Суворов с нами
Поздняя осень 1941 года. Трудные стояли дни. Шла тяжелая война с германскими фашистами. Великая Отечественная война.
Танки, самолеты, мотомеханизированная пехота, самоходная артиллерия гитлеровских бронированных армий рвались на восток, к сердцу советской России, к Москве. Зловещий дым пожарищ распростерся от Буга, Днепра и чуть ли не до Волги.
Все от мала до велика, весь советский народ поднялся на защиту своей Родины, чтобы отстоять ее от коварного и грозного врага.
Советские люди знали, что чужеземцы не в первый раз нападали на их отечество и всегда разгромленные уходили в свои пределы. Еще сидя на школьной скамье, они с трепетом в груди читали слова своих мужественных предков: «Поднявший меч от меча и погибнет». Они верили, что и на этот раз победа будет за ними.
Помнили советские люди, как на западе, от стен древнего Новгорода ходил на врага Александр Невский. Ему не один раз доводилось бить тевтонских рыцарей и заставлять их бежать под ударами секир, бердышей и мечей отважных русских воинов народного ополчения.
А на востоке, где между Непрядвой и Медведицей легло неширокое Куликово поле, бился за Русь Димитрий Донской. Это он с полками русских ратников выходил навстречу врагу.
Помнили советские люди, как у древнего кремля Нижнего Новгорода простой горожанин Кузьма Минин-Сухорук, а с ним воевода, князь Димитрий Пожарский, собирали на Волге ратных людей, вели к Москве и звали на бой с иноземными захватчиками.
В полуденной стороне бился фельдмаршал Суворов. Он летел на донском скакуне.
«За мной, за мной, чудо-богатыри! — звал он. — Стонет мать сыра земля! Слезами и кровью наших братьев, жен и детей наполнилась она. Скорее, скорей, братцы, чудо-богатыри, солдаты русской армии. Враг бежит, он слышит ваш шаг. Скорее, скорей!»
За родную Москву бились полки гренадеров. Их вел суровый, непреклонный Михаил Кутузов, гениальный русский полководец, победивший Наполеона.
А теперь идут вперед советские полки. Несут сквозь дым, огонь и грохот свои знамена.
Образ Суворова прошел со многими солдатами и офицерами Советской Армии через все годы Великой Отечественной войны.
Портрет полководца четыре с лишним года возил и я по военным дорогам.
В одной боевой части выходила рукописная газета «Суворовец». Ее выпускали солдаты артиллерийской батареи на Невской Дубровке.
Там же, в разрушенном орудийным обстрелом доме, один солдат нашел старую, зачитанную книгу о Суворове, с растрепанным переплетом. В ней увлекательно описывалась жизнь Суворова, подвиги, походы, сражения русских солдат под его водительством.
Солдаты и офицеры находили время, чтобы почитать и послушать хоть несколько страниц этой книги. Обычно ее читали группами по пять — шесть человек. Солдаты просили:
— Нам бы про Суворова, товарищ политрук.
Политрук передавал книгу в порядке очередности повзводно. Она находилась в каждом взводе двое — трое суток.
Прочитав или прослушав ее, бойцы расписывались на листке, специально подклеенном в самом конце книги.
Много подписей собрала эта книга. В годы тяжелых боев она вызывала у советских воинов чувства горячей любви к своей родной стране и ненависти к ее врагам. Ныне она хранится в Суворовском музее Ленинграда.
Как-то в перерыве между боями я попал в соседний батальон.
В подвале полуразрушенного дома собралось человек сорок солдат. Они грелись у небольшого костра, занимаясь немудреным солдатским делом: кто пришивал пуговицу, кто чистил автомат.
Поближе к костру сидели политрук и немолодой солдат с рыжими пышными усами и густыми бровями.
— Это что! — проговорил рыжеусый, очевидно, продолжая шедший среди солдат разговор. — Наши-то, кончанские, помнят Суворова. Старики и теперь песни поют про его походы…
— А ты спой, если знаешь, — попросил сидевший подле огня молодой солдат.
— Спеть не спою, — взглянул на него кончанский, — а вот сказать скажу, как Суворов со старым солдатом повстречался.
Было это в Каменке Новгородской губернии, верстах в сорока от Кончанского. Там, старики говорили, родовое имение Суворовых стояло. Места знаменитые, холмистые, кругом леса, озера, а речки — хоть картины с них пиши — быстрые, бурные. Зверя всякого, птицы, рыбы — нигде не видал столько. Да мало кто из владельцев наезжал сюда. Вот старики только и помнят, что Александра Васильевича, фельдмаршала. Два раза приезжал.
Рассказывал мне наш сельский учитель, Антон Антонович, историю одну о Суворове, от деда слышал, а тот знал ее от отца своего. Давно это было.
Прадед учителя служил под командой Суворова солдатом, в его любимом Фанагорийском полку: и под Фокшаны ходил с ним, и Измаил штурмом брал, и под Кинбурном сражался.
Прослужил старый солдат годов с тридцать. Весь пораненный, порубанный, турецкими шашками посеченный — в отставку ушел в Тульчине. Там полки в ту пору на зимних квартирах стояли.
Получил солдат «чистую» и пошел на родину, в Новгородскую губернию, в село Каменку. Пешком шел, своим ходом. Нескоро до дому добрался. Большие муки в дороге испытал, но домой — дошел.
