ерения и читательской интерпретации оказывается здесь особенно острым. Однако если все-таки ориентироваться в некоторой мере на авторскую интенцию, то нам, возможно, удастся выделить несколько важных векторов художественной трансгрессии, несколько значимых «линий сопротивления», несколько «красных черт», намеренно пересекаемых авторами искажающих тело вещей.
Например, одной из таких «пересекаемых красных черт» оказывается требование контролировать подвижность и пластику тела – и особенно мимику. «Шоколадная маска» Наоми Филмер[18] не просто заставляет носителя держать рот приоткрытым в вожделеющей гримасе – она создает впечатление, будто лицо залито шоколадом: это – потеря контроля, публичная мимическая демонстрация вожделения и наслаждения (Филмер утверждает, что создавала маску по линиям собственного лица во время вдоха и выдоха). Латышский художник Аусте Арлаускайте[19] создает металлический ошейник-уздечку, оттягивающий нижнюю губу и не позволяющий носителю сохранять предписываемое нормой приветливое выражение лица. Объект HyperLip, созданный Сашей Нордмейер (ярко-красная силиконовая форма, распяливающая рот и производящая эффект карикатурных алых губ), задуман как сатирическое высказывание: автор описывает его в качестве приспособления, позволяющего «улучшить навыки общения, выглядеть умным при любых обстоятельствах, стать предметом оживленной беседы на вечеринке…»[20] Один из объектов в проекте Кристины Кранфельд «Владение лицом» (Ownership of the Face) представляет собой сложное устройство, которое гротескно увеличивает глаза носителя за счет искажающих толстых линз и заставляет человека постоянно скалиться в натянутой улыбке. Автор утверждает, что «Владение лицом» позволяет «заглянуть в будущее, когда выражения лиц наемных сотрудников будут использоваться в строгом соответствии с нуждами корпораций, чтобы транслировать образ сильной и успешной компании»[21]. Наконец, Шон Линн – дизайнер, создавший огромное количество аксессуаров для Александра Маккуина, – распирает рты моделей при помощи якобы продетых сквозь отверстия в губах изогнутых стрел, не только нарушая европейские нормы украшения тела, но и навязывая моделям чрезвычайно агрессивное выражение лица.
Другой «линией сопротивления» оказывается запрет на публичное изливание телесных жидкостей – в частности, слюны и содержимого носовых пазух. Эту «красную линию» радикально пресекает одна из работ Лорен Кальман в серии «Приспособления для заполнения пустот» (Devices for Filling a Void)[22] – конструкция, одновременно затыкающая ноздри носителя и распяливающая его рот, провоцируя неконтролируемое слюноотделение. Более деликатным, но и более едким высказыванием оказывается объект Имме ван дер Хаак – позолоченная затычка в ноздрю, имитирующая соплю[23].
Еще одна категория работ сопротивляется установке, которую можно назвать «красота и гармония»: установке, диктующей индивидууму требование использовать одежду и украшения для того, чтобы соответствовать неким представлениям о «красоте» (то есть использовать костюм прежде всего в нормализующем качестве). Художник Акико Шинзато создала фотоукрашения, имитирующие оттопыренные уши[24]; дуэт Люси Макрэ и Барт Гесс в серии работ «Заражение» (Germination) одевают стройных и привлекательных в традиционном понимании моделей в костюмы, представляющие собой нагромождения уродливых, похожих на грибницы наростов по всему лицу и телу (в одном из комментариев они заявляют, что вовсе не хотят «передразнивать красоту»: они хотят напомнить, что «представления о красоте развиваются и меняются в соответствии с новыми технологиями»)[25]. Очень близким оказывается высказывание Имме ван дер Хаак, в чьей коллекции «Конфигурации» есть, например, золотой обруч, деформирующий ухо: «Я стремлюсь не шокировать, но показать, что всякой форме присуща своя красота»[26]. Та же Кавакубо в комментарии к уже упоминавшейся коллекции Body Meets Dress, Dress Meets Body говорит, что «в последний момент поняла: тело может быть одеждой, а одежда – телом» – принцип, полностью лишающий одежду возможности приукрашивать или нормировать тело носителя. Другим способом к вопросу «красоты и гармонии» подходит Шон Линн: например, его знаменитая серебряная челюсть, создающая эффект содранной с нижней челюсти кожи, отменяет предписываемое нормой требование нравиться, стремиться к тому, чтобы твое лицо было приятным[27]. Перси Лау – дизайнер очков и наглазных аксессуаров – искажает лицо носителя при помощи оптического эффекта: вместо стекол в одном из его произведений – нагромождение многогранных линз[28]. По его собственному утверждению, его «восхищают все божие создания», а его работы – «дополнения к человеческому телу, которые могут расширить наше представление о том, как это тело может функционировать».
