Шри АуробиндоО Себе
Предисловие
Шри Ауробиндо всегда настаивал на том, что только он сам мог бы достоверно описать свою жизнь, однако сам он не оставил после себя сколько-нибудь подробной биографии или более-менее упорядоченных заметок. Только в письмах к своим ученикам и к другим людям он иногда, разъясняя то или иное понятие, обращается к примерам или конкретным эпизодам из своей жизни и своего духовного опыта. Он также, когда в книжных или журнальных публикациях встречались ошибки, сам прояснял некоторые моменты своей биографии трем своим постоянным биографам, которые всегда приносили ему свои записи. Эти материалы опубликованы в первой части нашего издания. Мы выделили их в отдельную главу, с тем чтобы предоставить читателю достоверную информацию о биографии Шри Ауробиндо, не оставляя места для ошибок в толковании некоторых фактов его жизни. Необходимость в этом возникла в связи с тем, что многие книги и статьи о нем, даже написанные с самыми благими намерениями, зачастую грешат неточностями и неверными интерпретациями.
В ряде опубликованных здесь писем Шри Ауробиндо пишет «мы», имея в виду себя и Мать, поскольку с момента приезда в Индию она присоединилась к его духовным исканиям. Эти письма включены во вторую часть тома.
В книгу включена также часть писем из Юбилейного издания о йоге, поэзии, литературе или искусстве, в которых есть упоминания о Шри Ауробиндо либо о Матери. Остальные письма публикуются впервые. В тех случаях, когда письмо затрагивает сразу несколько тем, мы в своем выборе ориентируемся на упоминания Шри Ауробиндо о себе или о Матери. Нередко Шри Ауробиндо, стараясь избежать слишком личных интонаций, пишет о себе в третьем лице.
Биографическая справка
Шри Ауробиндо – выдающийся мыслитель, общественный и политический деятель, поэт-провидец, йогин – родился в Калькутте 15 августа 1872 г. в семье доктора Гхоша, происходившего из знатного рода воинов-кшатриев. С семилетнего возраста обучался в Англии – сначала в школе Св. Павла в Лондоне, а затем в Королевском колледже в Кембридже, специализируясь в изучении классической и современной западной литературы. С ранних лет он проявил выдающиеся способности в латыни и греческом, а также в стихосложении.
В 1893 г. в возрасте 21 года Шри Ауробиндо возвращается в Индию. В течение последующих 13 лет он занимает различные посты в администрации города Бароды, преподает английскую и французскую литературу в местном университете, а в 1906 г. переезжает в Калькутту, где становится ректором Национального колледжа. Кроме того, в эти годы он включается в активную политическую борьбу за независимость Индии. Издававшийся им журнал «Банде Матарам» стал могучим голосом освободительного движения, впервые выдвинув идеал полной независимости страны, а также сформулировав конкретные методы его достижения. Одновременно он продолжает свое поэтическое творчество, а также погружается в изучение культурного и духовного наследия Индии, овладевает санскритом и другими ее языками и начинает постигать ее древние священные писания. Осознав подлинное могущество и ценность духовных открытий, давших жизнь всей ее богатейшей многовековой культуре, он в 1904 г. решает ступить на путь йоги, стремясь использовать духовную силу для освобождения своей родины.
В 1908 г. Шри Ауробиндо был арестован по подозрению в организации покушения на одного из чиновников британского колониального правительства и оказался в тюрьме по обвинению, грозившему ему смертной казнью, однако по окончании следствия, длившегося целый год, был полностью оправдан и освобожден.
Этот год стал для него «университетом йоги»: он достиг фундаментальных духовных реализаций и осознал, что его цель не ограничивается освобождением Индии от иноземного господства, но состоит в революционном преобразовании всей природы мироздания, в победе над неведением, ложью, страданием и смертью.
В 1910 г., повинуясь внутреннему голосу, он оставляет «внешнюю» революционную работу и удаляется в Пондичери, французскую колонию на юге Индии, чтобы продолжить интенсивные занятия йогой. На собственном опыте реализовав высшие духовные достижения прошлого, Шри Ауробиндо смог превзойти их и осознал, что окончательной и закономерной целью духовных поисков является полная трансформация человека, вплоть до физического уровня, и воплощение на земле «жизни божественной». Достижению этой цели он и посвятил себя, разработав для этого свою Интегральную Йогу.
С 1914 по 1921 г. он издает ежемесячное философское обозрение «Арья», где публикует свои главные труды, в которых подробно рассматривает основные сферы человеческого бытия в свете высшего Знания, обретенного в результате практики йоги, раскрывает истинный смысл древних писаний – Вед, Упанишад, Бхагавадгиты, значение и роль индийской культуры, исследует проблемы развития общества, эволюцию поэзии и поэтического творчества.
Шри Ауробиндо оставил физическое тело 5 декабря 1950 г. Его литературное наследие насчитывает 35 томов, среди которых мировоззренческие труды, обширная переписка с учениками, множество стихов, пьес и грандиозная эпическая поэма «Савитри», которую он создавал в течение последних тридцати пяти лет жизни и которая явилась действенным воплощением его многогранного духовного опыта.
В центре уникального мировоззрения Шри Ауробиндо – утверждение о том, что мировая эволюция есть постепенное самопроявление, самообнаружение Божества, скрыто пребывающего в Природе в результате предшествующей инволюции. Поэтапно восходя от камня к растению, от растения к животному и от животного к человеку, эволюция не останавливается на человеке, но, реализуя свою внутреннюю истину, тайную Божественность, устремляется дальше, к созданию более совершенного, «божественного» вида, который будет превосходить человека в гораздо большей мере, чем тот превосходит животное. Человек – лишь переходное ментальное существо, чье призвание – достичь более высокого, «супраментального», уровня сознания, Сознания-Истины, и низвести его в мир, преобразив все свое существо и всю жизнь в непосредственное выражение Истины.
Всю свою жизнь Шри Ауробиндо посвятил утверждению в нашем мире этого супраментального сознания, реализация которого должна привести к созданию на земле мира истины, гармонии и справедливости, предвещенного пророками всех времен и народов.
Шри Ауробиндо, Пондичери, 1915—1918 г.г.
Шри Ауробиндо своим биографам
Только я мог бы рассказать о своем прошлом, восстановив события в их истинном свете и значении.
Я вижу, вы упорно хотите писать биографию – действительно ли это так важно и нужно? Ваша попытка обречена на неудачу, поскольку вы, как и другие, ничего не знаете о моей жизни; моя жизнь протекала не на поверхности и была незримой для других людей.
Зачем вообще нужно писать мою биографию? Разве это в самом деле необходимо? На мой взгляд, ценность человека определяется не его знаниями, не положением или известностью, не тем, чем он занимается, а тем, что происходит у него внутри.
Часть ПерваяШри Ауробиндо о себеЗаметки и письма о своей жизни
Раздел ПервыйЖизнь до Пондичери
Этот раздел о первом периоде жизни Шри Ауробиндо, до отъезда в Пондичери в 1910 г., составлен из заметок, относящихся к 1943—1946 гг., которые он сделал при чтении рукописей трех своих постоянных биографов, представленных ему для внесения исправлений, поправок и замечаний. Его замечания состояли как в разъяснении отдельных моментов биографии, так и в исправлении ошибок, касавшихся изложения конкретных фактов и реальных событий. В большинстве случаев краткие ссылки на тексты неисправленных рукописей или указания на неполные или ошибочные утверждения выделены курсивом и предшествуют комментариям Шри Ауробиндо. В некоторых случаях приводятся лишь заголовки. Замечания, сделанные Шри Ауробиндо на полях рукописи его биографии, составленной автором из Махараштры, также включены в этот раздел книги. Сюда же вошли заметки и письма, написанные под его диктовку, где исправлены ошибки в материалах, опубликованных в книгах или журналах. Помимо заметок публикуются несколько писем к ученикам, написанных в ответ на их просьбы рассказать об отдельных событиях раннего периода жизни Шри Ауробиндо.
I. Детство и юность в Англии
Ауробиндо родился 15 августа 1872 г. в Калькутте. Его отец, человек немалых способностей, с волевым характером, был одним из первых в числе индусов, уехавших на учебу в Англию. Домой он вернулся, всецело проникшись английскими традициями, идеями и идеалами – причем до такой степени, что в детстве Ауробиндо говорил только на английском и хиндустани (диалект хинди. – Ред.), а родной язык выучил лишь по возвращении из Англии. Отец приложил все усилия к тому, чтобы дать детям всестороннее европейское воспитание. В Индии, где мальчики получили начальное образование, они обучались в школе при женском ирландском монастыре в Дарджилинге, а в 1879 г. отец отвез их в Англию и поселил в семью англиканского священника, которому настрого запретил знакомить их с соотечественниками, чтобы уберечь от любого влияния Индии. Его запрет исполнялся неукоснительно, и Ауробиндо вырос, не имея ни малейшего представления ни об Индии, ни о ее народе, религии и культуре.
Ауробиндо не ходил в среднюю школу в Манчестере. Там учились два его брата, а он получил неполное среднее образование в частной школе мистера и миссис Дрюит. Мистер Дрюит, у которого в школе не было греческого языка, преподавал латынь, которую знал в совершенстве, и когда Ауробиндо приехал в Лондон, чтобы продолжать обучение, то обнаружил такие знания по этому предмету, что помочь ему подготовиться в греческом взялся сам провост (директор) школы Св. Павла, после чего Ауробиндо быстро сдал экзамены и был принят в старшую школу (соответствует старшим классам российской средней школы. – Ред.).
Провостом школы Св. Павла тогда был не Остин Ли; фамилия провоста была Протеро.
Таким образом, Ауробиндо со всем прилежанием изучал классические языки как в Манчестере, так и в школе Св. Павла, однако и в Лондоне он прошел лишь обязательный курс, уделяя свободное время главным образом литературе, в особенности английской и французской поэзии, прозе и беллетристике, а также древней, средневековой и новой истории Европы. Какое-то время он занимался итальянским языком, немного учил немецкий и совсем немного – испанский. Большую часть свободного времени он писал стихи. Времени у него оставалось много; школа теперь ему давалась легко, домашние же задания он выполнял лишь в той мере, в какой требовалось. Тем не менее, поступив в Королевский колледж, он в один год собрал все награды за стихи на латыни и греческом, и др[1].
Кембриджский университет он не закончил. Он отлично сдал первую часть экзамена на степень, по результатам которого обычно и выдается диплом бакалавра искусств, но в распоряжении у Ауробиндо было всего два года, так что ему пришлось сдать его на втором курсе, диплом же получают, только если экзамен сдают на третьем курсе. В тех случаях, когда студент сдает первую часть экзамена на втором курсе, то потом, на четвертом, ему нужно сдать вторую часть, чтобы подтвердить результаты первого экзамена. Тем не менее Ауробиндо мог бы получить диплом бакалавра, если бы подал соответствующее прошение, но он не стал этого делать. Ученая степень по английскому языку была нужна только тем, кто собирался дальше заниматься наукой.
Обучение в школе Св. Павла было дневным. Все три брата Гхош, перебравшись в Лондон, какое-то время жили там под присмотром матери мистера Дрюита, но продолжалось это недолго: она ушла от них, рассорившись с Манмоханом на почве религии. Истовая протестантка, миссис Дрюит отказалась жить под одной крышей с атеистом, так как крыша эта могла бы рухнуть ей на голову. После ее ухода Бенойбхушан и Ауробиндо переехали в Южный Кенсингтон, поселившись в одной комнате при Либеральном клубе, где секретарем в то время был Дж. С. Коттон, брат сэра Генри Коттона, в прошлом вице-губернатора Бенгалии, и где Беной служил помощником секретаря. Манмохан снял себе квартиру. Это был тяжелый период в их жизни, когда бедность была крайняя. Позднее Ауробиндо также нашел для себя отдельное жилье, потом сменил его и переезжал с квартиры на квартиру, пока не поселился в Кембридже.
Полное имя, которое ему дал отец, было Ауробиндо Акройд Гхош.
Шри Ауробиндо перестал называть себя Акройдом еще в Англии и с тех пор никогда больше им не назывался.
В течение целого года весь его дневной рацион составляли один-два куска хлеба с маслом и чай утром на завтрак и вечером бутерброд с полукопченой колбасой, купленной на один пенс.
Живя один в своей комнате, Шри Ауробиндо мог спокойно заниматься. Он не хотел поступать в Индийскую гражданскую службу после возвращения в Индию и нашел способ избавиться от нее. Он не сдал зачета по верховой езде, прибегнув к уловке, и в результате был дисквалифицирован, не отказываясь от самой службы, чего бы никогда не позволила ему сделать его семья.
«Будучи дисквалифицирован для Индийской гражданской службы, Шри Ауробиндо полностью сосредоточился на классических языках и истории».
Классические языки он учил только в школе, а школу он к тому времени уже закончил.
«Он закончил Королевский колледж с сертификатом о сдаче первой части экзамена по классическим дисциплинам через два года после сдачи экзамена на аттестат о среднем образовании для Индийской гражданской службы».
Это произошло до несданного зачета, а не позже.
«Ему еще не было двадцати лет, а Ауробиндо уже прекрасно владел греческим, латынью и английским, а также неплохо знал некоторые другие европейские языки, такие как, например, немецкий, французский и итальянский».
