Утром будильник надрывался зря. Вчерашние «полчасика» затянулись почти до трех. Огромный монстр, похожий на гибрид жука и бегемота, никак не хотел помирать, пришлось мочить его целой толпой. Зато рейд оказался удачным — когда тварь все-таки сдохла, из нее высыпалось много полезных вещей. А потом еще этот ночной кошмар…
В общем, когда мама наконец-то заглянула в комнату со словами: «Мальчики, в школу опоздаете!», состояние было хуже некуда. Глеб лишь поплотнее укутался одеялом и заныл:
— Ну ма-а-ам… Я чего-то… Может я заболел?… Может, мне в школу не надо сегодня…. А?…
— Давай-давай, — засмеялась мама. — Не выдумывай.
Пришлось вылезать из теплого уютного кокона, тащиться в ванную, пока ее не занял Ванька. Глеб вслепую нашарил кран, подергал. Открыл глаза. Ручки не было. Кран — блестящий, стальной, привычный — торчал на своем обычном месте. А такой же блестящей ручки сверху: поднимаешь — течет вода; поворачиваешь — вода становится теплее или холоднее — не было.
Сон испарился. Глеб, на всякий случай не двигаясь, осмотрелся. Ванная комната выглядела как обычно. Стиральная машина в углу, полотенца на длинной изогнутой трубе, зубные щетки и паста на краю раковины… А ручки не было.
Он подошел к двери, выглянул в коридор. Никого. Глеб запер защелку и вернулся к крану. Внимательно осмотрел его со всех сторон. Потрогал. Потыкал снизу, где должна литься вода. Не сводя глаз с неполноценного крана, присел на ящик для белья.
Страха не было — только недоумение. Уж очень нелепо выглядела загадочная трансформация сантехники. Глеб крепко зажмурился и в деталях представил себе нормальный кран. Гладкая холодная рукоятка нависает над запотевшей изогнутой поверхностью. Потеки воды, брызги зубной пасты. Отражение в зеркале.
В дверь уже тарабанил Ванька:
— Давай скорее, заснул ты там что ли?
Глеб открыл глаза. Ручка была на месте. С брызгами, потеками и отражением.
— Клево! — выдохнул он.
Потом снова закрыл глаза и попытался представить раковину без крана. Открыл — ни капли не изменившаяся металлическая конструкция холодно отблескивала в свете ярких потолочных ламп. Глеб разочарованно вздохнул и только собрался сделать еще одну попытку, как в дверь постучала мама:
— Глеб! Вам через десять минут выходить!
— Иду, мам!
Он наскоро поплескал в лицо холодной водой и решил, что чистить зубы каждое утро вовсе не так уж обязательно. Одновременно натягивая джинсы, жуя бутерброд и заталкивая в рюкзак учебники, Глеб выкинул из головы дурацкое происшествие с краном.
Глава 2. Девчонка с волосами цвета радуги
— Дядя Саша, это я! — крикнула Снежана, открывая дверь.
— Ну сколько можно говорить — никаких «дядей», — укоризненно пробасил Александр, выкатываясь в прихожую. — Я себя сразу чувствую замшелым пнем.
Снежана засмеялась и, протиснувшись мимо коляски, скрылась в кухне.
— Тут пирог с яблоками, — оттуда закричала она. — Мама прислала. И еще я мороженного купила — твое любимое, крем-брюле.
— Снежка, вот почему ты всегда орешь? — весело спросил Александр, подъезжая к дверям кухни. — Я ж не по слуху инвалид, а?
— А, — махнула рукой Снежана, заталкивая мороженое в морозилку, — привыкла. В школе все орут, дома мелочь визжит, на улице машины рычат… Будешь тихо говорить, никто не услышит!
Александр улыбнулся.
— Ладно, это все лирика. Лучше скажи — встретилась со Стасом?
Снежана сердито ударила ладошкой по дверце морозилки:
— Да что такое! Ты не ешь ничего, что ли, дядь Саш? Вон, холодильник ломится, дверь не закрыть. Я зачем каждый день полные мешки таскаю?
— Снежка, — строго сказал Александр. — Не крути. Ты видела Стаса?
Девочка нервно заправила за ухо разноцветную прядку волос. Нахмурилась и нехотя ответила:
— Не-а…
— Почему? Это важно, Снежка, неужели тебе нужно объяснять…
— Не было его в парке! — сердито выкрикнула Снежана. — Я, между прочим, ходила! И в институт потом поперлась как дура. По внутреннему звонила, и вахтера спрашивала…
Она обиженно шмыгнула носом и отвернулась к окну.
— Ну чего ты? — примирительно спросил Александр. — Обиделась, что ли? Не обижайся, Снежка, пожалуйста. Извини, мне не нужно было так разговаривать с тобой…
— И ничего я не обиделась, — сердито возразила девочка. — Очень надо — обижаться.
— Ну, так что? — нетерпеливо спросил Александр. — Его не было?
— Не было. Вахтер сказал, он еще утром ушел. Торопился очень.
— Странно…
Александр принялся машинально дергать рычажок управления, отчего кресло задергалось взад-вперед. Для Алекса это было то же самое, что для здорового человека, размышляя, ходить по комнате.
— Ничего не понимаю, — бормотал он. — Стас обещал, что сегодня закончит калибровку и подъедет, чтобы отдать прибор тебе. Там работы — часа на два от силы. А сейчас уже… — он бросил взгляд на большие часы с кукушкой. — Уже половина седьмого. Трубку не берет, с работы ушел черт знает когда… Где его носит?
