обязывают, как видите, даже вполне убогих,
вам, может быть, невдомек,
но из нашего полоумного брата, умеющего
некоторое до-ре-ми,
формируют свежие музыкальные батальоны,
что, впрочем, и справедливо: ведь старые
чрезвычайно потрепанны
лично меня забрили по классу бубна,
бубнил рядовым в обозе, но быстро
произвели, поздравьте:
стал гвардии фагот-а-пистон,
числюсь в штабе губных
императорских гармонистов,
вот, видите, какие узорчатые позументы,
разве не прелесть,
однако не обессудьте,
час более или менее пробил:
мы все убываем теперь на линию,
в оркестровую яму траншеи,
в ансамбль, если вдуматься, похоронной
песни и свистопляски
а опыты,
кто продолжит ценнейшие ваши опыты,
опытов больше не будет, бонобо
эвакуировали восвояси,
там дивно, полуденно,
а меж тем у нас, в нашем с вами
продроглом здесь,
все настолько безбожно скулёмано, блекло,
а до чего бесприютно,
а упования прямо призрачны,
а поскольку по всем категориям
истинно одинок,
то почел бы за беспримерную милость быть
вами хоть несколько ожидаем
и тут как задует, завьюжит,
ресницы мне снегом буквально склеило,
нам положительно следовало
незамедлительно поспешить,
укрыться в достаточно теплом зданьи:
бежим,
забежали в какую-то церковь,
затеплили две свечи,
почитали из часослова,
нас наскоро повенчали,
и, убывая в расположенье
согласно распоряженью,
сулил мне супруг мой, что ни за что
не сгинет, не пропадет,
что вернется в должности тамбурмажора
а возвратили мне только его пенсне
в специальном пакете со штампом:
хрупко,
да все равно ведь растрескалось:
растрясли в колесницах своих залетных,
автомедонты треклятые,
так нацепите же, нацепите его, то есть ваше,
сделайте мне немножечко дежавю, уж уважьте,
я буду вам крайне признательна,
что,
всё никак не отыщете,
не при вас,
обронили в дозоре,
не сочиняйте, к чему кривить,
чай, оставили впопыхах у какой-нибудь
демимонденки
тогда подойдите ближе, вплотную,
тогда загляните мне прямо в них,
в эти некогда вам ненаглядные,
в эти,
как вы без конца уверяли,
мои изумительные изумруды,
нисколько не выцвели, правда же,
только у них теперь совершенно
иное строение, рассмотрите,
они словно слеплены из долей
помпельмуса или цитрона,
зоологи называют такие очи фасеточными,
так что какая уж я там птица,
когда я самая настоящая и никому в целом
свете не нужная муха-зеленоглазка,
и сразу уходит,
уходит весьма мгновенно,
и точка
сколь всё это внятно и подлинно,
мой капитан,
особенно в плане мгновенности,
потому что так именно многое и минуется:
истинным, я бы сказал, моменталом, махом:
тут сразу уйдет,
там сразу исчезнет,
начнет отсутствовать и фактически
не прекратит:
то ли, се ли, субъект, объект,
некоторое обстоятельство, свойство,
отрезок континуума,
отхваченная на скаку конечность,
кусок, не угодно ль, судьбы,
скажем, целая младость
и ладно, ежели отвлеченная, чья-то,
эдакого никуда не годящегося имярека,
да, может быть, и в чинах,
но служил-то, наверное, нерадиво,
сражался не окрыленно,
ранений, равно отличий, не приобрел,
от дуэлей отлынивал,
и невольно в таком варианте спрашивается,
невольно, но деликатно, словно бы вскользь:
а достойно ль,
логично ли нечто подобное
для кадрового офицера,
кларо ке но, ке нунка,
вот пусть и сопливит теперь за это
в слюнявчик с кружавчиками,
жалеть, а тем более соболезновать
проку нету и в скором не ожидаем:
скукожился – и поделом
ну-с, а если как раз не чья-то, а вицэ вэрса,
если едва ли не беспричинно исчезла,
запропастилась младость
сугубо личного пользования,
она же – особого назначения,
худо-бедно овеянная, что поется, глорией
перипетий боевых плюс амурных,
младость лихая да хваткая,
смачная да неистовая,
словом, конкретно ваша,
то что же, спрашивается, тогда
а тогда получается крайне скверно,
хоть плачь, хоть вскачь,
и закусишь, закусишь ты удила свои, сивый уд,
и при всём к себе искреннем респектансе,
как только его же не уязвишь,
удрученный
то есть, казалось бы, ну так что ж, если так,
исчезай, истаивай, улетучивайся на все
четыре и то, и сё,
свет ли клином, где наша не унывала,
безо всего без этого, может, и проще, вольней,
ан не тут-то, не больно-то,
ибо куда ни кинь,
то и сё улетучивается лишь из поля
внешнего созерцанья,
однако же не из внутреннего, не из мемории,
не из комка, извините за взвинченность,
дряблых нервов
короче, кричите писаря и диктуйте пропало,
по поводу то бишь участи неких нас,
которые до поры очезримы,
имея в виду, что означенные выше сути
уходят в уютную ту юдоль только с тем,
чтобы в некотором пониманьи остаться:
остаться в наших сплетениях
и паучить, и угрызать, щемить,
корчить отчаянием бессрочно
так что, как видите, я вас слышу, вы не один,
я тоже умею читать ветер грусти,
милостивый голубарь,
и касательно той мгновенно ушедшей,