Здесь следует немного уточнить: «…прекрасно владел греческим, латынью, английским и французским, а также немного знал некоторые европейские языки, такие как немецкий и итальянский».
«В юности еще в Англии он твердо решил бороться за освобождение своего народа».
Тоже не совсем так. В Англии Ауробиндо впервые начинает интересоваться политической ситуацией в Индии, о которой до того не имел ни малейшего представления. В то время отец начинает присылать ему газету «Бенгалец», где отмечает для сына статьи о несправедливом отношении к индусам со стороны англичан, а также пишет в письмах к сыну о бесчеловечности политики Британского правительства в Индии. Всю жизнь, начиная с одиннадцати лет, то есть с тех пор, как ему впервые стали приходить в голову подобные мысли, Ауробиндо знал как то, что близится время всеобщих потрясений и революционных перемен, так и то, что ему предназначено сыграть в них свою определенную роль. С двадцати лет он неустанно думал об Индии, и все его стремления были подчинены идее ее освобождения. Однако «твердое решение» сформировалось лишь в течение последующих четырех лет. Окончательно это произошло в Кембридже, где он стал членом Индийского меджлиса[3] , пробыв некоторое время его секретарем, не раз выступая с революционными речами, что – как он узнал впоследствии – стало причиной решения властей отказать ему в праве поступления в Индийскую гражданскую службу, и несданный зачет по верховой езде стал лишь предлогом для дисквалификации, поскольку в других подобных случаях зачет разрешалось пересдавать по возвращении в Индию.
«Юный Ауробиндо создал в Англии тайное общество “Лотос и кинжал”».
Это не так. Индийские студенты, учившиеся в Лондоне, действительно создали тайное общество с романтическим названием «Лотос и кинжал», где все должны были дать клятву трудиться во имя освобождения Индии и ради осуществления этой цели брали на себя обязательство выполнять какую-либо конкретную работу. Ауробиндо также, как и оба его брата, вступил в это общество, однако он не был его организатором. Вскоре общество прекратило свое существование. Произошла эта история накануне возвращения Шри Ауробиндо в Индию, когда он оставил Кембридж. Индийские студенты в Англии вели себя в те времена, как правило, очень робко, так что это была их первая попытка протеста. Примерно в то же время дед Ауробиндо по материнской линии, Радж Нараян Бос, создал в Индии тайное общество (среди членов которого был и молодой Тагор[4] ) с той же целью национально-освободительной революционной деятельности, но и его попытка так же закончилась ничем. Позднее, во время революционных волнений в Махараштре[5] , в Бомбее образовалось еще одно общество, во главе которого встал раджпут[6] знатного происхождения, а также Совет Пятерых, куда входили крупные чиновники штата. Ауробиндо вошел с ними в контакт, а затем, примерно в 1902—1903 г., вскоре после того, как сам начал заниматься революционной деятельностью, вступил в общество. Вернувшись в Бенгалию, он создал там несколько мелких организаций, которые оставались разобщены, не имея ясного представления о том, чем заниматься, и как раз намеревался их объединить единой программой. Объединение так и не было завершено, его организация просуществовала недолго, но тем не менее движение начало расти, очень скоро достигнув огромных масштабов и превратившись в один из серьезных факторов общего политического брожения в Бенгалии.
«В Лондоне он посещал еженедельные собрания Фабианского общества».[7]
Нет, собрания Фабианского общества он не посещал никогда.
«Молодой Ауробиндо был восприимчив к красоте мира и человека… С болью он наблюдал тысячи раз, с какой жестокостью относится человек к человеку».
Скорее не с болью, а с отвращением. С раннего детства он испытывал негодование и презрение ко всякого рода насилию и жестокости, а слово «боль» едва ли передает эти чувства.
«Возможно, он все же выучил зачатки бенгальского языка в раннем детстве, то есть до пяти лет. Но впоследствии до двадцати одного года он разговаривал только по-английски».
«В отцовском доме все говорили только на английском и хиндустани. Бенгальского я не знал».
«В большинстве ранних стихов Ауробиндо, написанных им в Англии в возрасте между восемнадцатью и двадцатью годами, которые вошли в «Песни для Миртиллы», чувствуется элемент вторичности. Дело не только в заимствованных именах, названиях и аллюзиях – в его ранних стихах слышны литературные отголоски различных тем из различных источников».
Заимствованных откуда? Он ничего не знал об Индии, о ее культуре и проч. Все стихи этого периода были навеяны книгами, мечтами, мыслями и чувствами, порожденными исключительно английской средой и культурой, – другого и быть не могло. И точно так же в стихах на индийские сюжеты и темы в той же книге переданы первые впечатления от Индии и индийской культуры, с которыми он впервые столкнулся по возвращении домой.
«Так же, как и «Эпитафия якобиту» Маколея[8], «Hic jacet»[9]Ауробиндо достигает своей строгой красоты благодаря абсолютному речевому лаконизму: и тема, и самый ритм, и язык поэмы – всё восходит к Маколею».
Если это и так, Ауробиндо не отдавал себе отчета во влиянии, которое на него оказал Маколей, поскольку стихами его увлекался лишь в детстве (одно время он зачитывался «Слоями»). Вряд ли он перечитывал «Эпитафию якобиту»; он был о ней невысокого мнения.
«Сэр Генри Коттон был тесно связан с Махараши Радж Нараян Босом, дедом Шри Ауробиндо по материнской линии. Его сын, Джеймс Коттон, находился в то время в Лондоне. Благодаря такому благоприятному стечению обстоятельств Шри Ауробиндо познакомился с гаекрваром[10], махараджей Бароды».
Коттон был другом моего отца – они вместе вели переговоры о моем назначении в Бенгалии; однако он не имеет никакого отношения к встрече с гаекрваром. Джеймс Коттон был хорошо знаком с моим старшим братом, так как в то время, когда мы поселились при Либеральном клубе в Южном Кенсингтоне, он был там секретарем, а брат – помощником секретаря. Он принимал в нас большое участие. Именно он и организовал встречу.
«Юный Ауробиндо прожил в Англии четырнадцать лет, оторванный от культуры родного народа, и не был счастлив. Он мечтал начать всё заново, попытаться обрести свои корни».
Он никогда не чувствовал себя несчастным по этой причине, а также в те времена не испытывал осознанного желания ощутить себя человеком другой культуры – это желание возникло намного позднее, после возвращения в Индию, благодаря естественному любопытству к индийскому образу жизни и увлечению всем индийским.
«Он уезжал, он хотел уехать из Англии, и тем не менее при мысли об отъезде ему становилось грустно. Его терзали сожаления и дурные предчувствия; он бежал от них, облекая их в поэтическую форму».
Уезжая из Англии, он не испытывал таких чувств – он не был настолько привязан к прошлому и не боялся будущего. Друзей у него было немного, и среди них не было близких: единомышленников он там не нашел. Поэтому у него не было необходимости бежать от чего бы то ни было.
«Ауробиндо возвращался в Индию с намерением поступить на службу к гаекрвару Бароды. Он бросил последний взгляд на берег земли, которую он принял как родную, и прочел на прощание строфу из «Посланника».
Нет, это было не прощание, а осознанное путешествие из одной культуры в другую. Он действительно полюбил английскую и европейскую культуру и литературу, но не Англию как страну; ничто его не держало там, и он не принял ее как родную, в отличие от своего брата Манмохана, который какое-то время действительно считал Англию своей родиной. Если и была европейская страна, с которой Ауробиндо чувствовал внутреннюю связь, интеллектуально и эмоционально, то ею была Франция, где он никогда не жил и которую никогда не видел.
В сообщении не было речи об отъезде двух других братьев [из Англии]. В нем говорилось только о смерти Ауробиндо, и именно его имя горестно произносил отец перед тем, как внезапно умер.
«После смерти отца ответственность за содержание семьи легла на него, и ему пришлось как можно скорее поступить на службу».
В те времена не шло речи о том, чтобы он содержал семью. Заботы о ней легли на его плечи позже, после возвращения в Индию.
II. Жизнь в Бароде[11]
Первую свою работу Шри Ауробиндо получил в департаменте по землеустройству, где он сначала занимал должность в отделе гербовых сборов, затем в отделе государственных сборов, а затем в секретариате. Вскоре он начал читать в университете лекции по французской литературе, оставаясь на государственной службе, а немного погодя ушел и был зачислен в университет преподавателем английского языка и литературы. Всё то время, пока он жил в Бароде, он регулярно приходил во дворец, где составлял для махараджи документы, нуждавшиеся в четкой формулировке, или писал речи, а также выполнял и другие задания, требовавшие литературных навыков. В университете Шри Ауробиндо позднее стал проректором, а одно время исполнял обязанности ректора. Поручения махараджи ему давались по большей части неофициально: его, как правило, приглашали во дворец на завтрак, после чего он оставался и делал работу.
Шри Ауробиндо никогда не был личным секретарем махараджи. Сначала он служил в департаменте по землеустройству, куда его определили стажером, чтобы он вник в работу; затем перевели в отдел гербовых сборов, затем в отдел государственных сборов; позднее он некоторое время проработал в секретариате, где составлял проекты дипломатических и других документов. В конечном итоге, после долгих колебаний, он сделал выбор в пользу университета, где сначала читал только лекции по французской литературе, потом стал преподавателем английского языка и литературы и наконец – проректором. В течение всего этого периода его приглашали к махарадже, и он писал речи, письма и составлял проекты документов, требовавших хорошего владения языком. Просьбы махараджи всегда были неофициальны; должности личного секретаря Шри Ауробиндо не занимал никогда. Один раз махараджа действительно взял его с собой в поездку в Кашмир в качестве секретаря, но между ними возникли слишком большие разногласия, и больше этот эксперимент не повторялся.
Приглашения на завтрак или на обед к гаекрвару обычно означали, что во дворце есть для Шри Ауробиндо какая-нибудь работа, и отказаться от них он не мог.
«Старательный, серьезный и т. д.» – такая оценка Шри Ауробиндо принадлежит не махарадже. В выданной ему бумаге говорится об уме, о способностях, но также и о недостаточной пунктуальности и отсутствии систематичности. Если бы там было сказано не «старательный и серьезный», «достойный одобрения», а что он выполнял поручения блестяще, быстро, квалифицированно, это больше бы соответствовало действительности. Характеристика, полученная от махараджи, не дает верной оценки его способностей.
«Власти препятствовали его патриотической деятельности».
Следует ли понимать, что это утверждение относится к властям Бароды?
«Шри Ауробиндо ничего не известно о том, чтобы власти Бароды имели что-то против его высказываний или статей. Его статьи в «Инду Пракаш» публиковались анонимно, хотя многие в Бомбее знали, кто автор. Что касается его публичных речей, то почти со всеми из них – за исключением нескольких приветственных речей на приемах во дворце, таких, как, например, прием в честь доктора С. К. Маллика[12] , не имевший никакого отношения к политике, – он выступал в качестве председателя университетского профсоюза; его речи ни у кого не вызывали возражений, и он продолжал председательствовать на собраниях и дискуссиях вплоть до своего отъезда из Бароды. Речи революционного содержания он произносил в Англии, в Кембридже, на собраниях Индийского меджлиса, за что попал в черный список в британском Министерстве по делам Индии.
«Возвратившись в Индию, Шри Ауробиндо не владел ни одним из индийских языков, кроме зачатков бенгальского, который входил в число обязательных предметов для получения аттестата, необходимого для поступления в Индийскую гражданскую службу».
Бенгальский язык не входил в перечень предметов для получения аттестата о среднем образования для Индийской гражданской службы. Бенгальский язык Шри Ауробиндо начал изучать, уже получив аттестат, так как местом своего распределения выбрал Бенгалию. Его учитель в Англии, англичанин, отставной судья, служивший в Бенгалии, плохо знал язык и плохо преподавал, тем не менее Шри Ауробиндо чему-то у него научился. По приезде в Бароду он начал изучать язык самостоятельно.
Говоря об изучении бенгальского языка, следует отметить, что, когда Шри Ауробиндо стал брать уроки, он уже читал романы Банкима[13] и стихи Мадхусудана[14] . Впоследствии он выучил язык настолько, что стал издавать еженедельник на бенгальском, где большинство статей писал сам, однако владел он им все же не так свободно, как английским, и потому не решался прибегать к нему в публичных выступлениях.
«В Бароде Шри Ауробиндо регулярно брал уроки бенгальского языка у Динендры Кумара Роя».[15]
Нет, он не брал у него регулярных уроков. Динендра жил в доме у Шри Ауробиндо в качестве компаньона и не столько давал уроки, сколько исправлял ошибки и помогал совершенствоваться в разговорной практике.
Шри Ауробиндо не был учеником Динендры Кумара; ко времени их знакомства он уже сам выучил бенгальский язык и только время от времени просил помощи у Динендры.
«В Бароде Шри Ауробиндо брал себе учителей для изучения бенгальского языка и санскрита».
Он приглашал учителя – молодого бенгальского литератора для изучения бенгальского языка, а не санскрита.
«Он также изучал хинди в Бароде».
Шри Ауробиндо никогда не изучал хинди, так как после знакомства с санскритом и другими индийскими языками он и без уроков мог разговаривать, а также читать книги и газеты на хинди. Он не учил санскрит с опорой на бенгальский, он учил его либо с опорой на английский, либо непосредственно.
