Повинуясь внутреннему порыву, вскочила с кресла и попыталась подойти. Резкие движения отозвались очередным головокружением, ноги дрожали. Амадей снова отшатнулся от меня, ударился о стену и сполз по ней на пол. Я медленно добрела до него и неуклюже плюхнулась на колени. Он неотрывно следил за мной, не моргал, не дышал.
— Эй, — тихо позвала я, пытаясь улыбнуться.
Он не ответил, только в глазах появились синие капилляры. Обычно у вампира, как и у человека, в белках находятся красные сосуды, и проявляются они в момент стресса. А у этого все то же самое, только капилляры темно-синие. Значит, сердце тоже перестало биться, или чего похуже. Я не разбиралась в анатомии носителей. Нам давали только базовую программу.
Я протянула к нему руку. Он дернулся и с силой врезался затылком о стену, оставив на ней мелкую сетку трещинок. Может, у него галлюцинации, и сейчас он видит не меня, а свой кошмар? Интересно, а чего боятся сами кошмары? Ведь наверняка его счет жертв идет на тысячи жизней, за столько-то веков. Отлично Аврора, продолжай жалеть одного из самых опасных монстров мира!
Я убрала руку, которую протянула, чтобы взять вампира за предплечье, но остановилась. Кисти рук Амадея стали фиолетово-синими, прямо как вторая стадия гематомы. Меня били по лицу не раз, так что я хорошо знала этот цвет кожи. Смотрелось жутко, очень жутко. Я не знала, что означает изменение цвета кожи у вампиров, но было и так понятно, что это не нормально. Посмотрела в глаза Амадею и вздрогнула: еще секунду назад взгляд был хоть и удивленным, но внимательным, а сейчас глаза остекленели, расфокусировались, как у трупа. Он смотрел словно сквозь меня.
Он не видел меня.
Он не двигался.
Он не дышал.
Если бы я не знала, как умирают вампиры, я бы решила, что он умер. Самый настоящий труп. С трудом заставила себя подняться и дойти до столика у двери. Там все еще стояли ведерко со льдом, моей кровью и бокал. Схватила графин похолодевшими пальцами, перелила в него порцию из бокала и вернулась к вампиру. Удивительная вещь — психика. Вот минуту назад меня шатало. А сейчас ясность сознания полная. Адреналин. Все десять дней я удивлялась самой себе, что не испытываю страха. А сейчас испугалась за вампира, за своего убийцу. По-настоящему испугалась, как за близкого человека, так, словно он для меня что-то значил… Не стоит тешить себя надеждами — я полностью сошла с ума.
Я попыталась уложить его из сидячего положения. Вышло с трудом. Вся его кожа была ледяная, словно он уже был в холодильнике. Этот маленький факт только усилил мой страх. Его лицо было расслабленным. Растерянно-удивленным. В глазах пропал блеск окончательно. Рот вампир открыл легко, стоило чуть нажать на подбородок. Если кровь не поможет, брошусь на поиски Стаса или Николь. Да хоть кого-нибудь, нельзя же вот так бросить его!
Амадей сделал первый глоток практический сразу. Потом еще и еще один. Затем был глубокий и медленный вдох носом, не отрываясь от трапезы, и только потом его глаза приобрели уже знакомый блеск. Внутренний свет в зеленых омутах зажигался медленно, неохотно. Я это видела, ничего не понимала, но видела ясно.
— Амадей, ну что же ты… — ласково начала я и положила руку ему на грудную клетку. Тяжелые редкие удары сердца несказанно обрадовали. Они были такими медленными, что от них, казалось, вздрагивали все ребра вампира. — Не знаю, что с тобой случилось, но если это от нервов или голода, то нельзя себя так доводить. Свои же прибьют из милосердия.
Он выпил все, что было в графине, но от этого не сильно полегчало. Руки у него все еще были пугающими, взгляд несознательным, и он не делал даже попытки пошевелиться. Вампир выразительно сглотнул.
— Мало, да? — догадалась я и принялась шарить по сторонам глазами в поисках того, чем можно нанести себе достаточно глубокую рану.
Пришлось разбить оброненный вампиром бокал. Зажать в руке самый крупный осколок и приготовиться. Я не люблю боль, я боюсь боли, я ненавижу боль. И сейчас собиралась сделать себе больно. Впервые в жизни собиралась сама нанести себе рану, по собственной воле. Дура!
Я уже почти решилась, когда мою ладонь перехватили сизые пальцы вампира. От неожиданности я вскрикнула и выронила осколок. Он так быстро схватил меня, что я ничего понять не успела. Нет, я знала, что у вампиров поразительная скорость движений, но все равно не ожидала.
Его глаза смотрели внимательно, хоть и немного болезненно.
— Вы как? — решилась я на вопрос, не делая даже попытки высвободить пальцы. Если он захочет, то превратит мои кости в труху.
— Ты испытываешь страх, почему? — едва слышно спросил он. И вдруг его зрачки расширились. Он резко сел. — Ты не испугалась меня… тогда остается только… ты испугалась ЗА меня?
Я почувствовала, как краснею. Точно дура, причем полная! Как можно бояться за жизнь того, кто уже давно мертв; за того, кто прожил столько, что ты и вообразить не можешь? Естественно, ему ничего не грозило. А он еще ближайший век будет рассказывать эту историю как хохму своим друзьям. Донор сам испугался за своего носителя, за убийцу. Действительно смешно.
