— А как же? — Сказала она, — конечно, боюсь. Ты вон, какой деловой. Ходишь, смотришь так, будто ежели что не по-твоему, так сразу вон из сердца, и вся недолга.
Я ничего не отвтеил. Только улыбнулся Маше. Когда подсел я рядом, быстро почувствовал тепло ее бедро. Глянули мы друг на друга, и смущение с Машкиного лица, как смахнуло. Сделалось оно серьезным, а взгляд внимательным.
Я потянулся к Маше. Тронул ее спину, такую же горячую. Привлек девушку к себе. Когда подалась она в мою сторону, обнял я ее и второй рукою. От этого сорвался с губ ее жаркий стон. И так захотелось мне в этот момент ее поцеловать, что я и не подумал сдерживаться. Прижал Машку к себе, и слились мы в поцелуе.
Заерзали мои руки по ее крепкому женскому телу. Разогрелись от нее в душе жара. В нос снова ударил тот чудесный Машин запах, вскружил голову круче любой водки.
Не успели мы опомнится, как упали на подушку.
— А ежели… бабушка… придет… — оторвавшись от моих губ, тяжело дыша проговорила Маша, но потом тут же снова утонула в новом поцелуе.
Если придет, там уж разберемся. А сейчас не до этого нам. Не стал я Маше по этому поводу ничего говорить. И судя по тому, как жарко она подо мной распалилась, и сама Маша все понимала. И самой ей было совершено не до этого.
— Повязку мы тебе так и не поменяли, — сказала Маша, положив голову на мое плечо.
— Да и черт с ней.
Когда все закончилось, лежали мы на Машкиной узенькой кровати, крепко-крепко прижавшись друг к другу.
— Да как же это черт? — Маша, обнаженная, бросилась, было вставать, чтобы взять свою аптечку, — вдруг пойдет заражение!
— Стой, — не дал я ей встать, придержав рукою, которой обнимал, — полежим.
Она подчинилась. Легла, забросила ногу мне на бедро. Так мы и молчали. За окном давно уже стемнело. Приглушенно стрекотали кузнечики. Свистели на чердаках сычи.
— Мне с тобой хорошо и очень спокойно, — сказала Маша шепотом.
— Я знаю, — ответил я с улыбкой, — слышу, как спокойно бьется твое сердце.
Полежали еще чуть-чуть. Помолчали.
— Сегодня, — внезапно сказала Маша, — в поликлинику приходил немец. Тот, Клаус. Меня искал.
— Вот как, — сказал я, задумчиво глядя в потолок.
— Угу, — Маша вздохнула, пошевелилась, легла на другой бок, спиной ко мне.
Тут же, прислонился я к ней сзади, обнял.
— Очень мне было неприятно, Игорь, — продолжила она, — когда немец под вечер приперся и стал меня спрашивать. Представляешь? Откуда-то узнал мои имя и фамилию.
— А ты что? — Спросил я тихо.
— А я спряталась в процедурной, куда ему было нельзя, да велела другим медсестрам меня не выдавать.
— Не знаешь, где немцев поселили? Ну, конечно же, не знаешь. Откуда тебе знать.
— Не знаю, — согласилась Маша.
— Ну что ж. Сам разузнаю. Схожу к этому Клаусу Рихтеру в гости, да объясню, что тут к чему. Коль уж по-хорошему не понимает.
— Побьешь его? — Испугалась Маша и даже встала, — ты ж представляешь, какой скандал тогда будет? Международный.
— Нужен он мне, бить его, — хмыкнул я, — я и без кулаков умею быть убедительным.
— Все равно, — она легла мне на грудь, — все равно я боюсь за тебя. Что случится что-нибудь дурное. Что ты…
Неожиданно заскрипела входная дверь в хату. Маша, тут же побледневшая, вскочила на руках, уставилась на выход. Глянул туда и я.
— Машенька, — прозвучал старческий голос, — а что? К нам Игорек приехал? Машенька, вы где?
Глава 6
— Ау? — Добавила бабушка, медленно входя в коридор.
Маша глянула на меня испуганными глазами.
— Ну, — прошептал я, — скажи что-нибудь!
— Что?! Я сейчас со стыда умру!
— Что угодно!
Девушка сначала на мгновение растерялась, а потом все же крикнула:
— Да! Я тут!
Маша подскочила, стала натягивать платье. Я же, не теряя времени, спрыгнул с кровати и юркнул под койку.
— А Игорь где?
— Игорь… а Игорь… Он…
Оказавшись в темноте совершенно голым, на пыльном полу, я судорожно соображал, как же выкрутиться их этакой забавной ситуевины. Глянул из-под кровати, чтобы разыскать, где осталась моя одежда.
Смотрел я меж белых Машеных щиколоток, которые суетливо топтались босыми ступнями по деревянному окрашенному полу. Мои вещи лежали кучкой у тумбы.
— А Игорь вышел! — Наконец, выдала Маша и потопала куда-то к середине комнаты.
Стала она смотреть на бабушку, которая, по всей видимости, ходила где-то там, в других комнатах, вне моего зрения.
— Куда вышел?
Маша, суетливая, нервная, бросила на меня испуганный взгляд. Лицо ее раскраснелось, волосы были растрепаны.
— Отвлеки ее, — выглянув из-под кровати, проговорил я беззвучно.
Маша подняла удивленно бровки. Развела руками. Однако, подергавшись как-то нерешительно, вышла из комнаты.
— Ба! Пойдем, я тебе кое-что покажу! Тут такое! — Услышал я наигранно удивленный Машин голос.
— А ты чего такая все помятая, будто мешки таскала? — Спросила бабушка.