«Занявшись в Бароде сравнительным изучением литературы, истории и т. д., он начал понимать значение Вед».
Нет. Веды он начал изучать в Пондичери.
«В 1895 году небольшим тиражом, для друзей, он опубликовал свои стихи, пять из которых были написаны в Англии, остальные в Бароде».
Ровно наоборот: все стихи в этой книге («Песни для Миртиллы») были написаны в Англии и только пять последних – в Индии.
«Вполне вероятно, что «Баджи Прабху» и «Видула» – две поэмы раннего периода Шри Ауробиндо – написаны или, по меньшей мере, задуманы им в последние годы его пребывания в Бароде».
Нет, обе эти поэмы были задуманы и написаны в Бенгалии, когда он занялся политической деятельностью.
«Мысли о служении народу и самопожертвовании… не оставляли Шри Ауробиндо даже в те времена, когда он был занят исключительно преподаванием и написанием виртуозных стихов… С самого начала идея пути личного спасения и личного счастья была для него отвратительна».
«Отвратительна» – пожалуй, сказано слишком сильно. Скорее, он не видел в ней высшей цели, ради которой стоило бы стараться; мысль о том, чтобы искать личное спасение, предоставив всех остальных своей судьбе, вызывала у него неприятие.
«В Бароде, работая в департаменте, Шри Ауробиндо непрестанно искал возможности в более полной мере служить Бенгалии, служить индийскому народу».
Он решил посвятить жизнь служению своему народу и его освобождению еще в Англии. Вернувшись в Индию, он даже начал писать (хотя и не подписывая своим именем) политические статьи для газет, стараясь сформулировать в них свое видение будущего Индии. Однако его идеи не были восприняты тогдашними политическими лидерами, статьи перестали печатать, и Шри Ауробиндо надолго замолчал в прессе. Однако не отказался ни от своих идей, ни от надежд на активную деятельность на благо родины.
О статьях Шри Ауробиндо для «Инду Пракаш» нам известно следующее. Начал он писать их по просьбе К. Дж. Дешпанде, издателя и друга Шри Ауробиндо, но первые же две статьи испугали Ранаде[16] и лидеров Конгресса. Ранаде направил издателю газеты предупреждение, где говорилось, что, если тот будет продолжать в том же духе, его привлекут за подстрекательство к мятежу. В итоге Шри Ауробиндо пришлось отказаться от своего замысла. Дешпанде попросил его продолжать писать, смягчив тон, и Шри Ауробиндо вынужден был согласиться, однако писать так ему было неинтересно, и он стал писать с большими перерывами, а потом и вовсе прекратил.
«Серия статей об индийской культуре, опубликованных в «Инду Пракаш», называлась «Новые лампы вместо старых».
Так называлась статья не об индийской культуре, а о партии Индийский Конгресс. Речь в них велась не о волшебных лампах, вроде лампы Аладдина, а о необходимости заменить старые, потускневшие идеи Конгресса новыми.
«Он отправил нескольких своих друзей из Бароды и Бомбея в Бенгалию подготавливать революционное движение».
Никто из друзей Шри Ауробиндо не ездил из Бароды или Бомбея по его поручению в Бенгалию. Первым эмиссаром Шри Ауробиндо стал молодой бенгалец, который, несмотря на британский закон, запрещавший принимать бенгальцев в армию, был при поддержке друзей Шри Ауробиндо зачислен в кавалерию. Этот молодой человек, в высшей степени энергичный и толковый, и создал в Калькутте первую партийную группу, которая быстро разрослась (в скором времени возникло множество ее ответвлений), а также вступил в контакт с П. Миттером[17] и другими революционерами, уже работавшими к тому времени в Западной Бенгалии. Позже к ним присоединился приехавший в Бароду Бариндра[18] .
«В то время в Бомбее действовало тайное общество, которое возглавлял принц Удайпура».
Раджпут, возглавлявший тайное общество в Бомбее, был не принцем Удайпура, а тахором[19] . Тахор Удайпура не входил в Совет; Совет ему подчинялся и оказывал помощь в организации движения во всей провинции. Сам тахор вел работу главным образом среди офицеров, и ему удалось привлечь на сторону революционеров два или три полка индийской армии. Впоследствии Шри Ауробиндо ездил в специальную поездку по центральной Индии, во время которой встречался и вел беседы с младшими офицерами и солдатами из этих полков.
«Во время своего пребывания в Бароде Шри Ауробиндо вошел в контакт с наиболее значительными людьми и группами. От отправился в Бенгалию «посмотреть, есть ли надежда на возрождение, каково политическое положение народа и есть ли реальная возможность организовать настоящее движение».
Тут следует добавить, что к тому времени он уже начал заниматься нелегальной деятельностью и именно в рамках этой деятельности отправился в Бенгалию «посмотреть, есть ли надежда на возрождение» и т. д.
«Начиная с 1900 года Шри Ауробиндо стремился вступить в политическую борьбу и внести свою лепту в ту огромную работу по освобождению и возрождению Индии, которая уже шла. Он вел беседы с людьми, вел переписку, пытался подстегнуть лидеров революционного фронта, но тем не менее ему удавалось сделать немного».
Это не совсем верно. К тому времени он уже отыскал людей, с кем вместе организовал несколько подпольных групп, которые только и ждали сигнала, чтобы начать действовать[20] ; мало, что удавалось сделать в тот период только в публичной деятельности.
«В те времена идея национального освобождения находила немногих сторонников, с трудом приживаясь даже среди отважных бенгальцев».
В те времена бенгальцы были какими угодно, но только не отважными; изменила сознание людей «Банде Матарам», которая стала звучать как мантра, а также активная революционная деятельность.
«В Бенгалии он увидел «сплошное отчаяние и апатию». Ему ничего не оставалось, кроме как ждать своего часа».
Здесь следует добавить: ждать своего часа, чтобы выйти из тени; момент, когда можно было бы открыто заняться политической деятельностью, тогда еще не наступил.
Вступив однажды на путь революционной борьбы, он шел по нему до тех пор, пока не выступил открыто, присоединившись к революционному движению.
«В период службы в Департаменте в Бароде он иногда ездил в Бенгалию к деду. Его поездки имели политическую подоплеку».
Нет. В тех его поездках к деду политика была ни при чем. Первый визит в Бенгалию, связанный с политикой, он совершил через несколько лет вместе с Девабратой Босом, заместителем Барина по «Югантару»[21] , отчасти с тем, чтобы посетить уже созданные там подпольные группы, отчасти – чтобы побеседовать с людьми из тамошнего управления, выяснить, какие настроения преобладают в провинции и каковы перспективы для революционного движения. Из этой поездки он вернулся с убеждением, что нелегальные методы, а также подготовительная работа не будут иметь большого успеха, если не будут поддержаны широким общественным движением, которое создавало бы общий патриотический настрой, пропагандируя независимость как конечную цель национальной политики. Этот вывод и определил впоследствии направление его деятельности.
В Деогхаре Шри Ауробиндо всегда останавливался в доме у Радж Нараяна Боса, своего деда по материнской линии. Родители его жены не жили в Деогхаре.
«П. Миттер, один из наиболее ярких людей своего времени, был целиком и полностью человек действия».
П. Миттер отличался не только активной деятельностью, ему были свойственны и духовность, и глубокое религиозное чувство; он, как и Бепин Пал[22] и еще несколько выдающихся революционных деятелей национально-освободительного движения в Бенгалии, был учеником знаменитого йога Беджоя Госвами[23] , однако в отличие от них он не соединял религию с политикой.
«Сильное влияние на Шри Ауробиндо оказала пылкая, исполненная патриотизма речь Свами Вивекананды[24]»[25] .
Шри Ауробиндо не слышал этой речи, и ему было ничего не известно о политической деятельности Вивекананды. Лишь однажды он как-то случайно узнал, что именно его патриотизм определил выбор сестры Ниведиты[26] .
«Алан Юм[27]создал Индийский Национальный Конгресс, с тем чтобы тот объединил британскую и индийскую элиты и стал платформой для дискуссий, реформ и т. д.».
Вряд ли и сам Конгресс того времени согласился бы с таким определением его задач. Равно как и Британское правительство в Индии, которое неодобрительно отнеслось к созданию этой партии и старательно, насколько могло, игнорировало ее присутствие в политической жизни страны. Кроме того, Шри Ауробиндо был категорически против любых попыток лидеров движения идти на объединение с Британским правительством. К тогдашнему Конгрессу он относился как к организации, способной лишь писать бесполезные петиции и заявления, считал необходимым полагаться только на собственные силы, не идти на сотрудничество с властями и сплачивать все силы, готовые к революционной борьбе.
«Шри Ауробиндо не верил в насильственный захват власти и не одобрял этой идеи».
Совершенно неверно. Если бы Шри Ауробиндо не верил в насильственный захват власти или не одобрял бы этой идеи, он не стал бы заниматься нелегальной деятельностью, целью которой было национальное освобождение. Из университетского курса истории он извлек свои выводы. Более того, он внимательно изучал историю всех революций и освободительных национальных движений, историю борьбы против англичан в средневековой Франции и восстаний в Америке и в Италии. Большую часть своих идей он почерпнул из истории этих движений, а также идеологии их предводителей, в особенности Жанны д’Арк и Мадзини[28] . В своей легальной деятельности Шри Ауробиндо придерживался позиции отказа от сотрудничества с властями и мирного сопротивления, но не считал их единственным средством борьбы за независимость и, находясь в Бенгалии, занялся подпольной революционной деятельностью именно с целью подготовки восстания на случай, если политика пассивного сопротивления не возымеет нужного действия.
Деятельность Шри Ауробиндо в Индии не была основана на идеях парнелизма. Скорее, у него было больше общего с «Шин Фейн», хотя он начал реализовывать свои политические идеи раньше, чем ирландская партия стала широким движением, и, следовательно, он не мог в те времена находиться под влиянием ее лидеров.
«Шри Ауробиндо резко выделялся среди своих современников благодаря образованию, полученному в Англии, однако этого мало, чтобы чувствовать себя счастливым, и он не был счастлив. Он так и не преодолел внутреннего смятения, не найдя ответа на вопросы – что делать, чтобы принести пользу своему народу, и с чего начать. Он обратился к йоге в надежде с ее помощью прояснить ум, а также, если возможно, усовершенствовать его и разобраться в своих смутных идеях и побуждениях».
Он не был несчастлив. «Смятение» тоже слишком сильно сказано. Его метод действия состоял в том, чтобы, не обдумывая заранее планов, поставить перед собой цель, внимательно следить за ситуацией, готовить силы и пустить их в ход, как только наступит момент. Первое его политическое дело (создание групп людей, придерживавшихся одинаковых взглядов на независимость, и подготовка их к активной борьбе), начатое, когда он был еще совсем молодым человеком, примерно с 1902 года становится его постоянной заботой; тогда как йогой он занялся через два года и отнюдь не для того, чтобы прояснить ум, а чтобы найти в ней духовную опору и поддержку.
«Он ездил на берега Нармады[32]встретиться с Брахманандой[33], чтобы спросить совета, что следует делать с национальным образованием».
Шри Ауробиндо встретился с Брахманандой задолго до того, как поднялся вопрос о национальном образовании. Брахмананда никогда ничего ему не советовал и никогда с ним не разговаривал; Шри Ауробиндо приехал к нему в монастырь получить даршан и благословение. Тесные контакты с Ганганатхом были у Бариндры, чей гуру был одним из саньясинов, окружавших Брахмананду, но и у него связь с Ганганатхом была исключительно духовной.
«В Пондичери, погрузившись в молчание, Шри Ауробиндо быстро превзошел задачи, поставленные Леле[34]и его предшественниками».
Задачи, выполненные с помощью Леле, были поставлены задолго до переезда в Пондичери. У Леле не было предшественников. До Леле Шри Ауробиндо встречался только с одним нага-саньясином, который дал ему мантру Кали (или точнее, стотру) и некоторые крии, а также напомнил о ведической яджне[35] , но их Шри Ауробиндо выполнял исключительно в целях политической борьбы, а не ради самосовершенствования.
«Во время своего пребывания в Бароде у Шри Ауробиндо одно за другим произошло несколько важных знакомств: с Шри Хасмса Сварупом Свами, Шри Садгуру Брахманандой и Шри Мадхавдасом… У него даже установилась духовная связь со своим первым гуру».
Он лишь коротко встретился с Брахманандой, к которому и приехал, однако не как к гуру, а как к великому йогину, чтобы получить от него даршан и благословение. Он никогда не встречался с двумя другими.
«Ауробиндо-бабу часто и с большим интересом слушал лекции Свами – Парамахамсы Махараджи Индрасварупа, лично встречался с ним и брал у него асаны и пранаямы».
Он один раз слушал его лекцию во дворце [гаекрвара], знакомиться не подходил, и еще не скоро стал практиковать пранаяму.
«В Мальсаре на берегу Нармады он встретился со святым Мадхавдасом, и тот дал ему асаны».
Шри Ауробиндо ездил – возможно, вместе с Дешпанде – один или два раза на берега Нармады, но не запомнил ни Мальсара, ни Мадхавдаса, так что асан от Махавдаса он не получал, если даже они действительно встречались.