— Простите, — промямлила я.
— Почему тебе стыдно? — снова спросил он. И с его голосом точно было что-то не так. Ему еще плохо. Точно плохо. Не знаю как, но я чувствовала, что ему сейчас больно.
Я опустила глаза. Он тоже и увидел, что держит меня за руку.
— Ты думаешь, что я могу сейчас возжелать тебя? — предположил он.
— У меня не настолько больная голова! — брякнула я.
— Почему? Ты думаешь, что я настолько благороден? — его серые губы растянулись в злой усмешке.
Это смотрелось бы страшно, если бы я не знала, что он сейчас испытывает.
Я не сдержала смех. Смешки вышли нервными, слегка истеричными.
— Нет, вы, конечно, милый, но благородства от вампира я не жду.
Его глаза снова сверкнули.
— Значит, я как монстр могу воспользоваться тобой?
Недоуменно на него посмотрела.
— Я, вообще-то, имела в виду, что ни от кого не жду благородства. Но да, вы, конечно, можете.
Он склонил голову набок.
— Значит, ты хочешь, чтобы я любил тебя этой ночью? — а его голос по-прежнему казался мне неправильным, нездоровым.
— Я не сказала, что хочу секса! — возразила я. — Я сказала, что вы можете себе это позволить. Это разные вещи.
Я очень старалась не дать внутреннему страху развиться в панику. Если Амадей решит меня поиметь, сделаю все, чтобы он убил меня раньше.
— Ты боишься секса со мной? — его голос снова стал вкрадчивым.
— Да, — признала я, глядя ему прямо в сверкающие глаза.
— Но, — он задумался и посмотрел в сторону, — этот страх странный. Не могу понять, чего именно ты боишься. Не уверен, что это связанно со мной.
— А как вы себя чувствуете? — решила я перевести тему. — Может, стоит кого-то позвать?
Его пальцы моментально разжались. Он встал и помог встать мне. Вернул меня в кресло и сам пристроился на подставке для ног. На его лице опять застыло удивление.
— Почему ты считаешь, что со мной что-то не так?
— Вам было плохо, — начала я. — Вы, кажется, сознание потеряли. И сейчас вам тоже плохо.
Он снова отпрянул, как от удара и едва не свалился с кресла. Казалось, что ему было больно от моих слов, и он стремился оказаться от меня как можно дальше. Я стала подозревать, что у этого вампира точно помутнение рассудка от голода. Слишком странно он себя ведет.
— Это, — он выразительно сглотнул, — состояние не от голода. Просто ты особенная.
Я видела, как под кожей шеи напряглись мышцы, словно ему стало трудно дышать. Вот на этом мои нервы сдали позиции и отказались участвовать дальше. Я уронила голову на поджатые колени и засмеялась. Громко, со всхлипами и стонами.
— Амадей, вы просто…! Нет, вы…! — я с трудом боролась с приступами истерического гогота. — Скажите, вы всегда так девушек обольщаете?
— Как? — не понял он.
— Как в дешевом кино для девочек пятнадцати лет? Сейчас вы мне расскажите, что не можете меня съесть, потому что во мне есть что-то такое… обольстительное, чарующее, а через два часа фильма предложите мне провести с вами вечность?!
Вампир мягко взял меня за плечи, заставил положить голову на спинку и протянул мне бутылку апельсинового сока. Я отказываться не стала. Он дождался, когда я немного успокоюсь, и покровительственно мне улыбнулся.
— Для начала, моя бесценная Рокто, хочу заметить, что в тебе слишком много цинизма. Он портит всю романтику нашей короткой беседы. Не к лицу женщине так себя вести. Прими совет на будущее: женщина не может играть, как мужчина. Она умнее и действует тоньше, ласковее и убивает незаметно, — его улыбка стала чуть шире, но клыков я так и не увидела. — Второе: убить тебя я просто обязан, ибо ты совершила роковую ошибку. Я мог бы отпустить. Хотел внушить тебе что-то хорошее и отпустить. Мне захотелось, чтобы ты уехала из этого города, из страны. Чтобы согревала мою постель пару-тройку лет. А потом я бы без сомнений и сожалений отпустил бы тебя с деньгами или без них, но с жизнью. Однако, теперь, моя бесценная, я просто не смогу так благородно поступить.
— Почему? — невольно спросила я. Не то чтобы я поверила его слова или хотела поверить, просто антураж требовал, чтобы я спросила. Он ждал этого от меня. Я смотрела в зеленые, такие яркие глаза и знала, что лжет, а еще знала, что мне все равно, и потому спросила.
— Ты видела слишком много, а я, как ты любезно заметила, слишком стар, чтобы позволить кому-то узнать о моей недавней слабости, — его лицо стало почти виноватым. — В нашем мире непозволительная роскошь иметь хоть одну такую слабость, подобную той, что ты наблюдала, моя бесценная.
— Ничего не поняла, — призналась я. — Я же не знаю, что с вами такого страшного случилось.
— Ты не знаешь, но вот почти любой из живущих в ночи узнает, стоит только описать тебе увиденное. Я слишком люблю свою жизнь, чтобы рисковать ею так просто. Будешь умолять?
Я улыбнулась.