– Да-а-а. Вот эта фраза про «терпеливые люди долго терпят, а потом сжигают порты, а не корабли» – прямо про тебя.
– Да, похоже.
Меня тогда зацепило выражение «выбрал не услышать», заставило задуматься. То есть человек взял и выбрал? Выбрал не заметить другого человека, его просьбы, его границы…
Может, у него были причины так поступить? Может, он просто не мог услышать?
Спустя пару дней мы с другой подругой, Ирой, ехали в автомобиле. Нас её знакомый вёз из одного города в другой. На каждом светофоре он отпускал сцепление, и машина неприятно дёргалась. Не просто стояла, а как бы дрожала от нетерпения.
Ира попросила водителя:
– Можешь не дёргать машину на остановках? Меня укачивает.
Он кивнул. Но ничего не изменилось.
Ещё пара светофоров с дёргающимся авто, и Ира раздражённо напоминает:
– Пожалуйста, не дёргай.
Он снова кивнул. Но снова ничего не изменилось. А Иру прямо укачивает от этого до тошноты.
Тогда Ира говорит:
– Слушай, у меня с собой права. И у меня стаж вождения – двадцать лет. Давай я сяду за руль? Ну, чтобы не дёргалось авто.
Но водитель упрямо покачал головой.
Сказал:
– Не надо, я больше не буду.
Но на первом же светофоре машина опять задёргалась.
Ира повернулась ко мне (я сзади сидела) и спрашивает:
– Я выхожу. Ты со мной?
И резко вышла из авто. Прямо на светофоре.
Я, конечно, вышла вместе с ней, а что мне оставалось.
– Меня укачало, – пояснила Ира. – А он как будто не слышит…
Вот опять похожая проблема – ситуация, где люди говорят вроде громко и на одном языке, но не слышат друг друга.
Почему так получается?
Это выбор или что?
У меня дочь не слышит. Это не образное выражение и не сломанная коммуникация, а диагноз. Медицинский. Нейросенсорная тугоухость четвёртой степени. По-другому это называется глухотой.
Когда у неё на ушках специальные процессоры, она слышит (мы сделали ей операцию, кохлеарную имплантацию), а когда нет – нет.
Как бы громко я ни орала, она даже не обернётся, потому что слух у неё отсутствует полностью.
Но. Даже когда дочка «без ушек» (перед сном или в воде), мы немедленно находим с ней альтернативную коммуникацию. Можем переписываться по телефону (она уже умеет читать и писать), или общаться жестами, или по губам читать. То есть мы друг друга понимаем даже сквозь глухоту.
ЕСЛИ ЧЕЛОВЕК НЕ СЛЫШИТ ВАС В КОММУНИКАЦИИ, ОН ВЫБРАЛ ВАС НЕ СЛЫШАТЬ.
Этому могут быть сотни причин.
Например, он не готов к той информации, что вы говорите, ибо она сильно меняет его реальность, и не слышать – это его защитная реакция.
Или просто не готов стараться что-то делать для того, чтобы коммуникация была эффективной.
То есть он не может или не хочет вас слышать.
Имеет на это право.
Но и вы имеете право не опекать его причины, не искать объяснений, не баюкать его, не оправдывать. И не искать альтернативных способов коммуникации.
А принять его «глухоту» в ваш адрес.
Нет так нет.
И выйти из чата или из авто.
Или остаться.
Уйти из коммуникации или остаться – это ваша ответственность. Для меня это было как открытие: что я могу уйти.
Взять и уйти.
Потому что. Потому что «смайлы», «укачало» или просто больше не хочу.
Раньше я бы никогда не ушла. Терпела бы до последнего, потому что боялась бы обидеть. Всех, кроме себя.
А теперь я обнаружила свои границы.
Я узнала, что можно уходить.
И даже если это кого-то обидит – можно. Потому что остаться – это обидеть себя.
Мне казалось, что обидеть себя – это самое правильное, с собой-то я уж как-нибудь всегда договорюсь, а людей вокруг не обижу, зато и они любить меня станут.
И вдруг оказалось, что… Когда ты несколько десятилетий подряд кого-то обижал, нужно очень много времени – примерно несколько десятилетий, – чтобы это исправить. И что так просто договориться с собой не получится. И в один день ничего не исправить и не починить, особенно то, что ломалось годами.
Есть в психологии такая динамическая теория личности. Я не психолог и очень поверхностно понимаю её. Она о том, что человек – это процесс, а не застывший аватар.
Деревянный стол всегда деревянный, всю его жизнь, а человек – всегда разный, всегда подвижный, изменяющийся, длящийся процесс.
А ещё она о том, что внутри каждого из нас живёт Змей Горыныч. Да-да, тот самый, у которого три головы.
И каждая голова – с разным характером: одна – невротическая, вторая – нарциссическая, третья – шизоидная.
Вот шизоидная часть отвечает за ощущение себя живым. Она про творчество, про фантазии, про смыслы.
Мне не очень нравится слово «шизоид», я зову эту мою часть «Фантазёрка».
«Пойдём писать», – постоянно кричит моя Фантазёрка и бдительно замечает всё, что происходит вокруг. Потому что всё, что происходит вокруг, годится как стройматериал для рассказа.
Невротическая часть Змея Горыныча – про зависимость от отношений. Отношения с миром и другими людьми для неё важнее всего, даже важнее самого человека. Внутренний невротик всегда обеспокоен: «Что обо мне подумают? Нравлюсь ли я другим? Чем им помочь? Ведь если помогу, меня непременно полюбят».