Много ли, мало ли с той поры воды утекло, а только слышит солдат: приехал в свое родовое имение фельдмаршал, Александр Васильевич Суворов. Царь Павел сумасбродный сослал его в Кончанское.
«Как бы, — думает старый солдат, — фельдмаршала повидать. Вместе служили, в походы вместе ходили».
Идет он — думу думает о своем житье-бытье, а навстречу, по проселку, ать-два, ать-два — быстрым шагом сам фельдмаршал.
Не растерялся солдат. Снял шапку и поклонился, да не выдержал и по-военному крикнул: «Здравия желаю!»
Фельдмаршал от неожиданности вздрогнул, стал против солдата строго так поглядел ему в глаза и спросил:
— Как зовут, служивый?
— Федот! — ответил браво старик и приставил ногу к ноге, как в уставе положено.
В один миг их окружили ребятишки, а следом за ними стали подходить и взрослые.
— Федот? — воскликнул удивленно фельдмаршал. — Да ведь мы с тобой знакомы!
— Так точно! Отставной солдат Фанагорийского гренадерского полка, Федот!
— Федот, да не тот! — с грустной улыбкой повторил Суворов, разглядывая старого солдата. — Тот молодой был, бравый! Да и я уже не тот, служивый! Говорят, на печку пора, старые кости греть. Федот, да не тот, сказывают. — И вдруг звонким голосом закричал: — Да мы еще с тобой, Федот, повоюем! Повоюем?
— Так точно, отец наш, повоюем!
— А службу помнишь?
— Как можно забыть! — громко сказал солдат и расстегнул зипун. На широкой солдатской груди висела серебряная медаль «За штурм Измаила».
— Молодец! Молодец! — похвалил Суворов и, стукнув о землю тростью, передал ее старому воину.
— Ну-ка, покажи, как колол турок под Измаилом! — Отскочив в сторону, он крикнул: — Ступай, ступай! Атакуй в штыки! Ура! Коли один раз, бросай басурмана со штыка! Коли другого, коли третьего; богатырь заколет полдюжины, а я видел и больше!
И старый солдат выполнил всё отлично.
— Стой, фронт! — подал команду Суворов.
Солдат замер.
Тогда фельдмаршал шагнул к нему, стал грудь в грудь и засмеялся:
— Федот-то тот! Узнаю! Тот самый Федот! С ним Измаил вместе брали! Обнял он старого солдата и трижды его расцеловал.
Было тихо. Никто не прерывал рассказчика. Всем казалось: вот войдет сейчас старый полководец, подсядет к солдатам, возьмет у них ложку, испробует кашу, похвалит ее и сам расскажет о чудо-богатырях, что прошли с ним много дорог нехоженых-неезженых, неся славу родного оружия по горам и долам Европы.
— Хороша история, спасибо, — поблагодарил солдат.
— Хороша! — одобрили другие.
— Федот-то — тот! Тот Федот! Повернет еще и дойдет до Берлина! сказал уверенно, поднимаясь на ноги, высоченный, чуть ли не в два метра ростом, сумрачный великан-сержант и повторил: — Дойдет!
Таинственный старик
В 1946 году я вернулся на работу в Артиллерийский исторический музей и снова занялся любимым делом.
Возвратившись из командировки, я узнал от своих сослуживцев, что на днях меня разыскивал какой-то мужчина. Он оставил сверток, просил передать его мне, а сам ушел.
В свертке оказалась часть боевого знамени Семеновского полка суворовских дней — большой полуистлевший квадрат шелка голубого цвета с синим крестом. От времени шелк посекся, но рисунок на нем сохранился хорошо.
Приход незнакомца и его подарок взволновали меня.
Снова, как много лет назад, я думал о том, как отыскать шпагу Суворова. Надеясь, что владелец суворовского знамени мог иметь «ключ» к разгадке тайны, я рассуждал так: «Если он хранил до наших дней полковое суворовское знамя, — значит, у него была связь с Семеновским полком.
Если он принес мне знамя, — значит, у него могут оказаться и другие вещи, связанные с именем Суворова».
Дома я продолжал думать о незнакомце и с нетерпением ждал утра, чтобы вновь спросить своих сослуживцев о человеке, оставившем лоскут знамени.
Мне удалось установить: приходил старик с большой черной с проседью бородой. Несмотря на преклонный возраст, он отличался военной выправкой. Все в один голос отмечали его высокий рост.
Но как отыскать нужного мне человека по таким внешним признакам?
«Если он ленинградец, — думал я, — найти его можно. Правда, понадобится много времени. Но это не беда».
Не откладывая дела, я мысленно разбивал город на районы, решив обратиться к начальникам отделений милиции с просьбой о помощи в моих поисках.
Я был готов разыскивать, не считаясь ни с какими трудностями.
«Что же, — думал я, — чтобы найти человека, принесшего мне полковое знамя суворовских дней, не жаль ни труда, ни времени. Надо искать».
И снова я пришел к полковнику Воробьеву и рассказал ему о своих намерениях. Он вызвал старых музейных работников и предложил мне поделиться с ними тем, что уже сделано, чтобы напасть на след затерянной шпаги.
Я рассказал.