«Таким образом, можно утверждать, что Ауробиндо-бабу начал проявлять интерес к йоге в 1898-99 году».
«Нет. Я начал интересоваться йогой в 1904-м».
Шри Ауробиндо начал практиковать йогу самостоятельно, для начала – по совету своего друга и ученика Брахмананды – освоив пранаямы. Натолкнувшись в этих занятиях на определенные трудности, он обратился за помощью к Леле, которого для этой цели вызвал из Гвалияра[36] Бариндра. Но это было после Конгресса в Сурате 1908 года.
«Те уроки, которые он получил от своих первых гуру, и та частичная самореализация, какой он тогда мог достичь, только подстегнули его решимость обратиться к йоге как единственному способу преодолеть и свои «тайные скорби», и все страдания человечества».
(Читая этот абзац, Шри Ауробиндо оставил вопросительный знак напротив «первых гуру».)
Он не собирался искать в йоге исцеления от скорби, так как не чувствовал в себе никакой скорби. Самообладание, бывшее у него в характере, помогало ему с открытым лицом встречать все те трудности, которые преподносила жизнь, и первая депрессия (которая случилась в подростковом возрасте, не имела никаких внешних причин и закончилась безболезненно, поскольку была результатом подросткового срыва), так и осталась единственной.
III. Лидер индийского национального движения: 1906—1910
Нам известны три грани политической деятельности Шри Ауробиндо.
Во-первых, та, с которой он начал свою революционную деятельность – нелегальная революционная пропаганда и организаторская работа, главной задачей которых была подготовка вооруженного восстания.
Во-вторых, легальная пропаганда с целью собрать как можно большую поддержку для движения за независимость, поскольку в те времена, когда Шри Ауробиндо вступал на политическое поприще, подавляющее большинство индийцев считали борьбу за независимость Индии затеей неверной, неосуществимой и потому опасной химерой. Принято было думать, что Британская империя слишком сильна, а Индия, потерявшая свою армию, слишком слаба, а следовательно, об освобождении нечего и помышлять.
В-третьих, была и еще одна сторона – организаторская работа по созданию крепкой, сплоченной легальной оппозиции, с тем чтобы со всех сторон ослаблять Британское правительство, в том числе и через расширение массового движения гражданского сопротивления и отказ от сотрудничества с властями.
Военная мощь крупных империй в те времена была не настолько всепроникающей, как сегодня, а их техническое оснащение было гораздо скромнее по сравнению с сегодняшним днем – решающим видом вооружения оставалась винтовка, воздушных сил как таковых не было, и артиллерия не имела нынешней разрушительной силы. У Индии в те времена не было своей армии, которая могла бы противостоять британской, однако Шри Ауробиндо считал, что при правильной постановке дела и при наличии помощи извне это не было самым главным препятствием и, учитывая ничтожное по сравнению с размерами страны число регулярных войск в гарнизонах, успеха и смещения правительства можно было бы достичь даже партизанскими действиями небольших вооруженных групп, при условии поддержки со стороны населения. Также рассматривалась идея о масштабном мятеже в армии. Зная особенности британского менталитета и характера, а также политические пристрастия, Шри Ауробиндо был убежден в том, что британцы несомненно будут стараться подавить любую попытку восстания, а если и приступят к реформам, то очень неторопливо и только по той причине, что не захотят потерять контроль над колонией; но, тем не менее, они все же не станут стоять до конца во что бы то ни стало: если они поймут, что сопротивление и мятежи участились и становятся всё масштабнее, то в конце концов, скорее, пойдут на уступки, чтобы спасти остатки империи, или даже предпочтут даровать независимость, чем допустят, чтобы независимость была бы вырвана у них силой.
В определенных кругах существует мнение, что Шри Ауробиндо был пацифистом и практически и теоретически противником любого насилия и что он считал вооруженное восстание, террор и т. п. противоречившими духу и букве индуизма. Есть даже попытки представить его предтечей ахимсы. Это совершенно неверно. Шри Ауробиндо не был ни беспомощным моралистом, ни бессильным пацифистом.
На том этапе было принято решение ограничить политическую активность рамками пассивного непротивления, имевшее подоплекой не проповедь пацифизма или ненасилия, а поиск максимально действенной на тот момент формы протеста для сохранения национального освободительного движения. Мир, в противовес войне, является одной из сторон высшего идеала жизни, однако он должен строиться в своей основе на духовных или, по крайней мере, психологических изменениях в сознании людей, без чего он непрочен. Если пытаться строить его на других принципах (морали, непротивления и т. п.), то такой мир быстро рухнет, вполне возможно, изменив положение вещей к худшему. Во время Второй мировой войны Шри Ауробиндо принял сторону союзников, когда те начали борьбу с так называемым «Новым порядком», но это была не ахимса, а борьба разума с разрушительными силами хаоса. Мир, не имеющий в своем основании внутренних изменений в сознании, какое-то время может продержаться в рамках одной нации, но и он заканчивается гражданскими войнами, революциями, мятежами с последующей реакцией властей, временами крайне жестокой. То же самое можно сказать про мир между разными странами. Шри Ауробиндо никогда не скрывал, что считает, что любая нация имеет право обрести свободу путем насилия, если у нее достаточно для этого сил или если нет иного пути, а пойдет она путем насилия или нет, зависит исключительно от политической воли, а не от моральных норм. Позиция Шри Ауробиндо по этому вопросу теоретически и практически совпадала с позицией Тилака[37] и всех тех лидеров национального движения, кого ни в коей мере нельзя назвать ни пацифистами, ни поклонниками непротивления.
Первые несколько лет после возвращения в Индию Шри Ауробиндо старался держаться в стороне от политической борьбы (не считая статей для «Инду Пракаш»), занимаясь изучением положения дел в стране, для того чтобы затем с большим основанием принимать решения о направлении деятельности. Первый свой шаг на этом поприще он совершил, когда в Бароде помог устроить в армию молодого бенгальца по имени Джатин Банерджи, чтобы тот подготавливал почву среди военных, что, по расчетам Шри Ауробиндо, должно было бы принести результаты лет через тридцать (в действительности оказалось, что до того момента, когда освободительное движение начало приносить первые заметные плоды, прошло пятьдесят лет). Тогда он поставил целью создать нелегальную организацию и в то же время, под любыми предлогами и прикрытиями, осуществлять в Бенгалии насколько возможно легальную пропаганду и вербовать сторонников. Предполагалось для активных действий вербовать молодежь, а среди старшего поколения – той его части, которая придерживалась прогрессивных взглядов или готова была их принять – вести пропаганду, чтобы заручиться сочувствием, а также финансовой и прочей поддержкой. В программу также включалось создание своих центров в каждом городе, а затем и в каждой деревне. Создание под различными прикрытиями молодежных организаций – культурных, образовательных или религиозных, а также использование в революционных целях уже существующих. Предполагалось также вести среди молодых людей подготовку на случай вооруженного восстания, учить их верховой езде, строевым навыкам, давать им спортивные навыки. Как только все эти идеи были брошены в почву, они тотчас нашли широчайший отклик: уже существовавшие в тот момент молодежные подпольные группы и организации, не имевшие до того ясных целей и представлений о том, чем следует заниматься, начали объединяться и действовать на организованной основе, и в результате движение стало быстро расти и набирать силу. В тот же период Шри Ауробиндо познакомился с одним из членов Бомбейского тайного общества и вступил в него, после чего был представлен Совету Пятерых. В дальнейшем действия Шри Ауробиндо не были подчинены Совету, однако он взял на себя обязательство организовать поддержку Тайному обществу в Бенгалии, где оно на тот момент не имело ни действующих членов, ни сторонников. Он же рассказал об обществе и его задачах П. Миттеру и другим бенгальским лидерам, которые также вступили в него, согласившись осуществлять задачи, предложенные Шри Ауробиндо. Прикрытием группы Миттера было общество спортивной игры лати[38] , популярности которой среди бенгальской молодежи способствовал Сарала Гхошал[39] , у других групп также были свои подобные легальные прикрытия. Попытка Шри Ауробиндо создать единую закрытую организацию, которая объединила бы все революционные силы, закончилась неудачей, но тем не менее само движение продолжало шириться и развиваться. Позднее, когда произошел раздел Бенгалии и, как следствие, поднялась волна протестов, приведшая к новому всплеску возмущения, была создана радикальная партия, усилившая освободительное движение в целом. В тот период Шри Ауробиндо действовал заодно с другими лидерами, и его нелегальная деятельность отошла на второй план. Тем не менее, он использовал трибуну «Свадеши» для популяризации идеи всеобщего вооруженного восстания в будущем. По предложению Бариндры он начал выпускать газету «Югантар», активно пропагандировавшую идею вооруженного восстания и полное неприятие британского правления, где он опубликовал серию статей, служивших прямой инструкцией, как вести партизанскую войну. Шри Ауробиндо написал несколько статей для первых номеров, а также взялся за руководство изданием; когда полиция принялась искать редактора газеты и один из членов редколлегии, брат Свами Вивекананды, по своему почину назвался редактором и был арестован, «Югантар» отказался от защиты в суде, отвергая законность иностранного правосудия, чем снискал себе популярность и широкую поддержку. В числе тогдашних авторов газеты были трое из наиболее талантливых молодых бенгальских писателей, что также определило популярность «Югантара», который почти молниеносно стал самой влиятельной газетой во всей Бенгалии. Следует отметить, что тайное общество, в которое входил Шри Ауробиндо, не включало в свою программу террористических действий, однако впоследствии, в ответ на усиливавшиеся репрессии властей, и там было принято решение прибегнуть к ним.
Легальная деятельность Шри Ауробиндо началась со статей для «Инду Пракаш». В девяти статьях, выходивших под единым названием «Новые лампы вместо старых», которые он написал по просьбе издателя газеты К. Г. Дешпанде, знакомого Шри Ауробиндо еще по Кембриджу, он яростно обличал политику тогдашнего Конгресса, способного только просить и плакаться, призывая его сменить тактику, забыть про страх и поверить в силы нации. Однако один из членов Конгресса, лидер Партии умеренных, пригрозил закрытием издания, и начатый цикл статей остался незаконченным, так как Шри Ауробиндо было предложено ограничиться рамками общих тем, таких как, например, необходимость расширения деятельности Конгресса и привлечения к ней широких масс, помимо буржуазии и среднего класса. В конечном итоге Шри Ауробиндо пришел к тому, что приостановил всю свою легальную деятельность и не занимался ею вплоть до 1905 года, однако поддерживал знакомство с Тилаком, которого считал возможным лидером будущего восстания, и встречался с ним на заседании Конгресса в Ахмедабаде, где Тилак увел его из пандала[40] и беседовал более часа о своем презрительном отношении к Реформистскому движению и высказывал там же личную точку зрения на развитие политической борьбы в Махараште.
В сферу революционных задач Шри Ауробиндо входил еще один важный пункт, который впоследствии вошел в обнародованную программу Националистической партии. Он поощрял молодых людей в молодежных центрах пропагандировать среди населения идею движения «свадеши», находившегося тогда еще в зачаточном состоянии и считавшегося скорее забавой, чем средством борьбы. В числе молодых людей, помогавших пропагандировать ее, был и маратх по имени Сакхарам Ганеш Деускар, тот самый талантливый бенгальский писатель, писавший на родном языке (он родился в бенгальской семье), автор ставшего к тому времени популярным жизнеописания Шиваджи[41] в Бенгалии, где впервые и было употреблено слово «сварадж» в том смысле и значении, в каком его подхватили революционеры, превратив в символ борьбы за независимость, – «сварадж» стал одним из четырех пунктов программы Националистической партии. Деускар написал также книгу «Дешер Катха», где опубликовал все имевшиеся в наличии печальные данные об экономическом и индустриальном разорении Индии британцами. Книга эта обрела самое широкое хождение в Бенгалии, захватив умы молодежи, и более чем что-либо иное послужила закладыванию основ для движения «Свадеши». Выводы автора, сделанные в книге, совпадали с собственными выводами Шри Ауробиндо, который также считал необходимой составляющей революции избавление от экономического рабства и развитие национальной индустрии и торговли.
