Много пишут теперь о любви к природе, о том, что любовь эту надо прививать, а не то у детей может развиться жестокость. Примеров такой жестокости множество: убитые кошки, птицы, замученные собаки.
Нам, наверное, очень повезло. Мы не отделяли в детстве себя от природы да и не задумывались об этом. Если можно было сделать доброе, спасти жизнь, мы делали доброе, спасали.
Помню, испугал нас с Язли крик в «джунглях». Мы хоть и оробели, но пошли поглядеть. Толстая змея обвила зайца и душила. У зайца только голова торчала да уши. Мы своими пастушескими палками стали тыкать в змею, кидали в неё камнями. Змея забила хвостом, но кольца распустила и уползла в камыши. Помятый заяц долго стоял, пошатываясь, столбиком, глядя на нас. Потом подпрыгнул и, прихрамывая, ускакал в сторону степи, подальше от логова страшной змеи.
В воскресенье отец разбудил меня, когда было совсем темно. Мы выпили зелёного чая, сели верхом на ослика и поехали в город.
Была зима, а зимой у нас, в жаркой Туркмении, случаются сильные морозы, а когда ветер, и подавно мороз выпускает коготки.
Я хоть и сидел за спиной у отца, уши и руки у меня стали замерзать. Я развязал тесёмки на шапке и опустил уши, а вот перчаток у меня не было. Приходилось одной рукой держаться за отца, а другую греть за пазухой.
Наконец мы добрались до солончака Шормайдан.
— Папа, — не выдержал я, — купи мне на базаре перчатки!
— Хорошо, сынок. Если ты очень озяб, давай спешимся и разведём костёр.
Мне так хотелось поскорее посмотреть на город, что я сказал отцу:
— Мне совсем, совсем тепло.
Светало. В воздухе кружились снежинки.
— Как раз полпути проехали, — сказал отец. — А я давно уже почувствовал запах снега. Если будет большой снег, базар не состоится.
Впереди замаячил высокий холм.
— Это крепость Аннакули Тепе, — объяснил отец.
И мы опять поехали молча. Мой отец пришёлся бы по душе тому караванщику, который назвал своего Напарника болтуном. Эти двое караванщиков пересекли на верблюдах пустыню Каракумы, н, когда подходили к Хиве, «говорливый» в первый раз за всю дорогу раскрыл рот и сказал:
«Вот уже и крепость видна!»
«Ах ты, болтун!» — рассердился его молчаливый друг.
Пока ехали степью, я терпел, помалкивал, а когда приехали в Кёрки, вопросы посыпались из меня, как сыплется зерно из худого мешка.
Я думал, в городе в каждом доме по магазину, горожане, сидя возле окон, едят белые булки с халвой…
— Папа, — спросил я со страхом, — а в город на осле можно?
— Можно, — сказал отец.
А я и в мыслях не допускал, чтобы в городе ездили на ослах, на арбах. Но по Керки, такому же одноэтажному, как наш аул, ехали двухколёсные арбы, трусили ишачки.
Мы на своём длинноухом проехали на другой конец Керки, к другу отца охотнику Джорабаю.
Джорабай бетонировал фундамент для нового дома.
— М-да! Не чета глиняному, — сказал отец, пнув ногой застывшую серую массу бетона. — Хорошо начинаем жить. Всё нам под силу.
Потом мы поехали на «толкучку». Отец купил пороха и свинца, мне — перчатки, резиновый мячик и книжку «Гер-оглы». Потом мы прошлись по магазинам, набрали конфет и пряников и поехали домой.
Керки — мой первый город.
А дальше в моих воспоминаниях как бы глубокая, клубящаяся мглой яма. Дальше — война.
Ясно вижу первый день.
С утра я ходил на арык пускать воду на поле. Потом нарезал тутовых прутиков для шелкопряда. В нашем ауле все занимались выращиванием коконов.
Когда я с вязанкой на голове подходил к дому, меня встретил Язли.
— Каюм! Война! — закричал он.
— Вот и хорошо, — сказал я, — наши красноармейцы ордена получат.
— Ты дурень! — закричал Язли. — Теперь всем будет плохо. На войну возьмут от семидесятилетних до семилетних.
— Кто сказал?
— Мулла. Домой придёшь, узнаешь.
Я не понимал, чего так испугался Язли. В войну мы играли часто. Самая интересная игра.
Дома у нас была мама Язли и ещё Несколько соседок. Все плакали.
У отца в гостях был мулла. Он говорил:
— Немцы — весьма воинственный народ. Они захватили уже больше десяти государств. И нет такого государства, которое могло бы противостоять им.
Отец ответил, не повышая голоса:
— Мулла-ага, может быть, немцы и победили многих, но нас они не одолеют.
— Что ты говоришь, сын мой! — всплеснул руками мулла. — Немцы гонят вперёд себя покорённые народы. В их армии столько же солдат, сколько дождинок в туче.
— Их не больше, чем нас! — возразил отец.
— Это всё оттого, что мы прогневили Аллаха! — воскликнул громко мулла. — Но ничего, придут немцы, они наведут порядок.
— Мулла-ага, ты не очень-то надейся на это. Немцев побьют за тысячи километров отсюда.
Мулла ушёл, проклиная отца и нашу семью, но не его проклятья украли моё детство. Его украла у меня война.
АКНАБАД
— Вста-вай! Вста-вай! — пели часы свою утреннюю песенку.