Я в это время как раз тянулся за вещами, пытаясь затащить их под кровать, чтобы переодеться. Однако услышав бабушкины слова, едва удержался от смеха.
— Да я… Читала! Очень уж чтиво попалось интересное, и я вся распереживалась.
— Вон оно как.
— Ба! Ну пошли!
С первого раза не смог я забрать свою одежду. Не дотянулся. И тогда пришлось мне выбраться чуть ли не на две трети тела.
— Да подожди ты! Дай взять таблетки, — сказала внезапно бабушка, — что-то у меня от этого телевизира голова разболелась. Никак давление поднялось.
Когда я это услышал, чуть было не поперхнулся воздухом. Вот стыдобища то будет, если уж засекут! Да я-то ладно, уж как-нибудь переживу такое веселье. А Машка-то как?.. Если ее бабуська за книги так чихвостит, то что будет сейчас?!
Услышав шаги к комнате, я напрягся, схватил ком одежды и быстро, как мог, полез обратно под кровать.
— Ба! Да давай я сама тебе принесу! Постой ты здесь!
Оказавшись в своем темном укрытии, стал я во всем этом комке выпутывать мое белье да брюки. Разбирать, где тут что.
— Да ты не найдешь, внученька! Ты мне лучше воды зачерпни.
— Ба! Да я сама!
— Ты чего, Машка, — строже сказала бабушка, — я что, безногая? Аль безрукая? Попросила же тебя воды принесть! А от наших споров у меня только сильнее давление подпрыгиваеть.
Я замер, когда услышал шаркающие бабушкины шаги. Потом увидел, как появились в комнате медлительные старческие ноги. С трудом зашагали они по ковру. Потом бабушка со скрипом села на свою койку, стала чем-то шуршать.
В комнате было тихо-притихо. Только бабушка мерно сопела при дыхании, да шевелила что-то на своей тумбе. Покашливала. Я же, потянулся надевать трусы. Решил проверить, насколько это у меня громко получится. Получилось очень тихо, но неудобно. Пришлось поджимать ноги, да так аккуратно, чтобы не сильно упираться в сетчатое дно койки.
Кое-как корячусь, нацепил я и брюки. Медленно застегнул ширинку. Остался у меня в руках комок белых каких-то шмоток. Стал я и его ворошить, пытаясь отыскать свою светлую рубаху.
— А это чего такое? — Вдруг сказала бабушка, и я замер.
Она встала с кровати. Увидел я, как пошла Машкина бабуська к моей койке. Однако не было у меня времени ждать, пока она там насмотрится. Стал я рыться дальше.
— Вот зараза, — не удержался я от шепота, когда понял, что в руках у меня нету моей рубахи.
Остались только какая-то Машкина ночнушка, да… ее светлый бюстгальтер.
— Ба! На воды, — вернулась Маша.
— А это чье? Игоря?
Машка не отвечала, видать, застыла в нерешительности. Понял я в тот момент, что нашла бабушка мою рубашку на кровати. Значит там она и осталась, а все остальное мы скинули.
Выглянув из-под кровати, посмотрел я на окоченевшую от удивления Машу. Та, раскрыв глаза, стояла и молча смотрела на бабушку. Вдруг взгляд ее скакнул на меня.
Я жестом кисти показал я ей, пусть, мол говорит, не молчит как истукан. Ну Маша и заговорила:
— Ну… Да, Игорева…
— А чего это он? Вышел голышом по пояс? Куда он так пошел-то?
— Так, — поторопилась ответить Машка, — на баз, в туалет.
— Угу. Голышом.
Машка снова глянула на меня. Я стал обмахивать себя рукой, будто веером, дышать, надувая щеки.
— Ну да! Духота-то стоит, ужас какая!
Догадливая Маша пошла к окошку. Поставила воду куда-то на тумбу, а потом услышал я, как раскрыла она оконные створки. В комнату тут же ворвался ясный и чистый стрекот сверчков.
— Вот оно как, — недоверчиво сказала бабушка.
— Ты давай мне рубашку, ба, я ему и передам.
— Ну, на.
Бабушка вернулась на свое место и снова стала чем-то шуршать. А я увидел, как упала к Машкиным ногам моя рубашка. Я быстро хапнул ее и втянул под кровать. Извиваясь в неудобстве, принялся вдевать руки в рукава.
— Ну пошли, покажешь, чего ты там нашла, — сказала бабушка, напившись, — правда, мне бы сначала полежать. Или у тебя чего срочное?
— Срочное! Очень срочное!
— Эх, — вздохнула бабуська и, скрипя кроватью, встала, — пойдем, неугомонная.
Как только вышли они из комнаты, Маша закрыла за собою дверь.
— Умница моя, — проговорил я тихо и стал вылезать из-под кровати. Весь грязный и пыльный, полез к окошку, чтобы выбраться на улицу. Быстро оказавшись снаружи, я побежал к базу. Оглядываясь, не видит ли кто, юркнул между хатой и изгородью. Торопливо стал красться на ту сторону, где была старая дверь в баз. Пригнулся по пути под маленьким окошком коридора.
— Машка! Ты что?! С ума сбрендила?! — Услышал я Бабушкин голос во дворе.
— Да говорю тебе, ба! Был тут еж, а теперь пропал! Смешной такой. Фырчал.
— Да что я, ежей, етить их туда налево, не видала?!
— Здрасте! — Вышел я из-за хатенки как так и надо, — простите, что-то я там задержался!
— Привет, Игорь, — улыбнулась мне Машкина бабушка.
Маша с ней стояли в свете уличной лампочки, возле входа в хату. Вдруг, Маша принялась мне что-то шептать, гладить себя по челке.