вернётся на старый путь и его родина на годы погрузится в кровавый хаос усобиц и войн.
Наконец, получив разрешение, под пристальным надзором фру Ингеборг Хьюго послушал пульс больной, посмотрел горло, пощупал лоб, проверил лимфатические узлы на шее, после чего объявил, что можно дать больной лекарство. Пока он готовил питьё, епископ и фрейлина о чём-то тихо разговаривали с королевой по-норвежски, и Хью не понял ни слова.
Как только фру Ингеборг напоила Маргариту лекарством, Андфинн обратился к королеве с просьбой выслушать "посланца святейшего Папы Римского, которому было доверено некое пророчество, касаемое Вашего Величества". По крайней мере, именно так понял его речь наш современник. Наконец епископ отступил в сторону, чтобы королева могла выслушать пророчество.
Хьюго несколько секунд смотрел на девочку, потом поклонился ей и, справившись с волнением, медленно заговорил на латыни.
— Ваше Величество! Великий Понтифик и викарий Христа, Его Святейшество Николай IV шлёт вам своё благословение! Я был направлен им сюда для того, чтобы спасти Вашу жизнь и донести до вас пророчество. Оно было дано одним из наших братьев и касается вас, Ваше Величество, и Вашей державы. Чтобы исполнить поручение Его Святейшества я прошу вас выслушать пророчество и запомнить его…
Маленькая девочка внимательно слушала его, но было очевидно, что она не совсем понимает то, что говорит Хьюго. Видя это, епископ начал тихо переводить ей на норвежский слова "посланца папы". Наконец, он закончил свою речь и попросил разрешения произнести пророчество.
Маргарита нетерпеливо что-то сказала и епископ, повернувшись к Хьюго, произнёс напыщенную фразу, из которой он понял только, что "королева желает слышать пророчество". Ещё раз поклонившись присутствующим и собравшись духом, наш современник произнёс пророчество, сочинённое им незадолго до своего путешествия семь с лишним веков вперёд.
You Motherland Alba wallow in dirt.
The fate was wicked, but what shall be head?
When you are a Queen in your Fatherland, then
A way back a will overgrow with fern.
You shall save a Scotland, and you shall a lead,
By the igni et ferro, with your heart and head.[1]
Сделав паузу, наш современник поклонился Маргарите и произнёс:
— Так звучало пророчество на родном языке нашего брата. На высокой латыни оно звучит так…
Закончив речь, он вновь поклонился и замер. Все присутствующие молчали и было слышно, как снаружи волны набегают на берег, как поскрипывают корабельные снасти, как громко смеются какой-то шутке воины у костра.
Наконец, епископ прервал молчание и попросил Хьюго повторить пророчество, чтобы они могли запомнить его.
Опасаясь, что со временем пророчество может забыться, Хьюго предложил его записать, что с радостью было принято. В течение следующей четверти часа Андфинн записал пророчество на латыни, а наш современник — на английском языке, после чего оба варианта были укрыты в королевском ларце среди иных ценных документов посольства.
Пока мужчины были заняты, фру Ингеборг о чем-то тихонько беседовала с Маргаритой, но как только бумаги были убраны, она сразу же обратилась к нашему герою.
— Брат Хьюго, Её Величество просит рассказать о Святом отце.
— Что именно интересует Её Величество?
— Расскажите ей про его жизнь, про дворец, про Рим.
— Да, конечно. Ваше Высокопреподобие, — обратился он к епископу, — Вы не поможете перевести мои слова Её Величеству?
Получив ожидаемое согласие, Хьюго мысленно воззвал к Господу, прося помощи, и начал свой рассказ, после каждого предложения давая возможность Андфинну перевести его для королевы.
— Город Рим один из самых крупных и красивых христианских городов, когда то был столицей огромной империи…
Примерно через полчаса маленькая королева закрыла глаза и задремала. Хьюго замолчал, потом тихо подошёл к кровати ребёнка и приложил пальцы ко лбу девочки, желая проверить температуру. Убедившись, что температура в норме, он отступил к двери и тихо произнёс:
— Фру Ингеборг, Её Величество ещё слишком слаба. Опасность миновала, но ей надо отдохнуть и набраться сил. Да и вам надо немного отдохнуть. Когда королева проснётся, надо дать ещё один порошок и беречь её от холодного ветра. И ещё. Когда Её Величество поправится, пусть блюдёт чистоту тела и перед каждым приёмом пищи омывает руки в серебряной чаше. Это угодно Господу.
Произнеся это, Хьюго поклонился и вышел из каюты. Епископ, чуть замешкавшись, вышел за ним.
— Брат Хьюго, почему чистота плоти угодна Господу? Ведь плоть — суть тлен и пища червей. Душа бессмертна, а плоть смертна. Грехи плоти могут погубить душу и…
— Ваше Высокопреподобие, — не совсем вежливо перебил его наш современник, — Вы абсолютно правы, когда говорите о бессмертии души. Но нельзя говорить о теле человека, как о сосуде мерзостей и грязи. Человек создан по образу и подобию Божию, который наделил своё подобие Духом. Разве стоит оскорблять Творца и не заботиться о его подобии?
Святая церковь на благо всех христиан возводит соборы, чтобы Святая вера укреплялась и процветала. Они являются вместилищем и хранилищем веры. Так и тело — храм для бессмертной души. И разве правильно, когда храм грязен?