За время жизни в Бароде Шри Ауробиндо, состоявший тогда на государственной службе, не мог принимать открытое участие в политической деятельности. Кроме того, он и сам предпочитал действовать, даже руководить процессом, оставаясь в тени, за кулисами, безымянно, и впервые выступил публично перед широкой публикой, только когда началось уголовное преследование против газеты «Банде Матарам». Начиная с того самого момента он открыто предстает перед обществом таким, каким его до тех пор знали только в узком кругу – выдающимся лидером Националистической партии, ведущим ее лидером в Бенгалии, теоретиком тактики и стратегии движения. Именно он продумывал все основные направления действия; впоследствии сходные идеи были восприняты ирландским движением «Шин Фейн», однако нельзя говорить о том, что Шри Ауробиндо, как уверяют некоторые исследователи, заимствовал их, поскольку освободительное движение в Ирландии набрало силу позднее и Шри Ауробиндо ничего не было известно о «Шин Фейн» до времени его переезда в Пондичери. Более того, существовало и еще одно серьезное различие между Индией и Ирландией, делавшее задачу индийского освобождения особенно сложной: ирландский народ пришел к мысли о необходимости сопротивления в ходе всей своей истории и непрерывно вел освободительную борьбу, так что его история вся может быть названа борьбой за независимость, тогда как в Индии всё было совсем иначе. Шри Ауробиндо считал основной задачей внедрять и распространять идеи освобождения, подталкивая партию, а следом за ней и весь народ Индии к упорным и организованным политическим действиям для осуществления этих идей на практике. Его планом было получить большинство в Конгрессе и превратить из робкой проправительственной партии, способной лишь сочинять резолюции и рекомендательные документы для Британского правительства, в инструмент для создания организованного движения; на тот случай, если взять Конгресс в свои руки окажется невозможным, то – как считал Шри Ауробиндо – следовало создать централизованную революционную организацию, которая взяла бы на себя выполнение его функций. Она должна была бы сформировать нечто вроде государства в государстве, рассылая в народ директивы, создавая организационные центры и объединения, которые стали бы ее инструментами действия на фоне растущего движения не-сотрудничества с властями и мирного сопротивления, что в результате должно было привести к возникновению дополнительных сложностей – а, в конечном итоге, к невозможности – в управлении страной, к нарастанию волнений и, наконец, в случае необходимости, – к революции, которая свергла бы иностранное правление во всей Индии. Его план включал бойкот британских товаров, замену британской системы образовательных учреждений национальными школами, а также создание народных судов, которые заменили бы собой британскую судебную систему, а также создание добровольных отрядов, которые должны были бы стать основой для новой, революционной армии, а также ряд других мероприятий, предназначенных для выполнения поставленных задач. Период публичного присутствия Шри Ауробиндо на политической сцене был недолгим, и в 1910 году он вовсе отошел от политики, уехав в Пондичери; за время его отсутствия многие пункты программы были изменены, однако то, что он успел сделать, изменило лицо и самый дух индийской политической жизни, сделав ее целью борьбу за независимость и превратив идею не-сотрудничества и мирного сопротивления в методы всенародной борьбы, и даже частичное следование его программе (более полное в моменты спорадического усиления революционной активности) приблизило победу движения. Все последующее развитие событий также происходило в большой степени в рамках идей Шри Ауробиндо. Националистическая партия в конце концов получила в Конгрессе большинство голосов, поскольку, поставив своей целью независимость и сорганизовавшись для действия, она завоевала симпатии большинства народа (не считая большинства в мусульманских группировках и меньшинства в низших кастах) и, оказавшись лидером, вскоре сформировала первое национальное, пусть даже в то время не независимое, индийское правительство, которое стало еще одним шагом к освобождению от британского владычества.
В начале своей революционной деятельности, в бародский период, Шри Ауробиндо принимал участие в решениях Конгресса, однако негласное, поскольку тогда еще находился на службе в Департаменте, но затем он взял продолжительный отпуск без содержания, чтобы – помимо выполнения нелегальных задач – принять участие в конференции в Барисале, сорванной властями, и совершить поездку по Восточной Бенгалии совместно с Бепином Палом, а также ближе познакомиться с передовой группой[42] в Конгрессе. За этот период он вместе с Бепином Палом стал издавать «Банде Матарам», основал в Бенгалии новую политическую партию и присутствовал на сессии Конгресса в Калькутте, на которой радикальное крыло под предводительством Тилака, находящееся в меньшинстве, тем не менее сумело навязать Конгрессу принятие части своей политической программы. С открытием Бенгальского национального университета Шри Ауробиндо получил возможность уйти с государственной службы и перешел в университет. Субодх Маллик – один из соратников Шри Ауробиндо по нелегальной работе, а впоследствии по работе в Конгрессе, в доме которого Шри Ауробиндо останавливался в Калькутте, – внес пожертвование в фонд университета, лакх[43] рупий, с условием, чтобы Шри Ауробиндо было предоставлено в нем место преподавателя с заработной платой 150 рупий, так что с тех пор Шри Ауробиндо, получив свободу от государственной службы, мог всё свое время употребить на благо своему народу. Именно в то время Бепин Пал, издававший журнал, где пропагандировал идеи самопомощи и отказа от сотрудничества, приступил к изданию ежедневной газеты «Банде Матарам», хотя поначалу казалось, что газета долго не просуществует, так как взялся он за эту затею, имея лишь 500 рупий в кармане, без каких бы то ни было отчетливых перспектив на финансовую поддержку в будущем. Тогда же он предложил Шри Ауробиндо принять участие в его предприятии, на что тот немедленно согласился, увидев в этом возможность приступить к распространению своих идей для подготовки революционной борьбы. Он организовал в Конгрессе собрание молодежи передовой группы, и там было принято решение создать новую партию, объединившись с такой же группой в Махараштре под руководством Тилака, а также дать бой умеренному крылу Конгресса, что и было сделано на калькуттской сессии. Там же Шри Ауробиндо убедил партию сделать газету «Банде Матарам» своим печатным органом, и в итоге для финансирования газеты была учреждена компания «Банде Матарам», руководить которой в отсутствие Бепина Пала, когда тот уезжал по заданию партии в поездки по отдаленным районам с информацией о целях и задачах партии, стал Шри Ауробиндо. Партия сразу обрела широкую поддержку населения, а газета получила хождение по всей Индии. В редакционную коллегию газеты входили не только Бепин Пал и Шри Ауробиндо, но и несколько весьма талантливых писателей: Шьям Сундар Чакраварти, Хемендра Прасад Гхош и Беджой Чаттерджи. Шьям Сундар и Беджой прекрасно владели английским, у обоих был свой узнаваемый стиль; Шьям Сундар, отличный стилист, в то время невольно копировал в какой-то степени манеру Шри Ауробиндо, отчего впоследствии его статьи приписывались Шри Ауробиндо. Однако в скором времени из-за несходства характеров и различий в политических взглядах между Бепином Палом, с одной стороны, и спонсорами, а также директорами Компании, с другой, возникли разногласия, особенно по вопросам нелегальной революционной деятельности, против которой протестовал Бепин Пал, но к которой склонялись другие. В конечном итоге это привело к уходу Бепина Пала из газеты. Шри Ауробиндо был не согласен с его уходом, считая Пала незаменимым для «Банде Матарам», поскольку тот, хотя и был противником активной политической борьбы и открытого лидерства, тогда, вероятно, был самым лучшим и оригинальным политическим мыслителем, а также великолепным писателем и блестящим оратором. Однако вопрос об уходе Бепина Пала был решен в отсутствие Шри Ауробиндо, когда он слег с тяжелым приступом лихорадки. Тогда же его, не спросив согласия, назначили издателем газеты, однако имя его напечатано было только один раз, так как он, выздоровев, немедленно запретил это, поскольку, находясь на государственной службе, не мог официально работать в газете. Однако с того времени именно он определял политику издания, а также руководил деятельностью партии в Бенгалии. Основная цель новой партии на тот момент была принята в формулировке Бепина Пала, которая призывала к полному самоуправлению, свободному от британского контроля; однако самоуправление могло означать или, по крайней мере, включать в себя колониальное самоуправление, которого добивались умеренные, и на калькуттской сессии председательствовавший там Дадабхаи Наороджи действительно попытался использовать в своих целях лозунг радикалов «Сварадж», означавший полную независимость, для подмены одного понятия другим. Возглавив газету, Шри Ауробиндо в первую очередь определил основную цель революционной борьбы как полную и абсолютную независимость, и эта мысль неустанно повторялась на страницах газеты; он был первым среди индийских политиков, у кого хватило смелости вынести эту идею за рамки узкого круга, и он немедленно получил самую широкую поддержку. Его партия подхватила лозунг «Сварадж» для выражения собственных идеалов свободы, и вскоре его знали повсюду, хотя Конгресс подхватил его значительно позже, на сессии в Карачи, где был обновлен под руководством Националистической партии. Новая политическая программа, заявленная как программа партии, опубликованная в «Банде Матарам», строилась на отказе от сотрудничества с властями, на мирном неповиновении, на «свадеши», бойкоте, введении национального образования, введении арбитражных судов и некоторых других мероприятий, план которых был разработан Шри Ауробиндо. Он опубликовал в газете серию статей о мирном сопротивлении, где разрабатывал философию политической революции, а также неоднократно атаковал бесплодные, базировавшиеся на предрассудках идеи умеренных, такие как вера в британскую справедливость и пользу британского правления, утверждение необходимости британского судопроизводства и образования в индийских школах и университетах. Он более четко и настойчиво, чем кто-либо ранее, твердил об угнетении Индии, о стагнации и о замедлении прогресса, о бедности, об экономической зависимости, об отсутствии промышленного производства и обо всех прочих бедственных последствиях иностранного правления и более всего настаивал на мысли о том, что, будь даже иностранное правление мягким и благожелательным, оно не могло бы заменить собой той нормальной жизни, какой живет здоровая свободная нация. Благодаря подобной пропаганде, идеи националистической партии привились повсюду и в особенности в Пенджабе, где ранее большинство населения поддерживало умеренных. «Банде Матарам» оказала такое влияние на умы народа и подготовку к революции, что заняла почти уникальное место в истории журналистики. Слабым местом газеты было финансирование, поскольку партия радикалов была партией бедных. Пока изданием руководил Шри Ауробиндо, ему с большим трудом, но все же удавалось добывать средства, которых хватало на содержание газеты и не хватало на планировавшиеся им расширения; когда же он был арестован и год провел в тюрьме, финансовое положение «Банде Матарам» пошатнулось настолько, что в конце концов было решено, что лучше ей погибнуть смертью храбрых, чем скончаться от голода, и было дано поручение Беджою Чаттерджи написать такую статью, за которую власти закроют издание. При Шри Ауробиндо в газете всегда следили за тем, чтобы никто не мог найти в редакционных статьях ни малейшего повода для судебного преследования, таких как призыв к мятежу или к иным решительным мерам, так что издатель «Стейтсмена»[44] не раз сетовал на то, что в «Банде Матарам» между строк явно читается крамола, но умело закамуфлированная, так что нельзя предпринять никаких официальных действий. Спланированный маневр оказался успешным, и «Банде Матарам» была закрыта, не дождавшись возвращения Шри Ауробиндо.
Националистическая партия лишь начинала реализовывать свою программу, когда ее деятельность была прервана жестокими репрессиями со стороны властей. Самым важным на тот момент пунктом программы был «свадеши» в сочетании с бойкотом; очень многое было сделано для широкого распространения идеи «свадеши», и отчасти она начала воплощаться в жизнь, однако серьезных результатов удалось добиться лишь через много лет. Шри Ауробиндо приложил немало сил, чтобы этот пункт программы движения был не только популяризован, но и получил серьезное организационное подкрепление на практике. Он писал из Бароды в Конгресс, предлагая привлекать к делу промышленников и производителей, получить финансовую поддержку от крупных землевладельцев и создать организацию, которой руководили бы, разрабатывая конкретные методы и действия, не только политики, но и люди с производственными или коммерческими талантами и опытом, однако в ответ ему было сказано, что таких людей на данный момент не существует, поскольку ни промышленники, ни крупные землевладельцы не рвутся примкнуть к движению, а серьезные по своим масштабам коммерсанты, напротив, лишь заинтересованы в сохранении status quo, так как их благополучие строится на импорте британских товаров, – и в результате Шри Ауробиндо пришлось на тот момент отказаться от конкретных шагов по организации «свадеши» и экономического бойкота. Тилак и Шри Ауробиндо – оба были сторонниками бойкота британских товаров, но только британских, а поскольку в стране какое-то время нечем было заменить иностранные товары, они рекомендовали развивать торговлю с Германией, Австрией и Америкой, чтобы от бойкота пострадала только Великобритания. Они хотели превратить бойкот из средства протеста в мощное политическое оружие, однако тотальный бойкот был на практике неосуществим, а бойкот в ограниченных рамках, рекомендованный Конгрессом, был средством слишком слабым, и в любом случае бойкот как средство политической борьбы не мог принести тогда никаких ощутимых результатов. Бойкот и «свадеши» были задуманы ради поддержки ключевых отраслей промышленности, в первую очередь товаров первой необходимости, для производства которых у Индии имелись свои природные ресурсы, а полная индустриальная самодостаточность, или промышленная автократия, была бы ненужной и даже нежелательной, поскольку свободной Индии потребовалось бы экспортировать товары и поставлять их на внутренний рынок, а для этого она должна была бы также импортировать их и участвовать в международном обмене. Тем не менее, внезапный интерес к бойкоту всех иностранных товаров получил широкое распространение, и лидерам пришлось подчиниться всеобщему порыву, послужившему распространению идеи «свадеши». Другим пунктом, которому Шри Ауробиндо уделял большое внимание, было национальное образование. Он считал абсолютно неприемлемой британскую систему образования в индийских школах, колледжах и университетах, с которой был хорошо знаком, будучи преподавателем университета в Бароде. Он понимал, что само направление британской образовательной системы с ее узкой специализацией и механическим следованием инструкциям притупляет, обедняет, сковывает быстрый от природы, яркий и гибкий ум индийца, навязывая ему неправильные образовательные навыки, лишая его оригинальности и творческой самобытности. Поначалу движение по созданию национальных школ было воспринято широко, в Бенгалии открылось много национальных школ со своими яркими, выдающимися учителями, однако их тем не менее не хватало, а экономическое положение школ оставалось неустойчивым. Шри Ауробиндо решил сам возглавить школьное движение, чтобы изнутри решить, каким образом можно его расширить и придать ему прочную базу, но его планы нарушил вынужденный отъезд из Бенгалии. В результате репрессий и вызванной ими общей депрессии большая часть школ оказалась закрыта. Тем не менее, сама идея национального образования осталась, и можно было надеяться, что когда-нибудь придет и ее время. Следующий пункт программы касался народных судов, созданных и успешно функционировавших в некоторых районах, однако разразившаяся буря смела их так же, как и национальные школы. Более жизнеспособной оказалась затея с добровольческими отрядами, которые продолжали создаваться, формироваться и составили передовой отряд сопротивления, особенно в тех местах, где вспыхивала активная освободительная борьба. Сугубо политические элементы программы Националистической партии просуществовали долго, пережив многие изменения в политике; благодаря им освободительное движение сохранило жизнеспособность и свои узнаваемые черты на протяжении почти пятидесяти лет борьбы. Однако самым большим достижением партии Шри Ауробиндо было распространение среди народа нового революционного сознания. Всеобщий революционный подъем, когда со всех сторон звучал революционный гимн «Банде Матарам», призывавший людей к активным совместным действиям, сломил прежнюю апатию и смирение, возникла новая сила, одолеть которую было невозможно, нараставшая, волна за волной, до тех пор, пока не вынесла Индию к новым рубежам, где стала возможна полная победа.
