрелой опытности против зеленого упрямства. Однако не отталкивал он протянутую руку помощи. Отринутый чужими – потянулся к своим.
Клич правосудного неба и глас попранной гордости гремели в ушах Шимшона, и состязались меж собою за первенство и требовали воздаяния недругам. “Месть филистимлянам станет единым ответом обоим вызовам!” – сказал Пахдиэль, знавший науку врачевания печали. Всякий раз, заподозрив надобность в своих настойчивых советах, ангел оказывался на месте. “Видно, планида моя такова – внимать назиданиям его, – думал Шимшон, – запряг меня в свою упряжку любомудр этот вышний”.
– Шимшон! – воззвал Пахдиэль.
– Вот я!
– Язычники заслужили кару, ибо первыми нарушили договор Авраама с Авимелахом, беззаконно отняв у тебя жену!
– Но до этого времени я успел убить три десятка их людей… – робко возразил Шимшон.
– Запомни, юноша: в делах мести не очередность событий, а сила и хитрость установят начало отсчета. Потому не им, а нам с тобой решать, кто пострадал первым.