Акнабад открыла глаза и увидала, что маленькая стрелка стоит на семи, а большая на двенадцати. И правда, пора вставать.
Акнабад тихонько выбралась из-под одеяла. Братец Анкар и сестричка Зиба сладко посапывали.
Акнабад убрала свою постель, умылась и поспешила к своим любимцам. Во дворе, в большой клетке, жили фазаны. В прошлом году девочка нашла в камышовых зарослях разорённое гнездо. Два яичка оказались целыми. Отец Акнабад отнёс их в инкубатор, и из них вывелись курочки. Дядя Акнабад, известный в селе охотник, подарил ей фазана. Перья у него были красно-зелёные, блестящие. Акнабад души в нём не чаяла, и он тоже признавал свою хозяйку. Стоило девочке показаться в дверях, как фазан подбегал к сетке и, нетерпеливо перебирая ногами, ждал, когда девочка угостит его с ладони аппетитным зерном.
Акнабад покормила фазанов и пошла к другой клетке. У кроликов кончилась еда. Она дала им травы, которую вчера набрала на бахче.
— Му-у! — жалобно замычал под навесом телёнок, он никак не мог дождаться, когда хозяйка подойдёт к нему.
— Проголодался? — спросила Акнабад телёнка. — Пошли, отведу тебя на травку.
Она отогнала телёнка на арык. На берегах арыка росла зелёная свежая трава. Акнабад забила в землю железный кол, привязала телёнка за верёвку.
— Тут тебе хорошо будет! Смотри, какая травка! — Акнабад почесала телёнка между рожками и побежала домой.
— Доченька, чайник кипит, завари чай! — попросила её мама.
— А маленьких будить? — спросила Акнабад.
— Буди, завтракать пора.
Акнабад заварила чай, расстелила на топчане перед домом скатерть, поставила сахарницу, маслёнку, вазочку с мёдом. Вымыла пиалы и только потом пошла поднимать Анкара и Зибу. Они ведь так любят поспать.
Перед домом Акнабад протекал тихий арык. Вода в нём была густая, коричневая. По обоим берегам арыка росли тополя, ивы, тутовники, но самым любимым деревом детей была ива-мост. Перекинувшись с берега на берег, ива поднимала кверху два молодых зелёных ствола и со стороны была похожа на рогатую улитку.
— А мы будем играть в плавание? — спросил за чаем у Акнабад братец Анкар.
— Будем, — согласилась старшая сестра.
— А кто станет капитаном? — спросила Зиба.
— Наверное, ты. Кто съест завтрак без остатка, тот и будет капитаном.
Шестилетний Анкар недовольно покосился на. Акнабад, но ничего не сказал, только запыхтел, старательно доедая кашу и бутерброды.
Соседские дети тоже завтракали на топчане.
— Акнабад! Акнабад! — закричала пятилетняя Айгуль, показывая со своего топчана пустую тарелку и пустую пиалу. — Я первая! Первая!
— Капитаном сегодня будет Айгуль, — объявила Акнабад. — Всем матросам взойти на корабль!
Добрая старая ива широкая, как ладья. Айгуль взялась за ветку, которая была у них вместо штурвала, и голосок её зазвенел тоненько, но по-командирски:
— Всем приготовиться! Отплываем! Паруса поднять! — И незаметно дёрнула Акнабад за платье: — Куда плыть?
— В. Индию! — подсказала Акнабад.
— Вперёд! Вперёд! — командовала Айгуль. — Мы плывём по морям-океанам! Мы плывём в Индию!
Под ивой журчал арык, по небу плыли облака.
— Акнабад, — удивилась Айгуль, — мы и вправду плывём?!
И вдруг все услышали, как кто-то очень тихо плачет. На земле, возле топчана, сидела Зиба и обоими кулачками тёрла глаза.
— А ты почему не с нами? — удивилась Акнабад.
— К берегу! Скорее к берегу! — отдала команду Айгуль. — Зиба, иди на корабль.
— Не пойду! — И девочка замахнулась на ребят куклой. Кукла большая, она выпала из рук Зибы и больно ударилась.
— Нехорошо обижаться, — сказала младшей сестре Акнабад. — Сегодня Айгуль капитан, завтра будешь ты.
— Бедная кукла, — пожалел Анкар.
Он сошёл на берег, Поднял куклу и посадил её на детский стул.
— Смотрите, смотрите! — обрадовалась Акнабад.
Кукла Сидит, как ученица на уроке.
— Давайте научим её читать! — предложил Анкар. Он начертил на земле букву, которую знал.
— Это «А», — сказал Анкар кукле.
— Ребята, вы тоже все напишите букву «А», — попросила детей Акнабад.
Ребята букву «А» написали.
— Теперь нарисуйте букву, похожую на лесенку.
— Кто знает, что это за буква?
— Я знаю! — закричал Анкар. — Это буква «ны»!
— Не «ны», а «эн», — поправила брата Акнабад.
— Все смотрите сюда. Я рисую букву, похожую на ворота.
— Это буква «эп»! — бросилась со всех ног к старшей сестре Зиба.
— Правильно! — улыбнулась Акнабад. — Только читается она не «эп», а «пэ».
Акнабад пришла домой напиться воды, да так и ахнула. Тесто подняло крышку кастрюли и совсем уж собралось убежать.
— Мама! Тесто лезет! — закричала девочка и, не теряя времени, расстелила клеёнку и переставила кастрюлю.