После судебного процесса над «Банде Матарам» Шри Ауробиндо стал признанным лидером партии в Бенгалии. Он возглавлял ее делегацию на сессии бенгальской конференции провинциальных партий, состоявшейся в Миднапуре, где произошел серьезный конфликт между двумя партиями. Здесь Шри Ауробиндо впервые выступил с публичной речью; он говорил на митинге в Сурате и председательствовал на тамошней конференции своей партии. На обратном пути, возвращаясь в Калькутту, он останавливался в разных местах и выступал среди огромных толп, собиравшихся его послушать. Он же возглавил делегацию партии на следующей сессии провинциальных партий на конференции в Хугли. Там впервые стало ясно, что радикальное крыло Конгресса набирает силу, так как они получили большинство мест среди делегатов и в Комитете субъектов, в результате чего Шри Ауробиндо удалось одержать верх над умеренными, заблокировав их проект резолюции, одобрявший реформы, которые Шри Ауробиндо отвергал, называя абсолютно неадекватными и лишенными чувства реальности. Однако умеренные пригрозили расколом в случае, если пройдет резолюция радикалов, и, чтобы избежать этого, он позволил пройти резолюции умеренного крыла, выступив на открытой сессии с разъяснением своего решения и обратившись к товарищам по партии с просьбой смириться и также принять ее, несмотря на одержанную ими победу, ради сохранения единства политических сил в Бенгалии. Делегаты националистического крыла, ликовавшие поначалу, приняли это решение молча и по знаку Шри Ауробиндо покинули зал, чтобы не голосовать ни за, ни против резолюции, чем вызвали изумление среди умеренных, для которых было непривычным, чтобы депутаты отказывались слушать своих старых испытанных вожаков, а по первому требованию молодого человека, новичка в политике, дисциплинированно все как один умолкали.
Примерно в то же время Шри Ауробиндо, принявший решение возглавить бенгальскую газету «Нава Шакти», переехал из дома на Скоттс-лейн вместе с женой и сестрой в квартиру в том же доме, где располагалась газета и где, не успев приступить к своей новой работе, ранним утром был разбужен ворвавшимися в комнаты вооруженными полицейскими и арестован. Его отвезли в полицейский участок, а оттуда в тюрьму в Алипоре[45] , где он провел год, в течение которого шло сначала следствие, а затем судебное разбирательство в алипорском суде. Поначалу его содержали в одиночке, затем перевели в общую камеру, где он находился вместе с другими арестованными, проходившими по тому же делу, однако там они находились недолго, так как вскоре в тюрьме был убит представитель тюремной администрации, всех заключенных перевели в одиночные камеры, и они встречались только в суде или на ежедневной прогулке, где им запрещалось вступать в разговоры друг с другом. С большинством своих товарищей, проходивших по тому же делу, Шри Ауробиндо познакомился примерно через полгода. В тюрьме он почти все время читал «Гиту» и «Упанишады», активно медитировал и занимался йогой, даже в общей камере, где не имел возможности уединиться и научился медитировать среди болтовни, смеха и шума; но в одиночной камере у него были все условия, и он воспользовался ими в полной мере. В ходе процесса в суде обвиняемых держали в одной большой клетке, а он продолжал медитировать, почти не обращая внимания на обвинителя и почти не слушая свидетельские показания. Его защитником был Ч. Р. Дас, известный адвокат, сочувствовавший идеям Националистической партии и взявшийся вести это дело, хотя ради него ему пришлось на несколько месяцев оставить всю свою обширную практику. Шри Ауробиндо доверял ему полностью и ни о чем не беспокоился, так как внутренне уже знал, что будет оправдан. За время своего заключения он радикально изменил свою позицию; раньше он занимался йогой исключительно для того, чтобы использовать духовную силу, энергию и божественное руководство для свершения мирских дел. Однако в тюрьме внутренняя духовная энергия, поток которой всё нарастал, и процесс духовной реализации[46] захватили его целиком, а его прежняя работа стала частью и результатом этого процесса, обозначив для него дело освобождения его страны как составную часть той цели, какая ранее если и открывалась ему, то лишь мимолетно, и была много шире, поскольку имела всемирное значение и касалась будущего всего человечества.
Выйдя из тюрьмы, Шри Ауробиндо обнаружил, что расстановка политических сил в стране серьезно изменилась: большая часть лидеров радикальной партии находились либо в тюрьме, либо в добровольном изгнании, кругом царили всеобщее разочарование и подавленность, но тем не менее дух свободомыслия не был искоренен. Шри Ауробиндо решил продолжать борьбу; он созывал еженедельные митинги в Калькутте, но если до тюрьмы на них собирались тысячи людей, то теперь приходили хорошо если сотни, в них и вполовину не чувствовалось того подъема, какой был раньше. Шри Ауробиндо также ездил с агитационными выступлениями в отдаленные места провинции и однажды в Уттарпаре произнес речь, где впервые публично рассказал о своей йоге и духовном опыте. Примерно в то же время он начал выпускать два еженедельника, «Карма-йогин» и «Дхарма», один на английском, другой на бенгали, которые получили довольно широкое хождение и, в отличие от «Банде Матарам», неплохо окупались. В 1909 г. Шри Ауробиндо выступал на конференции провинциальных партий в Барисале, поскольку в Бенгалии благодаря договоренностям, достигнутым в Хугли, две партии не разошлись окончательно и вместе участвовали в конференции, хотя представитель радикалов не мог принять участие в сессии Центрального комитета умеренных, занявших место в Конгрессе. Сурендранат Банерджи тогда частным порядком устроил встречу, куда кроме Шри Ауробиндо приехали еще несколько лидеров радикалов, чтобы обсудить проект объединения двух партий на сессии в Бенаресе и дать совместный отпор преобладавшему тогда в Конгрессе правому крылу умеренных. Шри Ауробиндо принял участие в той встрече, поскольку намеревался возглавить единую партию Бенгалии, объединившейся под началом сильной радикальной партии, крепкой, как правая рука, но для этого нужно было бы сначала добиться того, чтобы радикалы попали в число делегатов Конгресса, которые, по условиям, навязанным в Сурате, назначались умеренными. Шри Ауробиндо отказался пойти на такой компромисс и потребовал изменения в пунктах, касавшихся отбора депутатов, так чтобы вновь сформированные фракции имели бы право самостоятельно выбирать своих депутатов и в этом случае радикалы также получали бы возможность послать своих независимых представителей на всеиндийскую сессию Конгресса. Переговоры по этому пункту потерпели неудачу. Шри Ауробиндо пытался найти способ возродить национальное движение в сложившихся обстоятельствах. Он рассматривал даже такой вариант, как возможное возрождение движения за гомруль[47] , к которому тогда власти не смогли бы предъявить претензий (позднее эта идея была реализована Анни Безант[48] ), хотя этот путь означал бы отступление и отход от идеалов независимости. Также он продумывал метод организации широкого движения бойкота и мирного сопротивления, впоследствии подхваченный Ганди. Однако Шри Ауробиндо понимал, что сам не может стать лидером такого движения.
Он никогда не желал иметь ничего общего с бутафорскими реформами, которые в то время только и могли предложить британские власти. Шри Ауробиндо всегда стоял на одних позициях, отраженных в лозунге: «Никаких компромиссов», или, как сформулировал он в своем «Открытом письме к моим соотечественникам», напечатанном в «Карма-йогине»: «Никакого сотрудничества без контроля народа». С его точки зрения предложения, которые тогда внесло на рассмотрение Британское правительство в Индии, можно было рассматривать только при условии реального политического, административного и финансового контроля со стороны выбранных народом министров. Однако об этом нечего было и мечтать вплоть до внесенного в Парламент предложения Монтегю[49] , где впервые зашла речь о чем-то подобном. Шри Ауробиндо понимал, что рано или поздно Британскому правительству придется пойти на уступки национально-освободительному движению, однако ускорить этот момент не мог. Реформы Монтегю начали проводиться в жизнь через девять лет после отъезда Шри Ауробиндо в Пондичери, который к тому времени отказался от политической деятельности, посвятив себя духовному труду, оказывая только духовное влияние на движение в Индии до тех пор, пока с приездом Криппса[50] не сбылись предсказанные им переговоры между Британским правительством и лидерами Конгресса и не произошли последовавшие за ними события.
Между тем власти решили избавиться от Шри Ауробиндо как от главного возмутителя спокойствия, который мешал создавать видимость полного успеха репрессивной политики. Поскольку не было явных причин сослать его на Андаманские острова[51] , то было принято решение о его высылке. Информация об этом попала к сестре Ниведите, и та предупредила Шри Ауробиндо, посоветовав покинуть на время Британскую Индию и действовать из-за рубежа, чтобы его работа не оказалась прервана или уничтожена. Шри Ауробиндо опубликовал статью в «Карма-йогине» под своим именем, где сообщил читателям о планах властей и сформулировал программу, которую назвал своим последним словом и политическим завещанием, для того чтобы свести идею высылки его из страны на нет (и так оно и вышло на самом деле). Далее, власти, отказавшись от идеи насильственно выслать Шри Ауробиндо из страны, принялись искать повод для обвинения Шри Ауробиндо в подрывной деятельности, и он вскоре возник, когда Шри Ауробиндо опубликовал в той же газете еще одну статью, подписанную своим именем, с анализом политической ситуации. Тон статьи был вполне умеренный, так что суд отказался считать ее подрывной и оправдал издателя. Но тем не менее вскоре, вечером Шри Ауробиндо сообщили о том, что полиция собирается нагрянуть в редакцию «Карма-йогина» с обыском и арестовать Шри Ауробиндо. Он сидел и думал, как поступить, и вдруг к нему пришло веление свыше отправиться в Чандернагор на французскую территорию Индии. Он встал и собрался, так как с тех пор, как принял решение следовать божественному руководству, он подчинялся ему не раздумывая и потому и на этот раз не стал ни ждать, ни советоваться, а через десять минут уже был на пристани на берегу Ганга, где сел в лодку, спустя еще несколько часов прибыл в Чандернагор и вскоре уже был на конспиративной квартире. Из Чандернагора он написал письмо к сестре Ниведите, где, в частности, просил ее на время его отсутствия взять на себя руководство «Карма-йогином». Таков был конец его издательской деятельности. В Чандернагоре Шри Ауробиндо углубился в занятия медитацией. Через некоторое время ему было веление отправиться в Пондичери. Пароход, где среди матросов оказалось несколько молодых революционеров из Уттарпары, доставил его в Калькутту, а там он взошел на борт «Дюплекса» и 4 апреля 1910 года прибыл в Пондичери.
В Пондичери Шри Ауробиндо постепенно отошел от дел и занимался только йогой. Он перестал принимать участие в политической деятельности, отказывался – хотя к нему не раз обращались с просьбой – председательствовать на собраниях возрожденной партии Индийский Национальный Конгресс, воздерживался от публичных заявлений, не связанных с его духовной работой, а также от написания политических статей, и если что-то и писал позднее, то лишь для журнала «Арья». В течение нескольких лет он еще поддерживал через двух человек личные отношения с членами своей революционной группы, которую раньше возглавлял, но позднее прервал и эти контакты, окончательно отстранившись от политической жизни. Он, получивший ясное видение будущего, тогда уже знал, что Индия вскоре сумеет добиться свободы благодаря деятельности тех сил, о которых он имел полное представление, знал, что Британия будет вынуждена признать ее независимость под нажимом индийского освободительного движения изнутри в новой международной ситуации и что Индия уже вступила на этот путь, несмотря на видимые препятствия. Знал, что в вооруженном восстании не будет нужды и потому можно прекратить подготовку к нему так, что дело партии национального освобождения не пострадает, хотя считал, что революционный дух следует поддерживать, и был уверен, что его последователи будут его поддерживать не хуже, чем в начале движения. Таким образом, в его личном участии в политической борьбе не было необходимости. Кроме того, с течением времени Шри Ауробиндо всё яснее осознавал важность задач в своей духовной работе и понимал, что должен на ней сосредоточить все свои силы. По этой причине, когда появился ашрам, Шри Ауробиндо сделал всё, чтобы ашрам оказался в стороне от любых политических событий, и даже в тех случаях, когда потом дважды вмешивался в политику, он представлял это как свое сугубо личное решение, не имевшее отношения к ашраму. Ни британские власти, ни многие из тех, кто его знал или просто слышал о нем, с трудом могли поверить в отказ Шри Ауробиндо от политической борьбы, считая, что он продолжает вести нелегальную работу и даже, возможно, создал подпольную организацию во Французской Индии. Но всё это были исключительно слухи и фантазии, ничего подобного на самом деле он не делал. Его уход из политики в 1910 году был таким же окончательным и бесповоротным, как и уход от мирской жизни.
