— А может он вернулся к своей жене, притворившись, что меня никогда не было и умер через десять лет на мельнице из-за несчастного случая.
Софи прикусила губу и продолжила заниматься огурцами.
— Твоей мамы никогда нет дома, когда я прихожу в гости.
— Она сейчас в городе, — сказала Агата. — Возле дома мало пациентов. Наверное, он неудачно расположен.
— Уверена, что так и есть, — сказала Софи, зная, что никто не стал бы доверять матери Агаты лечение опрелостей, не говоря уже болезни. — Мне кажется от вида кладбища людям слегка не по себе.
— У кладбищ есть свои преимущества, — возразила Агата. — Нет любопытных соседей, коммивояжеров. Ни тебе сомнительных «подружек», носящих маски и поедающих печения, сообщающих, что ты отправишься в Злобную Школу в Волшебной Стране.
Она с наслаждением чиркнула спичкой.
Софи отложила свой огурец.
— Значит теперь я сомнительная.
— А кто тебя просил показываться мне на глаза? Мне и одной было прекрасно.
— Ты всегда меня впускаешь.
— Потому что ты всегда кажешься такой одинокой, — сказала Агата. — И я испытываю к тебе жалость.
— Испытываешь ко мне жалость?! — Глаза Софи сверкнули. — Да тебе повезло, что вообще кто-то приходит тебя проведать, когда никто другой не хочет. Тебе повезло, что кто-то, такой как я собирается стать твоей подругой. Тебе повезло, что этот кто-то такой хороший человек!
— Я так и знала! — вспыхнула Агата. — Я твой Добрый Поступок! Просто пешка в твоей дурацкой фантазии!
Софи довольно долго ничего не говорила.
— Ну может я и стала твоей подругой, чтобы впечатлить Школьного директора, — наконец призналась она. — Но теперь это не совсем так.
— Потому, что я вывела тебя на чистую воду, — проворчала Агата.
— Потому, что ты мне нравишься.
Агата повернулась к ней.
— Вот, никто меня здесь не понимает, — сказала Софи, глядя себе на руки. — Никто, кроме тебя. Ты понимаешь, кто я. Вот почему я продолжаю приходить. Агата, ты больше не добрый поступок.
Софи подняла на неё взгляд.
— Ты моя подруга.
Шея Агаты покраснела.
— Что не так? — нахмурилась Софи.
Агата ссутулилась в свое платье.
— Просто… гмм… у меня… ммм… прежде не было подруг.
Софи улыбнулась и взяла её за руку.
— Что ж, теперь мы будем подругами в нашей новой школе.
Агата застонала и отодвинулась.
— Скажем, что я опустилась до твоего уровня интеллекта и притворилась, что поверила во все это. Зачем мне отправляться в школу злодейств? С чего бы всем избирать меня Повелительницей Зла?
— Никто не говорит, Агата, что ты — зло, — Софи вздохнула. — Ты просто другая.
Агата сощурилась:
— Как это другая?
— Ну, для начала, ты носишь только черное.
— Потому что черный не пачкается.
— Ты не выходишь из дома.
— Там на меня не смотрят люди.
— Для конкурса «Напиши сказку», ты отправила сказки, которые заканчиваются тем, что Белоснежку съели стервятники, а Золушка утопилась в лохани.
— Я посчитала это лучшими концовками.
— На мой день рождение ты подарила мне дохлую лягушку!
— Чтобы напомнить тебе, что все мы умрем и в конечном итоге будем гнить под землей, поедаемые червями, а посему должны наслаждаться нашими днями рождениями, пока они у нас есть. Я сочла, что тут есть над чем поразмыслить.
— Агата, на Хэллоуин ты оделась как невеста.
— Свадьбы такие пугающие.
Софи изумленно уставилась на неё.
— Ладно. Значит, я немного другая, отличная от других, — Агата сверкнула глазами. — И что?
Софи помедлила.
— Ну, просто в сказках, в сказках отличность от других превращается, гмм… в зло.
— Ты говоришь, что я собираюсь превратиться в Великую Ведьму, — обиженно сказала Агата.
— Я же сказала, что бы ни произошло, у тебя будет выбор, — мягко сказала Софи. — Мы обе сможем выбрать, чем закончатся наши сказки.
Агата какое-то время молчала. А потом коснулась руки Софи.
— Почему ты так сильно хочешь покинуть это место? Потому что ты веришь в сказки, хотя и знаешь, что они врут?
Софи встретилась с большими искренними глазами Агаты. И впервые позволила себе усомниться.
— Потому что я не могу жить здесь, — сказала Софи, запинающимся голосом. — Я не могу жить обычной жизнью.
— Забавно, — заметила Агата. — Вот, почему ты мне нравишься.
Софи улыбнулась.
— Потому что, как и я не можешь жить обычной жизнью?
— Потому что ты заставляешь меня почувствовать себя обычной, — ответила Агата. — А это все, чего мне когда-либо хотелось.
Часы на колокольне мрачно пропели тенором шесть или семь часов, ибо они потеряли счет времени. И когда эхо растворилось в суете площади где-то там вдали, обе, Софи и Агата, загадали желание, что завтра они всё ещё будут вместе.
Где бы они ни оказались.
Глава 2Искусство похищения
К тому моменту, как погасло солнце, дети уже долго были заперты. Через закрытые ставни они поглядывали на вооруженных факелами отцов, сестер, бабушек, выстроившихся в линию вокруг темного леса, отважно, отрезая дорогу Школьному директору, беря его в огненное кольцо.