— Дядь Саш, — Снежана подошла и осторожно дотронулась до его плеча. — Давай, я к нему домой съезжу?
— А? — Александр поднял голову и несколько раз моргнул. — Нет, детка. Ты и так полдня промоталась с этим институтом. У тебя еще уроки, небось.
Снежана пренебрежительно фыркнула и скорчила рожицу, красноречиво отображающую ее отношение к урокам. Но Александр покачал головой и твердо сказал:
— Нет. Этак тебя мать скоро перестанет ко мне отпускать. Так что иди-ка ты, Снежка, домой, а я попробую все-таки дозвониться до Стаса.
Девочка понуро поплелась в прихожую. Александр задумчиво проводил ее взглядом.
— О! Чуть не забыл, — крикнул он. — Как сегодня дела?
— Обычно, — донесся из коридора сердитый голос.
— Снежана, — строго сказал Александр. — Ты мне эти капризы брось. Ну-ка, быстро отчитаться за сегодняшний день!
В дверях возникло круглое лицо, украшенное надутыми губами, блестящими от подступивших слез глазами и облаком разноцветных волос. «Ну и мода, — в который раз подумал Александр. — И как это Светка ей разрешает?»
— Сегодня радиус восприятия достиг трех метров. Длительность концентрации — до пяти минут. Изображение четкое, — нарочито казенным тоном отрапортовала девочка. И вдруг, привалившись к косяку, жалобно сказала: — Дядь Саш, я сегодня училку нашу видела…
Снежана всхлипнула и утерла нос тыльной стороной ладони.
— Что, совсем плохо? — сочувственно спросил Александр, не обратив внимания на ненавистного «дядю».
— Угу, — грустно кивнула Снежана. — Татьяна Пална, она вообще-то добрая такая. Веселая всегда. Была. А в последнее время с ней что-то не то стало. Ругается на нас часто и вообще… А сегодня… Знаешь, дядь Саш, она там, внутри, такая…
Девочка зажмурилась и помотала головой. Александр подъехал и взял в свои руки ее тонкую холодную ладошку.
— Говори, Снежка. Это важно.
— Она внутри злющая, — не открывая глаз, сказал Снежана. — И так смотрит на нас… Бр-р-р! Как будто ненавидит.
— Ну, ты же понимаешь, — успокаивающим тоном начал Александр, — что это не более чем… хм… некая нематериальная субстанция неясной пока природы…
— Очень даже материальная! — перебила его Снежана, широко распахивая глаза. — Я ее видела! Вот как тебя сейчас.
— Снежка… Мы пока не в полной мере понимаем, с чем имеем дело. Поэтому делать выводы еще рано, нужно собрать как можно больше информации, проверить все несколько раз и только тогда…
— А Татьяна Пална… — не слушая его, продолжала девочка. — Я поняла, что с ней такое. Она становится похожа на ту, внутри. Правда-правда! Как будто та хочет… ну я не знаю… Вылезти сюда, что ли. Подменить настоящую Татьяну Палну.
Она опять всхлипнула и вдруг больно сжала ладонь Александра обеими руками.
— Я боюсь, дядь Саш! Я больше не хочу это уметь!
Глава 3. Все страньше и страньше
На большой перемене Глеб столкнулся в коридоре с Маргаритой Валерьевной.
— Гордеев! Тебя-то мне и надо, голубь сизокрылый. Ну-ка за мной в кабинет, живо!
Распекать она любила и умела. Долго и со вкусом расписывала, как они с братом со свистом вылетит из школы за неудовлетворительное поведение, как по ним плачет колония для несовершеннолетних, и какое жуткое уголовное будущее их ждет… Глеб смотрел в окно и думал о том, что расстегай в школьной столовке он купить уже не успеет.
Прозвенел звонок.
— У нас вообще-то сочинение, — сказал Глеб. Да что Маргарита ему сделает? Муа-ха-ха три раза!
— Если хоть еще раз такое повторится, будешь оправдываться в полиции! Ты меня понял?
— Угу.
— Иди, Гордеев, а матери твоей я все равно позвоню. Пусть принимает меры.
С литературой у Глеба проблем не было — в отличие от большинства одноклассников, он любил читать. Для него не составляло труда за один вечер «заглотить» необходимую по программе книгу, чтобы затем получать законные пятерки.
«Евгения Онегина» — тему нынешнего сочинения — он тоже, естественно, прочел. Но полосатый тетрадный лист расплывался перед глазами, мысли куда-то ускользали. Наверное, завуч, как вампирша, высосала из него все силы. Больше всего хотелось упасть на парту и отключиться. Превозмогая себя, Глеб выдал первое предложение: «В своем произведении Пушкин раскрыл перед нами характеры своих современников…».
Ручка ползла все медленнее, слова превратились в неразборчивые каракули, голова со стуком упала на стол, но Глеб этого уже не почувствовал. Во сне он стремительно заполнял строчку за строчкой ровным убористым почерком. Писалось легко и свободно. Слова нанизывались одно на другое, составляли длинные, красивые предложения. Наяву Глебу никогда не удавалось так писать. Приходилось мучительно растягивать текст, набирая заданный объем. «Дмитрий Юрьевич обалдеет!» — подумал Глеб и проснулся. Испуганно вскинул голову — не успеть! Схватил выпавшую во сне ручку и… уставился на тесно заполненные словами листы. Пять с половиной страниц! Наискосок пробежался глазами — Евгений Онегин, Пушкин, дуэль, гибель поэта… То что нужно. Непонятным оставалось одно — когда он успел все это настрочить.