Однако это не означало, как полагали многие, что, устремившись к высотам духовного роста, он потерял интерес к миру или к судьбе Индии. Такого не могло быть, поскольку самый принцип его йоги состоит в том, чтобы не только реализовать Божественное и обрести полное духовное сознание, но и охватить им, новым сознанием, всё живое, включить в сферу своей духовной деятельности весь мир, внести в жизнь Дух и придать ей духовный смысл. Живя в полном уединении, Шри Ауробиндо внимательно следил за тем, что происходит в мире и в Индии, и, когда в том была необходимость, активно вмешивался в события, но только исключительно с помощью духовной силы и безмолвной работы духа; так как частью духовного опыта тех, кто достиг достаточно высокого уровня развития в йоге, является знание, которое говорит о том, что, помимо обычных движущих сил, относящихся к сфере нашей жизни, как умственных, так и физических, существуют еще другие силы и энергии, которые могут действовать и на самом деле действуют свыше и изнутри тайно и для нас незаметно; существуют иные, духовные движущие силы, которыми способны обладать только те, кто продвинулся в духовном знании, хотя именно они как раз и не заботятся о том, чтобы овладеть этими силами или же, владея, – чтобы ими пользоваться; силы более мощные, чем все те, что нам известны, и значительно более действенные. Именно такой силой владел Шри Ауробиндо и пользовался ею сначала для решения собственных задач, а впоследствии и для того, чтобы повлиять на ход мировых событий. У него не было причин для разочарования в результатах, и он не чувствовал необходимости прибегать к какому-то иному способу действия. Тем не менее, дважды он счел целесообразным использовать в дополнение к этому другой способ действия, имеющий публичный характер. Первый раз – когда дело касалось Второй мировой войны. В начале Шри Ауробиндо активно не занимался вопросами войны, но через некоторое время понял, что если Гитлеру удастся сломить сопротивление, то миром будет править нацизм, и тогда вмешался. Он публично принял сторону союзников и в ответ на призыв правительства создавать фонды военной помощи сам сделал денежный взнос, а также одобрял тех, кто обращался к нему за советом, вступать ли в армию или принимать какое-либо другое участие в военных действиях. Шри Ауробиндо употребил свою внутреннюю духовную силу для поддержки союзных войск в момент Дюнкерской операции, когда со дня на день ожидали поражения Англии и полной победы Гитлера, и с радостью наблюдал, как стремительное движение немцев прекратилось, будто наткнувшись на препятствие, и весь ход войны развернулся в противоположном направлении. Шри Ауробиндо вмешался в ход событий, так как видел, что за Гитлером и нацизмом стоят темные силы Зла, и победа нацистов означала бы установление тирании асуров и шаг назад в человеческой эволюции, в особенности в духовной эволюции; победа Гитлера в Европе могла бы привести к порабощению не только Европы, но и Азии, в том числе Индии, и это новое рабство – намного более страшное, чем то, что пережила Индия в прошлом веке, – свело бы на нет всю ту работу, которая была сделана для ее освобождения. Те же соображения побудили его публично поддержать предложения Криппса и убеждать лидеров Конгресса их принять. По разным причинам он не вмешивался в ход событий во время японской кампании, пока не стало очевидным намерение Японии вторгнуться в Индию. Он разрешил опубликовать часть своих писем, где писал о демонической природе и неизбежных социальных последствиях гитлеризма. Он поддержал предложения Криппса, поскольку принятие их означало совместное противостояние Индии и Британии нашествию асуров, а следовательно, и еще один шаг к независимости. После провала переговоров Шри Ауробиндо вновь обратился к духовной практике, употребив свою силу против агрессора и с удовлетворением наблюдая, как захлебнулось победоносное продвижение японской армии, прежде сметавшей всё на своем пути, вдруг сменившись на быстрое отступление, которое, в конечном итоге, привело к полному, сокрушительному поражению Японии. Через некоторое время после войны Шри Ауробиндо также с радостью наблюдал, как сбывались его пророчества относительно будущего Индии, которая стала независимой, несмотря на все внутренние проблемы.
Единственную телеграмму, адресованную секретарю вице-короля Индии, Шри Ауробиндо отправил как сопровождение своего пожертвования в 1000 рупий в Фонд помощи армии, демонстрируя тем самым свое отношение к союзной коалиции, которая вступила в тот момент в борьбу со Злом. Было также сопровождавшее еще один его взнос письмо к губернатору Мадраса, где он излагал свои взгляды на эту войну, которое было опубликовано в печати. Кроме того, он внес несколько пожертвований в фонды помощи Франции. Что касается предложений Криппса, то по этому поводу Шри Ауробиндо также направил длинную телеграмму, но не секретарю вице-короля, а самому Криппсу, после его выступления по радио[52] .
Существует довольно расхожее мнение, что в своих политических воззрениях Шри Ауробиндо стоял на позициях пацифизма, что он и практически, и теоретически противостоял любому насилию, отвергая методы террора, восстания и т. п. как абсолютно запретные и полностью противоречащие духу и букве индуистской религии. Считается также, что Шри Ауробиндо был предтечей ахимсы, которую позднее развил и строил на ней свою политику Махатма Ганди. Это совершенно неверное утверждение, которое, если бы мы допустили его справедливость, исказило бы весь характер личности и деятельности Шри Ауробиндо. В общем и целом он изложил свою точку зрения на этот предмет в «Эссе о Гите» (том I, глава VI), где одобрительно говорил об изложенных в «Гите» принципах Дхарма-юддхи[54] и критически, хотя и не категорично, отзывался об идеях Ганди. Будь он пацифистом, он никогда не стал бы публично поддерживать союзные войска во время Второй мировой войны и тем более не одобрил бы решения некоторых своих учеников вступить в армию летчиком, или солдатом, или военным врачом, или техником, и т. п. Процитированные в книге заявления принадлежат не Шри Ауробиндо, а в лучшем случае его адвокатам либо коллегам по «Банде Матарам» (и были продиктованы скорее какими-либо практическими соображениями, нежели истинными воззрениями). Ограничение политической активности рамками пассивного непротивления было на том этапе признано лучшей формой национального движения и не имело своей подоплекой проповедь пацифизма или ненасилия. Мир, в противовес войне, есть одна из сторон высшего идеала жизни, однако он должен строиться в своей основе на духовных или, по крайней мере, психологических изменениях в сознании людей, без чего он непрочен. Если пытаться строить его на других принципах (принципах морали, непротивления и т. п.), то такой мир быстро рухнет, вполне возможно, изменив положение вещей к худшему. Во время Второй мировой войны Шри Ауробиндо принял сторону союзников, когда те начали борьбу с так называемым «новым порядком», но это была не ахимса, а борьба разума с разрушительными силами хаоса. Мир, не имеющий в своем основании внутренних изменений в сознании, какое-то время может продержаться в рамках одной нации, но и он заканчивается гражданскими войнами, революциями, мятежами с последующей реакцией властей, временами крайне жестокой. То же самое можно сказать про мир между разными странами. Шри Ауробиндо никогда не скрывал, что считает, что любая нация имеет право обрести свободу путем насилия, если у нее достаточно для этого сил или если нет иного пути, а пойдет она путем насилия или нет, зависит исключительно от политической воли, а не от моральных норм. Позиция Шри Ауробиндо по этому вопросу теоретически и практически совпадала с позицией Тилака и всех тех лидеров национального движения, кого ни в коей мере нельзя назвать ни пацифистами, ни поклонниками непротивления. Те из них, кто принимал участие в подготовке революции, долгое время старались завуалировать свои взгляды, но делалось это по причинам, которые лежат вне темы нашей дискуссии. Шри Ауробиндо о них знал, и, хотя он пошел другим путем, всегда считал, что нельзя приподнимать эту «вуаль», пока не наступит время.
Из всего сказанного следует, что те места книги, где высказывается противоположная точка зрения, следует в интересах истины либо опустить, либо переписать заново. Здесь больше нечего добавить о позиции Националистической партии в то время в связи со Шри Ауробиндо.
Правильнее было бы вообще не упоминать это имя. В те времена Бхупен Датта работал в «Югантаре» всего-навсего помощником редактора, не умевшим еще написать мало-мальски серьезную статью, который не мог тогда контролировать ни сотрудников, ни себя. В момент, когда полиция проводила обыск в редакции газеты, Бхупендранатх Датта вышел вперед и с напускным задором сказал, что он и есть главный редактор и издатель, хотя, разумеется, это ни в коей мере не соответствовало действительности. Впоследствии он просил адвоката для защиты в суде, однако партия приняла решение не делать этого, так как «Югантар» – газета откровенно революционная, агитировавшая за вооруженное восстание – не могла и не должна была прибегать к уловкам британского правосудия. Решение было поддержано повсеместно и способствовало огромному росту популярности газеты. Бхупен Датта был приговорен к тюремному сроку, отсидел его, а затем уехал в Америку. На тот период это была его единственная заслуга перед революцией. Настоящими редакторами, вернее, авторами «Югантара» (поскольку формально у газеты не было редактора) были Барин, Банерджи (он же заместитель главного редактора в «Банде Матарам») и Дебабрата Бос, который позднее (выйдя из заключения после своего оправдания на процессе в Алипоре) присоединился к «Миссии Рамакришны» и уехал в Альмору, где стал известным саньясином и автором статей в различных изданиях «Миссии». Банерджи и Дебабрата, оба писали на родном языке прекрасную прозу, и их имена, так же как и имя Бариндры, тоже послужили на пользу газете, снискав ей огромную популярность. Так что правильнее было бы не упоминать среди них имя Бхупена Датты – таковы факты.
«В Калькутте Шри Ауробиндо оказался в своей стихии. Без малейшего колебания он оставил службу в Бароде с ее твердой зарплатой и заманчивыми перспективами».
Шри Ауробиндо присутствовал на Конгрессе в 1904 и 1906 годах, а также принимал участие в заседаниях совета радикальной партии и в разработке ее программы из четырех пунктов: «Сварадж, свадеши, бойкот, национальное образование» – которые после ожесточенной закулисной борьбы лидеры умеренных вынуждены были включить в резолюцию, принятую на сессии Конгресса в 1906 году. Бепин Пал как раз только что начал, имея всего пятьсот рупий в кармане, издавать газету «Банде Матарам». Шри Ауробиндо стал в ней его соредактором, руководил изданием во время отсутствия Бепина Пала, убедил лидеров Националистической партии сделать газету своим печатным органом и предоставить финансирование. Он организовал встречу партийных лидеров, где под его влиянием было принято решение прекратить закулисные схватки с умеренными и, объявив умеренным как политическому течению открытую борьбу, вынести ее на всеобщее обозрение, превратив тем самым в еще одно средство революционной агитации. Службу в Бароде Шри Ауробиндо оставил несколько позже; а тогда он был в отпуске без содержания, взятом на неопределенное время; именно по этой причине он не мог открыто афишировать свою работу в «Банде Матарам», хотя после ухода из газеты Бепина Пала практически руководил ее работой.
«Открылся Бенгальский национальный университет, и Шри Ауробиндо стал его главой. Однако из-за разногласий с властями подал в отставку».
Он оставил организационную работу в университете на Сатиша Мукерджи, с головой окунувшись в политику. Он ушел из университета, чтобы не осложнять его положение, когда шел процесс по делу «Банде Матарам», но, выйдя из тюрьмы, снова вернулся к преподаванию. Окончательно он ушел из университета по просьбе руководства университета во время алипорского процесса.
У них не было разногласий [с руководством университета]; он покинул университет из-за дела о «Банде Матарам», чтобы не смущать власти. После вынесения оправдательного приговора Шри Ауробиндо туда вернулся. Окончательное прошение об отставке он подал, находясь в алипорской тюрьме.
«Я был знаком с Сатишем Мукерджи, когда тот занимался созданием Бенгальского национального университета (1905—1907 г.г.), но с тех пор мы с ним не встречались. Мы и в те времена не были близкими друзьями, и я ничего не знал о его духовной жизни и духовных занятиях, кроме того, что он был учеником Беджоя Госвами, как и другие политические лидеры и соратники, такие как Бепин Пал и Маноранджан Гуха. Я знал только, что он очень способный и активный организатор и просветитель – он выполнял свою, предначертанную ему миссию, как сказал мне позднее его Гуру, – и больше ничего».
«После ухода из Бенгальского национального университета Шри Ауробиндо мог свободно посвятить себя делу Националистической партии и работе в ее печатном издании «Банде Матарам».
Это он сделал намного раньше, что следует из всего очерка.