Зачастую предметом художественного высказывания становятся сами процессы и практики нормализации тела. Бурджу Бюйюкюналь (Burcu Büyükünal) говорит, что ее серия работ Terrifying Beauty (формы из позолоченной проволоки, намеренно деформирующие лицо) – это рефлексия на тему пластической хирургии[29]. О коллекции Кавакубо Body Meets Dress, Dress Meets Body писали, что дизайнер напоминает: подбивка использовалась и используется в западной культуре для искажения форм тела (например, для создания бюстгальтеров пуш-ап) и считается нормальной – но стоит переместить эти подушечки в другое место, и тело оказывается отталкивающе-гротескным[30]. Проект Люси Макрэ и Барта Гесса «Крючок и петля» (Hook and Eye) описывается авторами как опыт проведения «низкотехнологичной пластической хирургии»: во время хеппенинга они использовали одежные крючки и гримерный клей, чтобы проводить манипуляции, аналогичные тем, которые проводятся в кабинетах хирургов, – например, подчеркивать скулы или увеличивать губы[31]. В проекте Софи Дюран «Неидеальное лицо» у модели появляется возможность «подкачивать» губы пневматической грушей – автор в своем заявлении указывает, что «из‑за пластической хирургии люди во всем мире начинают выглядеть одинаково»[32]. Ноа Зильберман в своем проекте Wrinkles идет дальше и создает серию позолоченных объектов, в точности повторяющих ее собственные морщины на лице, груди и шее, – таким образом сохраняя возрастные особенности лица вместо того, чтобы с ними бороться[33]. Лалитсуда Пит создает серебряные конструкции, позволяющие проводить с лицом «пластические операции», – например, среди ее работ есть «корсет для лица» из двух металлических пластин со шнуровкой между ними; другие объекты поднимают брови или сужают нос: автор замечает, что «стоит пострадать ради красоты»[34].
Работы некоторых авторов сопротивляются представлению о том, что «хорошее тело» должно выглядеть здоровым и не вызывать у окружающих мыслей о болезни и страдании. Макрэ и Гесс в проектах «Заражение» и «Понаросло» (Grow on you) работают со зрительской реакцией на зараженное, кишащее инфекциями тело[35]; Шон Линн замечает по поводу своей серебряной челюсти, что опирался на «восстанавливающие операции времен Первой и Второй мировых войн», а также на объекты кунсткамер эпохи Возрождения, где больная человеческая челюсть могла быть выставлена для всеобщего рассмотрения[36]. Серия «Напряжение» (Tension) Урсулы Гутман демонстрирует зрителю тонкие, почти сливающиеся с кожей предметы одежды, сквозь которые проступают крупные коконы-яйца, словно отложенные в тело гигантским насекомым[37].
Трансгрессия по отношению к гендерным нормам может справедливо считаться банальной и слишком хорошо разработанной темой, но нельзя не отметить, что работа с намеренным искажением черт тела может придать высказываниям в этой области неожиданно сильное звучание: например, так звучат работы Тома Брауна на тему маскулинности. Во время показа коллекции осень – зима 2012 ссутуленные модели-мужчины с огромными, набитыми ватой плечами и накладками на икрах заставляли вспомнить о неестественном, гипермаскулинном облике игроков в американский футбол[38], а в коллекции весна – лето 2015 Браун показал «солдатиков» – моделей в цветных до инфантильности костюмах и с выпуклостями, напоминающими гипертрофированные мышцы, лишенные кожи.
В некоторых ситуациях трансгрессия не сопровождается авторским комментарием – возможно, потому, что комментарий поставил бы автора в крайне неловкую ситуацию; можно говорить, что здесь пересекаемой «красной чертой» оказывается черта политкорректности. Так, тот же HyperLip Саши Нордмейер навязчиво напоминает о феномене blackface – карикатурном гриме с неестественно большими красными губами, которым пользовались в XIX и начале XX веков светлокожие исполнители, пародирующие темнокожих музыкантов и актеров. Аналогичную непростую ситуацию создает работа Лючи Винчини – обнажающий зубы загубник со свисающим вниз тяжелым кольцом, напоминающим оттянутые губы племени сурма. В авторском комментарии пространно говорится о тех, кого, «к сожалению, привлекает насилие, кто стремится красть, жечь и создавать хаос», – но неполиткорректное слово «дикари», конечно, нигде не произносится.