– Рисунок с натуры делать. С живой природы, понимаешь? Для стенгазеты в школе. Наша кошка – это живая природа. Мы её и рисовать будем.
Тоська подумал и согласился объединиться: рисовать живую природу – это не гречиху есть.
Кошку надо ловить умеючи, а то братьям она не даётся. На этот раз кошка, забыв обо всяких предосторожностях, уснула на стуле. Братья её окружили, и… непродолжительная свалка, запоздалое мяуканье, царапина у Тоськи на щеке – и сонный противник схвачен за четыре лапы и унесён к столу.
– Клади на бумагу, – распорядился Федот.
– А для чего на бумагу?
– Я же тебе говорил, – рисовать буду.
– А-а, – понимающе кивнул Тоська. – Сводить.
– Не сводить, а обводить. Крепче держи. – И Федот взял карандаш и начал обводить кошку.
Кошка не хотела лежать спокойно. Она дёргалась, угрожающе шипела. Карандаш прыгал по сторонам, даже совсем с бумаги соскакивал.
– Да растяни ты её! – негодовал на кошку Федот. – За лапы растяни!
– Сам тяни! Она брыкается.
Кошка действительно сильно взбрыкнула. Тоська выпустил её, и она спрыгнула со стола. Но удрать не успела: Федот её поймал и опять уложил на бумагу.
– Ой, хвост! – сказал Тоська.
– Что – хвост?
– Не поместится.
Федот прикинул длину хвоста:
– Да, не поместится. Нужно ещё бумаги подложить, а потом подклеить.
Подложили ещё бумаги.
– А усы ты тоже будешь обводить?
– Нет. Сам нарисую.
– Шесть усов, – посчитал Тоська. – С каждой стороны шесть.
Кошка ворочалась, корябала бумагу и наконец вырвалась и убежала на кухню.
– Изловить? – спросил Тоська.
– Не надо. Уже всё обвёл.
Тоська поглядел на рисунок:
– Ну и ну!.. Колбаса какая-то с рогами.
– Поговори у меня! – строго сказал Федот. Он и сам не очень был доволен рисунком.
«Но ничего, – утешил он себя, – раскрашу в рыжую полоску, и все поймут, что кошка».
И Федот взялся за краски и кисти.
…Вечером, когда Федот уже спал, под его кроватью лежал и сушился рыжий рисунок, а на рыжем рисунке спала кошка.
Л. Каминский
Хворосту воз
Прозвенел звонок на перемену. Витя Брюквин по прозвищу «Это самое» выскочил из класса и помчался по лестнице, перескакивая сразу через три ступеньки. У входа в буфет он чуть не сбил с ног худого человека с узкой длинной бородой. Витя мельком взглянул на него и замер:
– Ой, извините! Не может быть! Неужели вы, это самое, тот самый писатель?.. Ну, этот, как говорится, классик?
– А вы разве, юноша, меня знаете? – недовольно спросил незнакомец.
– А как же! – обрадовался Витя. – Вы ещё на портрете – прямо как живой! Ну, портрет, который у доски висит. Между этим, как его, Гоголем и этим, ну, баснописцем, как его, Крыловым! Да мы же сейчас именно вас и проходим: «Дед Мазай» и эти, как их, «зайцы»! Потом «Мужичок», это самое, «с ноготок»! Я только вчера учил ваши стихи! Хотите прочту?
И, не дожидаясь ответа, Витя Брюквин стал быстро декламировать:
– Однажды в студёную, это самое, зимнюю пору я из лесу, ну, значит, вышел. Был, как говорится, сильный мороз. Гляжу, поднимается, это самое, в гору, лошадка, везущая, это самое… Одним словом, как говорится, хворосту воз!..
– Извольте сейчас же прекратить! – прервал Витю классик. – Что вы сделали с моими стихами?! Не хворосту воз, а целый воз словесного мусора! Безобразие! Как зовут? Как фамилия?
– Брюк-вин… Вик-к-ктор… – стал заикаться Витя.
– Брюквин! Виктор! – вдруг послышался голос учительницы. – Ты что, заснул? Стихи выучил? Иди отвечать!
– Отрывок из поэмы «Крестьянские дети»! – начал Витя. – Поэта Некрасова. Н.А., – добавил он и незаметно покосился на портрет. Классик смотрел в сторону. – Однажды, в студёную зимнюю пору, я из лесу вышел, был сильный мороз. Гляжу, поднимается медленно в гору…
И тут весь класс с удивлением услышал, как Витя Брюквин по прозвищу «Это самое» прочёл без запинки весь отрывок. Без всяких посторонних словечек. Он ни разу не сказал ни «это самое», ни «как его». И даже ни разу не сказал «ну»! Нет, одно «ну» он всё же сказал:
«Ну, мёртвая! – крикнул малюточка басом, рванул под уздцы и быстрей зашагал».
Но это «ну» не считается, потому что оно было у самого Николая Алексеевича Некрасова.
И. Антонова
Фамилия
Известно – каждая девчонка с пелёнок мечтает о женихе.
С самого утра у Фокиной было лирическое настроение. Сидя за партой и уставившись в окно, она щурилась на тёплое весеннее солнышко и размышляла: какая фамилия у неё будет после замужества.
