А еще от второго мужчины веяло чужим страхом, болью и кровью. Он был убийцей. Нет, все носители убийцы, но этот был им так давно, что это стало частью его ауры. Это ощущалось в воздухе, когда он оказывался рядом. Ну и, конечно, он был старше мальчишки. На вид ему было около двадцати восьми. К вампирам нельзя применять человеческие определения возраста. Ребенок может оказаться старше истории целого государства. Или мужчина с пивным брюшком и лысиной оказаться совсем молодым вампиром, которого защищают все собратья. Но все же…
Когда первый шок от того, что я вижу перед собой настоящего вампира, схлынул, пришло любопытство. Впрочем, оно ушло так же быстро. Какая, в сущности, разница, кого я сейчас перед собой вижу? Еще немного, и все это закончится. Я смотрела в зеленые омуты глаз старого, как этот мир, вампира и надеялась, что он не удержится и бросится на меня прямо сейчас. А еще я надеялась, как никогда раньше, что загробной жизни нет. Больше всего на свете мне не хотелось понимать, что память о моей жизни в каком-либо виде будет существовать и после моей смерти. Я смотрела, но ничего не происходило. Тоска и разочарование заполнили все внутри. Почему меня нельзя просто выпить?
Я вздохнула и перевела взгляд на Стаса, как своего носителя.
— Здравствуйте.
Парень вздрогнул, причем заметно даже в полумраке комнаты. Почему-то покосился на своего друга и только потом обратился ко мне с лучезарной улыбкой:
— Приветствую…. эм…? — он чуть виновато посмотрел на меня.
Я снова ощутила волну раздражения. Вот зачем им мое имя?
— Аврора, — я постаралась улыбнуться приветливо.
— Доброй ночи! — неожиданно подал голос Амадей и тоже улыбнулся.
Ни у одного из них не было клыков.
— И вам, — я улыбнулась еще шире, потому что отчетливо ощутила, как напрягся Стас. По подростковой фигуре это было заметнее. А если он напрягся — значит, меня могут съесть в любой момент. Амадей сказал, что голоден, а, судя по его виду, очень голоден, здесь, наверное, так пахнет моей кровью, что у него кишки крутит.
На мгновение мне показалось, что глаза старого вампира сверкнули ярче. Но я не была уверена.
— Ты не возражаешь, если я присяду? — обратился зеленоглазый к Стасу.
— Разумеется! — рассмеялся мальчишка таким заливистым смехом, что я заслушалась.
Он подошел к столику, забрал пакет с первой донорской дозой, потом обошел меня. Взял бокал с минибара и налил моей крови в него. Потом вернулся к своему другу. Зеленоглазый вампир тем временем уже расположился в самом темном углу. Присел в кресло около двери и положил ногу на ногу. Стас подал ему бокал. Потом вернулся и вылил остатки порции из пакета в небольшой прозрачный графин. Сам графин водрузил на ведерко со льдом, словно бутылку шампанского, и уже его отнес на маленький круглый столик около того кресла, в котором расположился старый вампир. В его движениях не было суетливости, не было поспешности или подобострастия, как у нижестоящих к вышестоящим. Но что-то — не знаю что именно — говорило, что Стас спешит, нервничает или даже боится. Но чего может бояться вампир в другом вампире, который к тому же является другом?
Амадей принял полный бокал, но пить не стал. Не поблагодарил. Он продолжал смотреть на меня. В этом взгляде не было угрозы или желания что-то выведать, не было насмешки. Вообще ничего не было. Он просто смотрел на меня. А мне было как-то все равно. Пусть смотрит, если ему интересно. Хотя, скорее всего, дело не в интересе, а просто в голоде. Может быть, у мужчины легкое помутнение рассудка или еще что-то… Честно говоря, что происходит с вампиром от голода, кроме того, что они слетают со всем тормозов, никто не знал. Может, их тоже мутит или мучает изжога? Почему-то мне стало жаль зеленоглазого.
Я поставила себя на его место. Долгий полет на самолете, куча дел, встреча с другом и вместо отдыха меня тащат в какой-то притон, чтобы я полюбовался на самоубийцу. Радости мало. Я отвела взгляд от Амадея, чтобы не смущать его, да и себя тоже. Стас тем временем расположился на ближайшем диване. В руках у него была моя папка. Похоже, Николь передала.
— И что же мы имеем, мадемуазель Аврора? — протянул он.
Я пожала плечами.
— Нет, не поймите меня превратно, дорогая. Меня не волнуют причины вашего решения. Просто мне искренне интересно, почему вы выбрали меня?
Я возмущенно уставилась на него.
— Выбрала?
— Вы же выбирали по каталогу, да?
Я почувствовала, как, несмотря на потерю крови и подступающую слабость, наливаюсь краской здоровой ярости. Бешенство подкралось резко, и я просто не смогла себя сдержать:
— И вы…?! Да как вы…?! Я никогда…!!! — я просто задохнулась от негодования.
Светлые брови моего носителя приподнялись. Я вздохнула, беря под контроль эмоции.
— Я не выбирала вас.
— Стас, — тут же представился он.
А я опять поморщилась. Ну, вот скажите мне, зачем эти реверансы?