— Ты противоречишь отцам церкви! Наши братья усмиряют плоть, чтобы спасти душу…
— Нет, это правда! Господь даёт христианам разные пути в Царствие своё и отцам церкви это известно. Путь монаха, принявшего обет, труден. Он отрицает мирские радости и плоть — то, что связывает его с миром. Это духовный подвиг и не каждому он по силам. Путь мирянина иной, потому и забота о храме своей души необходима. Вспомни, что Иоанн Креститель и сам Спаситель принимая крещение, омывались в воде. Вода смывает грязь и очищает тело. Здоровая чистая плоть порождает чистые помыслы души и открывает путь к спасению.
— Брат Хьюго, — неожиданно мягко произнёс Андфинн, — разве тебе неизвестно, что язычники в Риме также лелеяли свою плоть и погубили души? И разве забота о плоти не порождает гордыню и грех плоти?
— Ваше Высокопреподобие, когда мирянин содержит храм своей души в чистоте, а священник наставляет его и указывает путь к спасению, разве не укрепится Святая вера и чистые помыслы не будут вести их? Поверьте, если хотя бы раз в неделю, перед воскресной службой или исповедью, королева будет совершать омовение, то никакой опасности для души её не будет. И помните: чистый храм бессмертной души и чистый храм нашей Святой Кафолической церкви — явления одного порядка и угодны Господу.
И видя сомнение в глазах епископа, Хьюго вдруг резко изменил тему разговора.
— И ещё. Когда Маргарита наденет корону, ей нужна будет помощь церкви на территории королевства. Если ты сможешь ей помочь, то Его Святейшество благосклонно рассмотрит прошение о включении твоей кандидатуры в коллегию кардиналов…
Заметив, как вздрогнул от этих слов епископ, как вспыхнули его глаза, наш современник сразу же постарался развить успех.
— Есть договор в Бригаме, по которому Эдуард Уэльский и Маргарита должны сочетаться браком. Я думаю, что ради этого союза Её Величество и Эдуард Английский могут направить к Святому Престолу совместное ходатайство по интересующему вопросу. В Англии есть архиепископ Кентерберийский. Шотландия достойна иметь своего кардинала.
— Я… я могу надеяться на это? — волнуясь, хрипло спросил Андфинн.
— Всё в руках Господа нашего, — Хьюго осенил себя крестом и склонил голову, — однако думаю, что труды во славу церкви и Шотландии будут по достоинству оценены. И прошу пока хранить молчание. Помогите Маргарите, исполните пророчество — и Святой престол вас не забудет.
— Я буду молчать. Я верный сын церкви и слуга Господа…
— В Риме об этом знают, — Хьюго чуть улыбнулся и склонил голову, — Ваше Высокопреподобие. Я надеюсь, что со временем к вам будут обращаться "Ваше Преосвященство"…
Епископ, вцепившись в борт руками, молча смотрел на берег, но мыслями уже был не здесь, на диком острове, а далеко на юге, среди белых зданий и оливковых рощ Рима. Немного помолчав, наш современник негромко кашлянул, привлекая внимание собеседника, и сказал:
— Уже ночь, Ваше Высокопреподобие. Вам нужно отдохнуть. Я пойду на берег.
— Да, да, — произнёс Андфинн, возвращаясь из мира грёз, — ступайте, брат Хьюго.
— На рассвете я буду молиться о здоровье королевы. Пусть мне не мешают, — и Хьюго склонил голову, ожидая благословения…
Остаток ночи Хьюго Дункан провёл у костра так и не сомкнув глаз, иногда подбрасывая в огонь остатки хвороста и раздумывая о своём путешествии. Ему удалось то, что ещё несколько дней назад можно было бы посчитать за чудо: он смог совершить путешествие во времени и спасти ту, чья жизнь должна изменить историю Шотландии и всей Европы. Он сидел и думал, не обращая внимание ни на холодный ветер, иногда бросавший ему в лицо дым костра, ни на запах немытых тел людей, спавших вокруг. Ему удалось "пройти по пути", осталось возвратиться назад.
Когда небо на востоке стало светлеть, предвещая рассвет, Хьюго встал, потянулся и, подбросив остатки хвороста в почти погасший костёр, побрёл за своим рюкзаком, который со вчерашнего дня дожидался своего хозяина на прежнем месте. Страж, сидевший у соседнего костра и боровшийся со сном, посмотрел на монаха, что-то пробормотал на норвежском и поплотнее закутался в кусок ткани, по-видимому служивший ему плащом.
Несколько минут спустя наш современник прошёл вдоль берега в стороне от лагеря путешественников и поспешил на знакомое место, откуда ему предстояло отправиться обратно в двадцать первый век. Там ещё в первый день на острове он разметил на земле основные фигуры и формулы, желая сократить время на подготовку портала в своё время и опасаясь, что может в спешке что-то забыть.
Обведя главные линии и дочертив недостающие фигуры, он встал в центр и замер, прислушиваясь к звукам и ожидая восхода солнца. Ветер шевелил полы его плаща, от охватившего напряжения вдруг начала дрожать левая икра и засвербело в носу. С большим усилием Хьюго сохранял неподвижность, настраивая себя на проведение ритуала.