Фокина перебрала все варианты, которые ей щедро предлагал заоконный пейзаж: Фонарёва, Тёткина, Липова, Воронина, Дворникова, Асфальтова, Газонова, Милиционерова… Всё не то! Она недовольно поморщилась и перевела хищный взгляд на одноклассников. Здесь выбор был победнее: Марочкин, Белкин, Самохин, Петров, Пузырёв (бр-р-р!), Лагутин (бя-а-а!)…
Тут взгляд её упёрся в новенького. ГРАНАТКИН. А что? Звучит вроде ничего. Гранаткин… Гранат… Гранатовый браслет… Откуда это? Ах, да! «Гранатовый браслет» написал Куприн. Это же классика русской литературы! Там один человек влюбился в графиню…
Точно! Фокина станет Гранаткиной. ГРАФИНЕЙ Гранаткиной!
И она, подперев рукой голову, погрузилась в сладкие девичьи грёзы. Ей привиделось, как она грациозно покидает карету… нет, лучше пусть это будет красный лимузин, дверь которого любезно придерживает личный шофёр, скажем, Скворцов; вот её изящная ножка в туфельке, усыпанной кристаллами Сваровски… нет, пожалуй, натуральные гранаты выглядят дороже… вот её изящная ножка ступает на…
И вдруг.
– Граната! Граната! Слышь, Граната! Ты чё сегодня после уроков делаешь? – разрушил высокие мечты Фокиной яростный шёпот Тарасова.
Вот так всегда! Вечно этот Тарасов всё испортит! Ну, кто она после этого? Графиня Граната? Лучше уж оставаться Фокиной!
Ну-ка, ну-ка. А здесь что получается? Фокина… Фокина… Фокс! «Фокс» по-английски – лис. А лисица – особа хитрая. Это прямо про неё, про Фокину. Ведь и Фокину на мякине не проведёшь, просто так не обманешь!
И на губах девочки заиграла счастливая улыбка. Что ж, замуж, конечно, когда-нибудь выйти придётся, но фамилию… Решено! Фамилию она оставит свою – девичью: ЛЕДИ ФОКС!
Подарок
Витя Тарасов с утра был озабочен. Его пригласил к себе на день рождения Саша Скворцов. Хотелось подарить другу что-то особенное, чтобы угодить, поразить, обрадовать.
Тарасов долго перебирал в голове разные варианты. И вдруг вспомнил: Скворцов обожает собак! Сто раз твердил ему об этом! А когда на уроке литературы они читали рассказ Чехова «Каштанка», Скворцов даже плакал. Тихо так. Никто не заметил, только он, Тарасов, это видел, но промолчал.
И ещё. У Скворцова была особенность – при виде собаки застыть столбом и стоять так, пока она не скроется из виду. Об этом весь класс знал.
Отличная идея! Тарасов подарит Скворцову щенка!
Даже на примете подходящий имеется. У соседки Марьи Ивановны месяц назад ощенилась Марта. Десять забавных щенят. Тарасов иногда заходил поиграть с ними и одного приглядел для себя. Но родителей уговорить пока не удалось. Так что лучшего щенка он подарит другу!
Со спортивной сумкой в руках Тарасов позвонил в квартиру соседки.
– Марь Иванна, я за щенком. У друга сегодня день рождения! – выпалил Витя, когда пожилая женщина открыла ему дверь.
– А родители друга согласны? – первым делом поинтересовалась она.
– Согласны? – глаза Тарасова сделались круглыми. – Да они просто мечтают о собаке! – для убедительности закричал он.
– Ну, тогда проходи, – согласилась Марья Ивановна.
Она отвела Витю в комнату, где на подстилке возле Марты возился с мячиком лохматый щенок.
– Вот этот подойдёт? – спросила Марья Ивановна.
Тарасов растерянно поискал по сторонам.
– А где остальные? – залезая под диван, поинтересовался он.
– Остальных разобрали. Вот только этот остался, – сказала Марья Ивановна. – Не подойдёт, что ли? – насторожилась она.
– Подойдёт, подойдёт, – затараторил Тарасов, запихивая щенка в свою сумку. – У вашей Марты всегда щенки самые лучшие. Спасибо, Марь Иванна, – и выскочил за дверь.
Тарасов нетерпеливо трезвонил в квартиру друга. Дверь открыла Сидорова.
– Привет, Сидорова! Все уже собрались? А где Сашка?
Сидорова ничего не ответила, молча провела Тарасова в комнату.
Возле праздничного стола переминались с ноги на ногу растерянные одноклассники. Сам именинник соляным столбом застыл рядом. Взгляд его был устремлён в одну точку, словно он увидел там нечто и не может от этого отвести глаза.
Тарасов, не замечая ничего вокруг, достал из сумки щенка и протянул другу.
– Держи, Саша! С днём рождения! – захлебываясь от восторга, сказал он.
Но Скворцов не отреагировал. Стоял, словно загипнотизированный.
– Ты чего? – испугался Тарасов. – Ты же мечтал… Я знаю! – неуверенно начал он, разглядывая одноклассников.
И тут позади него раздалось весёлое тявканье. Тарасов обернулся.
На диване с полотенцами на головах, держась за сердце, сидели Сашины родители. По ним и по дивану бегали девять Мартиных лохматых щенков.
– Здрасте, – только и смог вымолвить Тарасов.
Надпись
Лагутин неторопливо подходил к пятиэтажному дому. В одной руке, как пику, он держал щётку для мытья окон, в другой – мерно покачивалось ведро, на две трети заполненное водой.
В этом доме на первом этаже жила его одноклассница Фокина.
Войдя в подъезд, Лагутин остановился и по-хозяйски оглядел окрашенную масляной краской стену. По зелёному фону в разные стороны разбегались сделанные мелом рисунки, очень схожие с наскальной живописью дикарей, и более современные надписи типа «Димон – козёл», «Маша + Саша = дружба», «Не влезай – убьёт!» и прочие.