— Я никого и никогда не стала бы выбирать по этой мерзости!!! — выдохнула я, хотя, похоже, почти кричала.
— Тогда почему? — растерянно спросил парень, но спохватился и принялся листать мой договор. — Понятненько, вам нужна ментальная иллюзия… Это по моей части, тогда ясно, почему вас направили именно ко мне.
Последняя фраза прозвучала так, словно он страховой агент или юрист. Он выжидательно уставился на меня.
— Я не хочу чувствовать боль, — шепотом призналась я.
— Это можно! — с искренней улыбкой ответил мальчишка. Встряхнул кистями рук, как пианист перед выступлением. — И чего желает моя юная нимфа?
Вопрос прозвучал с юмором, но я поняла, что нужно ответить. И только тут я поняла, что ничего не хочу. Точнее не знаю, чего должен хотеть человек в свои последние минуты. Сидеть на берегу моря и смотреть на закат? Нет, не хочу. Я судорожно перебирала варианты и отчетливо понимала, что единственное чего хочу — это не хочу ничего. От осознания этого простого факта подступили слезы. Мое прошлое уничтожало во мне все желания.
Я оторвала пристальный взгляд от подголовника кресла и посмотрела на носителя.
— Просто сделайте так, чтобы мне не было больно, пожалуйста! — уже, когда произнесла фразу, сообразила, как жалко и умоляюще прозвучал мой голос.
Я надеялась, что на этом все и закончится, но Стас продолжал смотреть на меня.
— А я могу узнать о причинах вашего решения заключить договор? — спросил Амадей.
От его голоса мы оба вздрогнули. Только я от удивления, потому что уже успела о нем забыть. А вот мой носитель от явного страха, потому что чуть вжал голову в плечи, всего на секунду, но я заметила.
Я посмотрела на него. Зеленые глаза пристально изучали мое лицо. Я подумала и решила:
— Нет!
— Уверены?
Мне показалось, что воздух в комнате вздрогнул, завибрировал на мгновение.
— Абсолютно! — спокойно ответила я. Потом решила сыграть дуру: — Не все ли равно, какие мотивы у котлеты?
— И все же, — его голос не изменился ни на йоту, но мне опять показалось, что он зол.
— Могут быть у девушки свои маленькие тайны? — решила пококетничать я, хотя, учитывая мое состояние и откровенную близость слез, ничего не получилось.
— Аврора, мне было бы крайне любопытно… — снова начал было зеленоглазый, но я его перебила.
— А может, вы сами придумаете себе подходящую версию?! — взорвалась я.
В комнате стало очень тихо. Только после того, как повысила голос, поняла, что этого делать не стоило. Вампиры и правда больше всего похожи на диких хищников. С ними нельзя забывать о правилах техники безопасности. Там, где с человеком дело ограничится бранью, с вампиром завершится смертью. Я заметила, как на лице моего носителя отразился настоящий ужас. Он окаменел, зрачки расширились, а над верхней губой выступил пот. Эта картина напугала и меня. Я медленно перевела взгляд на Амадея. Увидела горящие яростью глаза и вместо того, чтобы испугаться, ощутила чувство глубокого удовлетворения. Какая мне в сущности разница, как меня убьют? Будут вампиры соблюдать условия договора, и действительно ли носитель подвергнет меня гипнозу, или же просто разорвут?
Я продолжала смотреть на вампира, буквально плавая в его гневе, и мне было все равно. Любая боль, которую способен мне причинить этот вампир, пройдет. Да, вполне возможно я буду захлебываться криками, но все равно и это пройдет, а затем… Затем я стану свободна. У меня не было желания показывать гордость или еще что-то этому вампиру. К нему я испытывала чувство близкое к благодарности. Он смотрел, и я смотрела. Мир перестал существовать. Были только эти его глаза, которые пожирали гневом, по коже проходились волны то тепла, то холода, как дуновение ветра, только ветра в комнате не было и быть не могло. Казалось, что воздух превратился в патоку и заполнял вязкостью легкие. А я все еще смотрела и ждала, с надеждой и затаенным любопытством. Похоже, даже такие сломанные пустышки как я все равно испытают любопытство.
— Стас, — мягко и глухо прошелестело в комнате. Голос Амадея стал похож на шуршание степной травы.
Мой носитель вскочил и внезапно поклонился. Согнулся в глубоком поклоне, как в старые, совсем старые времена.
— Мой… — начал было он, но зеленоглазый остановил его простым взглядом.
— Не будешь ли ты так любезен, и не подаришь ли старику свой аперитив?
Я с трудом подавила смешок, потому что поняла, что зеленоглазый просто ввернул всю их беседу в одно предложение, так сказать процитировал. Это выглядело как весьма тонкая издевка, впрочем, беззлобная.
Оба на мой смех в кулак отреагировали. Зеленоглазый заломил бровь. В его глазах больше не было ярости, был интерес. А Стас смотрел на меня, как на говорящую собаку. С удивлением, восторгом и недоумением, будто не мог поверить.
Но через мгновение его лицо изменилось, и на меня он посмотрел с откровенной жалостью. Это меня заинтересовало. Что такого может сделать зеленоглазый, если даже носитель, который собирался меня убить, смотрит, не скрывая сочувствия.