Но пока дрожащие от страха дети сильнее заколачивали окна, Софи готовилась к тому, чтобы освободить своё окно. Ей хотелось быть похищенной с максимальным комфортом. Забаррикадировавшись в комнате, она выложила шпильки, невидимки, заколки, пилочки для ногтей и приступила к работе.
Первое похищение случилось две сотни лет тому назад. Какое-то время похищалось по два мальчика, потом по две девочки, а случалось по мальчику и девочке. Возраст похищенных тоже был разным: одним могло исполниться уже шестнадцать, другим четырнадцать, или обоим только-только исполнилось двенадцать. Но, если поначалу выбор казался случайным, то вскоре схема стала предельна ясна. Один ребенок всегда был красив и прилежен. Такого хотел бы иметь каждый родитель. Другой неказист и странен, став с рождения изгоем. Пара противоположностей, выбиралась из юнцов и увозилась в неизвестном направлении.
Естественно деревенские обвиняли во всем медведей. Никто, правда, не видел ни одного медведя в Гавальдоне, но это только заставило их быть более настойчивыми в своих поисках оных. Спустя четыре года, когда исчезла еще пара детей, крестьяне признали, что объяснения должны быть более конкретными и объявили виновниками черных медведей, потому как те настолько черные, что не видны в ночи. Но, когда дети продолжили исчезать каждые четыре года, деревенские переключили свое внимание на норных медведей, а после и на призрачных медведей, а потом на медведей в маскировке… пока не стало ясно, что медведи здесь совсем ни при чем.
Но покуда ополоумевшие крестьяне строили все новые и новые теории («Теория о воронке», о «Летающем людоеде») дети Гавальдона начали замечать нечто подозрительное. Когда они изучали дюжины плакатов о без вести пропавших пришпиленных на площади, лица мальчиков и девочек на них выглядели до странности знакомыми. Вот тогда-то они и открыли свои книги сказок и обнаружили в них похищенных детей.
Джек, украденный за сотню лет до этого, ни чуточку не стал старше. Вот он, нарисованный с той же лохматой гривой волос, ямочками на щеках и кривоватой улыбкой, которая сделала его таким популярным среди девиц Гавальдона. Только теперь в глубине его сада рос бобовый стебель, а у самого него была слабость к волшебным бобам. Между тем, Агнус, веснушчатый хулиган с заостренными ушами, исчезнувший в тот же год вместе с Джеком, превратился в веснушчатого великана с заостренными ушами, прибывал на самом верху бобового стебля. Два мальчика нашли свои дороги в сказку. Но когда дети представили свою Сказочную теорию взрослым, те ответили, как обычно реагирует большинство взрослых. Они гладили детские головы и возвращались к теориям о воронках да людоедах.
Но затем дети показали им портреты знакомых лиц. Украденная пятьдесят лет назад, милейшая Аня теперь сидела в рисунке на камнях, залитых лунным светом, будучи Русалочкой, в то время, как жестокая Эстра превратилась в хитрую морскую ведьму. Филипп, честный сын священника, вырос в Хитрого портняжку, в то время, как напыщенная Гула — в пугавшую детей Лесную Ведьму. Десятки детей, похищенные парно, обрели новую жизнь в мире сказок. Одни на стороне Добра, другие — Зла.
Книги пришли из магазина сказок мистера Довиля — затхлого уголка, ютившегося между Пекарней «Изтеста» и пабом «Маринованная свинья». Проблема, разумеется, состояла в том, откуда сам мистер Довиль доставал свои книги.
Раз в год, утром, предсказывать каким именно он не брался, мистер Довиль приходил в свой магазинчик и обнаруживал, что внутри его ждет коробка с книгами. Четыре совершенно новые сказки, по одному экземпляру каждую. Мистеру Довилю приходилось вешать табличку на дверь: «Закрыто на неопределенное время». А потом он день за днем проводил в своей каморке, старательно переписывая новые сказки, чтобы их хватило на всех детей в Гавальдоне. Как и таинственные оригиналы, однажды утром они появлялись в витрине магазинчика, в знак того, что мистер Довиль наконец-то закончил свою утомительную работу. Он открывал двери своего магазина и в него выстраивались трехмильные очереди, которые змеями извивались на площади, вниз по склону, вокруг озера. Дети жаждали новых сказок, а родители отчаянно искали в нынешних сказках известия о пропавших.
Само собой разумеется, что у Совета Старейшин имелось много вопросов к мистеру Довилю. Когда его спрашивали, кто присылал ему книги, то мистер Довиль отвечал, что понятия не имеет. Когда ему задавали вопрос, с каких пор стали приходить книги, то мистер Довиль отвечал, что не может вспомнить того времени, когда книги не приходили. Когда у него интересовались, возникали ли у него когда-либо сомнения о волшебном способе появления книг, мистер Довиль удивлялся:
— А как они еще могли бы попасть ко мне?
А потом Старейшины заметили еще кое-что про книги мистера Довиля. Все деревушки в них были похожи на Гавальдон. Те же приозерные домики и красочные карнизы. Такие же фиолетовые и зеленые тюльпаны вдоль узких грунтовых дорожек. Такие же малиновые телеги, магазинчики с деревянными прилавками, желтая школа, криво стоящая башня с часами. Только преподносилось это все, как страна, находящаяся за тридевять земель. Деревни в этих сказках служили только одной цели: чтобы начать и завершить сказку. Все, что находилось между началом и концом происходило в темной бескрайней дремучей чаще, который окружал город.