Я зову эту свою часть «Спасательница», она у меня была самая яркая, заполонившая пространство и вытеснившая остальные головы Змея Горыныча.
И нарциссичная часть – это про себя, про собственную значимость, границы и «отойдите все, я гордая и независимая».
Эту часть я зову «Королева».
И вот внутри каждого из нас живут три эти ипостаси в разных пропорциях: фантазёрка, спасательница и королева. И в любом процессе задействованы все трое, и все трое договариваются там, внутри.
Но моя Королева, мой внутренний Нарцисс был не просто похоронен под плинтусом несколько десятилетий. Он был похоронен под могильной плитой, и на могилку я не ходила. А зачем? На могилу ходят к родным, а это чужая тётя…
А теперь я что хочу? За один день всё исправить? Взять и выпустить свою Королеву, и она из заточения выйдет сразу на сцену, и ей будет нормально?
Ей не будет! Ей надо ещё учиться БЫТЬ.
Учиться быть замеченной мной.
ИСПРАВИТЬ – ЭТО ПУТЬ. ДОЛГИЙ. КРОПОТЛИВЫЙ. КОГДА ТЫ РАЗ ЗА РАЗОМ ВЫБИРАЕШЬ СЕБЯ. И ПЛАТИШЬ ВЫСОКУЮ ЦЕНУ ЗА ЭТОТ ВЫБОР.
И выходишь из машины, где тебя укачивает, из чата, где тебя не уважают, из зала спектакля, который тебе не нравится, из отношений, где тебя не слышат, потому что… с тобой так нельзя.
Там, внутри, теперь 33 процента Королевы. Она не потерпит глухоты в свой адрес. Со стороны других людей и самой себя. Она есть! Не смотри сквозь.
Замечай. Люби. Уважай.
Я только в начале этого пути. Очень робко пару раз вышла из коммуникаций и отношений, где мне плохо. Но эти робкие шаги – уже большой прогресс.
Оказывается, так можно!
И Королева моя мне нравится. И зачем я с ней так поступала много лет? Прости меня, Королева. Я тебя отогрею и отлюблю за все годы нелюбви. Обещаю.
И я, новая, нравлюсь себе больше.
И Змей Горыныч внутри вполне гармоничен и дружелюбен, и головы – все три – дружат, а не ссорятся, и он ни на кого не дышит огнём. И я ни на кого не дышу. Огнём.
Потому что делятся тем, что внутри.
А я, кажется, наконец поняла принцип, как заполнять себя любовью…
Поближе
Мама двух подростков подсела ко мне за завтраком в социальном санатории:
– Вы Катю свою от даунят берегите. Она у вас хорошенькая, а им мало ли что в голову взбредёт…
Это она про вчера.
Мы вечером гуляли на площадке, на качелях качались. И из другого корпуса прибежали дети с синдромом Дауна. Может, лагерь какой-то, может, детдом, я не знаю. Скорей всего, второе. У них была сопровождающая – уставшая женщина, которая спросила у меня: «А у вас нет таблетки от головной боли?»
У меня была, но в номере. А с собой – нет.
– В номере и у меня есть, – сказала женщина.
Она села на скамейку поодаль, а дети стали играть на площадке.
Один солнечный мальчик качался на качелях и гортанно кричал.
Моя Катя напугалась:
– Ему что, больно, мам?
– Нет, Кать, ему нормально. Он просто так радость выражает.
– А я так нерадость выражаю, – удивилась Катя.
– Все люди разные. Для кого-то это радость, для кого-то нерадость.
Дети проявляли к Кате интерес, хотели раскачивать её на качелях, смотреть.
Некоторые хотели дотронуться. До руки. До волос.
Я учу Катю, что такие вещи должны быть по разрешению. Нельзя трогать людей без разрешения. Но тут другой случай, и я спросила разрешения за них: «Кать, ты не против, если детки до тебя дотронутся?»
Она была не против, даже любопытно ей, но сопровождающая детей всё время окрикивала:
– Отойдите, отойдите!
Не знаю, что пугало Катю больше – её крики или дети.
Одна девочка была абсолютно лысая. Кажется, это называется алопеция.
Она подошла к Кате и потрогала её волосы.
– А где твои волосы? – спросила Катя у девочки.
Это было невежливо, но ей пять, и я с ней ещё поговорю про это, а девочка не поняла вопрос и крикнула: «Лысая! Лысая!»
Катя растерялась, не знала, как реагировать. Если честно, я тоже не знала, просто была рядом.
А утром мама подростков меня предупредила:
– Вы девочку свою от даунят берегите. Мало ли что им в голову взбредёт… На днях одна девочка, мощная такая, схватила за волосы другого мальчика. Без агрессии, просто напугала. А отвечать некому. Вы же понимаете? Осторожнее.
С одной стороны, она хотела предостеречь, и надо её поблагодарить. С другой – стало как-то не по себе. Звучит как «держитесь от них подальше».
А я не хочу держаться подальше, я хочу научиться жить в мире, населённом разными людьми.
– Спасибо, я же рядом. Я отвечаю за своего ребёнка и его безопасность.
Днём мы ходили с Катей в бассейн. Катя плавала в жилете и почему-то очень боялась. Бассейн глубокий, она вцепилась в меня намертво, и, если я пыталась показать ей, что жилет её держит, она верещала так, что оглядывались все в бассейне.