Политическая позиция Шри Ауробиндо исключала какое бы то ни было сотрудничество с англичанами: он считал это политическим попрошайничеством. Статьи и другие публикации (сатирические стихи, пародии и др.) в «Банде Матарам», о которых здесь пойдет речь (разумеется, не о «Видуле» или «Персее»), были написаны Шьямом Сундаром Чакраварти, а не Шри Ауробиндо. Остроумный пародист, Шьям Сундар Чакраварти обладал большим юмором, а также риторическим даром; он настолько воспринял стиль статей Шри Ауробиндо, что многие их путали. Когда Шри Ауробиндо уезжал из Калькутты в Деогхар, то в тех случаях, когда не удавалось прислать редакционную статью, ее писал за него Шьям Сундар.
В политике Шри Ауробиндо никогда не руководствовался личными мотивами. Он никогда не питал ненависти к Англии или к английскому народу; его требование независимости Индии он обосновывал естественным правом человека быть свободным, а не упреками в адрес британцев; и если он и нападал на кого-то конкретно, нападал порой яростно, то причиной тому были исключительно политические взгляды или действия объекта его критики, а не какие-либо другие соображения.
«В начале 1907 г. он подвергся тюремному заключению в связи с его издательской деятельностью в «Банде Матарам» и за написание серии статей для этой газеты под заголовком «Новый путь».
Нет, причиной тюремного заключения была не его издательская или редакторская работа в «Банде Матарам» и не статьи, там опубликованные, которые были включены в дело о «Югантаре», однако не были использованы обвинением. Газете «Банде Матарам» никогда не вменялись в вину редакционные статьи. Издатель «Стейтсмена» как-то пожаловался, что издатели «Банде Матарам» чертовски умны, так как умеют тиснуть крамолу, но так ловко пользуются формулировками, что к ним не придраться. Вероятно, и власти придерживались того же мнения, поскольку никто ни разу не рискнул привлечь «Банде Матарам» к суду за редакционные или иные статьи, авторами которых были Шри Ауробиндо и трое его коллег. Это установленный факт, что Шри Ауробиндо никогда не обосновывал стремление к независимости расовыми предрассудками или обвинениями в адрес англичан, обличая их тиранию и притеснения, а строил свою линию исключительно на неотъемлемом праве нации на независимость. Его отправной точкой было убеждение, что даже хорошее иноземное правительство не может заменить национального правительства и национальной независимости.
«Обвинение провалилось, он был оправдан, так что если власти здесь в чем-то и преуспели, так это в том, что выдвинули его на передний край борьбы и сделали «Банде Матарам» еще более популярной среди индийской интеллигенции».
Деятельность Шри Ауробиндо на тот момент ограничивалась статьями и его негласным руководством движением, так как его не заботили популярность и признание себя лично, однако после тюрьмы, после высылки из страны лидеров партии, а также в результате того пристального внимания, с которым пресса освещала процесс, он поневоле обрел известность, а в итоге вышел на авансцену и возглавил борьбу открыто.
«В 1904 г. в Конгрессе сформировалась экстремистская фракция радикалов, и ее члены ждали сессии Конгресса в Бомбее, чтобы заявить о себе».
Не совсем ясно, к чему относится это высказывание. В 1904 г. радикальное крыло еще не было сформировано, хотя в Конгрессе и существовала фракция левого толка, в основном молодежная, популярная в Махараштре, однако не имевшая поддержки в других провинциях и потому малочисленная; иногда велись закулисные дебаты о создании такой группировки, однако не публично. Радикалы в то время не составляли не то что фракции, а даже более или менее организованной группы; именно Шри Ауробиндо в 1906 г. убедил членов одной такой группы в Бенгалии заявить о себе под предводительством Тилака и начать открытую борьбу с умеренными за большинство в Конгрессе, а также борьбу за общественное мнение и свою политическую линию. Первое серьезное публичное столкновение между двумя партиями произошло на сессии Конгресса в Калькутте, где Шри Ауробиндо присутствовал, но пока в качестве негласного лидера; второе – на Конференции в Миднапуре, когда Шри Ауробиндо впервые открыто выступил во главе Бенгальской партии националистов; окончательный раскол произошел в Сурате в 1907 г.
«Мусульмане, потомки иностранцев, приветствовали раздел Бенгалии».
Тут может показаться, будто все мусульмане в Индии были потомками иностранцев, тогда как идея двунациональной Индии изобретена Джинной[56] , поскольку отвечала его целям, несмотря на то, что противоречит действительности. Более 90 процентов индийских мусульман являются потомками обращенных в ислам индусов и принадлежат индийской нации в той же мере, что и индуисты. Обращение индусов в ислам имело место быть всегда; и сам Джинна тоже индус, чей прадед по имени Джинабхаи перешел в ислам сравнительно недавно, и многие из исламских лидеров имеют такое же происхождение.
«В Ассаме[57]большинство населения исповедуют ислам».
Большинство населения в Ассаме состояло из индусов и разноплеменных групп, среди которых исповедовали ислам всего лишь 20 процентов. Соотношение изменилось после включения в Ассам части Силхета, района Бенгалии, но и тогда там преобладали немусульмане. В настоящее время в Ассаме у власти находится правительственная партия Конгресса, избранная подавляющим большинством, и Ассам категорически не желает объединяться с мусульманской Бенгалией на основе новой конституции.
Шри Ауробиндо принимал участие в конференции в Барисале и шел в первой шеренге вместе с двумя другими товарищами на демонстрации, когда ее разгоняла полиция. После роспуска конференции он сопровождал Бепина Пала в поездке по Восточной Бенгалии, где послушать их собирались огромные митинги; в одном районе митинг собрался, несмотря на запрет местного магистрата.
В этой версии факты изложены были не так, как их запомнил Шри Ауробиндо. Насколько ему известно, не было никакой попытки разжечь страсти. Сессия Конгресса должна была пройти в Нагпуре, но в Нагпуре преобладающее большинство населения были маратхи, настроенные в то время крайне радикально, в то время как в Гуджарате, где сторонников у радикалов почти не было, симпатии были на стороне умеренных, так что здесь тогда был оплот умеренного крыла, хотя позднее, когда к руководству Конгрессом пришел Ганди, именно Гуджарат превратился в одну из самых революционных провинций. Но тогда, в 1907-м, умеренные выбрали для проведения сессии Конгресса Сурат. Тем не менее, националисты решили не сдаваться и провели открытую конференцию, где председательствовал Шри Ауробиндо, имевшую такой успех, что некоторое время было неясно, какая из двух партий получит большинство, но умеренные были на своей территории, и они подняли число так называемых делегатов со своей стороны до 1300 человек, тогда как националистам удалось теми же методами созвать немногим более 1100 человек. Все знали, что фракция умеренных подготовила новый устав Конгресса, в соответствии с которым радикалы практически теряли возможность получить большинство на ежегодных сессиях партии. Молодые националисты, особенно те, кто прибыл из Махараштры, приняли решение воспрепятствовать этому любыми средствами вплоть до срыва сессии, в случае если не удастся провалить проект нового устава – решение, о котором не знал Тилак и другие члены фракции. Однако Шри Ауробиндо оно было известно. Во время одного из заседаний Тилак подошел к трибуне, чтобы зачитать свой проект резолюции о руководстве Конгресса, а председательствующий, из крыла умеренных, не дал ему слова; Тилак стал настаивать и начал читать проект. Поднялся невероятный шум, молодые гуджаратцы, сторонники умеренных, пошли на Тилака, размахивая стульями. Это привело маратхов в ярость, и кто-то из них бросил в председателя, Раша Бехари Гхоша, башмак, со свистом пролетевший через весь зал и угодивший в плечо Сурендранатху Банерджи. Молодые маратхи ворвались на трибуну, где затеяли драку стульями, председатель и члены президиума при этом бежали, сессия была сорвана и больше не возобновилась. Руководство умеренных решило временно распустить Конгресс, заменив его национальной Конференцией, с уставом и структурой, обезопасившими положение их крыла. В то же время Ладжпат Рай[58] пришел к Тилаку и сообщил, что власти приняли решение в случае раскола Конгресса жестоко подавить радикальное крыло. Тилак считал – и дальнейшие события подтвердили его правоту, – что страна не готова к открытому сопротивлению, и внес предложение, способное расстроить планы как и умеренного крыла, так и властей, которое заключалось в том, чтобы присоединиться к Конференции и подписать новый устав, разработанный умеренными. Шри Ауробиндо и еще несколько человек из руководства радикалов выступили против этого предложения, так как не верили, что умеренные согласятся допустить радикалов к участию в Конференции (так и произошло), они хотели открытого столкновения. Таким образом, Конгресс временно прекратил свое существование, но Конференция умеренных не имела успеха и собирала с каждым разом всё меньшее число делегатов. Шри Ауробиндо мог лишь только надеяться на то, что народ собрал достаточно сил, чтобы открыто противостоять властям, по крайней мере, в Бенгалии и Махараштре, где революционные настроения стали едва ли не всеобщими, но он считал, что столкновение, которое, если бы даже привело к временному поражению, тем не менее могло бы оказаться полезным, поскольку изменило бы сердца и умы людей и вся Индия развернулась бы в сторону националистов с их идеалами свободы и независимости. Так и случилось через шесть лет, когда Тилак вернулся из Бирмы, где он отбывал заключение, и вместе с Анни Безант сумел не только возродить Конгресс, но и превратить его в партию, на деле представлявшую интересы народа, ступившего на путь борьбы за национальную независимость. Крыло умеренных к тому времени сократилось до небольшой группы, состоявшей из либералов, но даже они в конце концов признали независимость основной целью своей деятельности.
Националисты собирались предложить в президенты Конгресса Ладжпата Рая, а не Тилака.
Никто из лидеров националистов не входил в президиум.
«История очень редко сохраняет факты, имевшие на самом деле решающее значение, но происходившие за кулисами основных событий; она заносит в свои анналы только те события, которые происходят у всех на глазах. Очень немногие знают, что именно я (не советуясь с Тилаком) отдал приказ к тем действиям, которые привели к роспуску сессии, и что именно я убедил радикалов отказаться от этого нового творения умеренных, от их Конвенции, и что и то и другое стало теми важнейшими событиями, которые определили суть всего происходившего в Сурате. Малоизвестна даже моя работа по созданию военного движения в Бенгалии и организации там революционного движения».
Проведя однажды за беседой с Гокхале час в поезде между Ахмедабадом и Бародой, Шри Ауробиндо с тех пор не мог относиться к нему с уважением как к политику, несмотря на все его личные достоинства.
«“Политическое турне” по пути в Калькутту после Суратской сессии Конгресса».
Не было никакого «политического турне». Шри Ауробиндо ездил с Леле в Пуну, а после возвращения в Бомбей отправился в Калькутту. Все его выступления в той поездке (кроме выступлений в Бомбее и в Бароде) состоялись по пути, там, где он останавливался на день или на два.
«“Состояние необъяснимой ясности” Шри Ауробиндо перед его речью в Бомбее 19.01.1908 г.».
Разумеется, «объяснимой». Это было то состояние безмолвия ума, которого он достиг в Бароде после трехдневной медитации с Леле и которое сохранял в себе потом многие месяцы, а на самом деле всегда, когда вся деятельность происходит только на поверхности; однако в то время не было никакой деятельности и на поверхности. Леле посоветовал ему встать перед слушателями, сделать намаскар (namaskāra), подождать, и тогда речь скажется сама, возникнув не из его ума, а из другого источника. Она действительно сказалась сама, как говорились потом все последующие его речи, как писались статьи, как рождались его мысли и поступки, возникая из того же источника, находящегося выше человеческого ума-сознания.
Абзац, заключенный в скобки, следует опустить. Он дает искаженное представление о характере йоги Шри Ауробиндо и о том, что с ним тогда происходило. Внутренне он не прекращал этих занятий, даже занимаясь какой-либо деятельностью, но при этом не уходил в себя и не «цепенел», как считали некоторые его друзья. Если он и оставлял без ответа вопрос или предложение, то лишь потому, что в тот момент хотел найти прибежище в молчании.
Леле спросил, может ли Шри Ауробиндо полностью подчиниться Внутреннему Руководству и делать то, что оно велит, и если да, то он не нуждается в указаниях ни его, Леле, ни кого-либо другого. Шри Ауробиндо принял это за правило и сделал своей садханой. До встречи с Леле Шри Ауробиндо сам получил некоторый опыт духовной работы, однако в то время он еще ничего не знал про йогу и даже что такое йога – например, снизошедшее на него состояние бесконечного покоя, когда он вернулся после долгого отсутствия в Индию, буквально как только ступил на набережную Аполло в бомбейском порту (этот покой окружал его и оставался в нем несколько месяцев); постижение пустоты Бесконечности во время прогулки в Кашмире в горах Такхти-Сулейман; ощущение живого присутствия Кали в храме на берегу Нармады; видение Божества в момент опасности во время катастрофы в первый год жизни в Бароде, и так далее. Однако это были лишь внутренние переживания, возникавшие неожиданно и произвольно вне садханы. Он начал заниматься йогой самостоятельно, без гуру, узнавая общие правила от своего друга, ученика Брахмананды из Ганганаты; поначалу это были только пранаямы, которые он практиковал усердно по шесть и более часов в день. В его занятиях йогой и политикой не было никакого противоречия; он, приступая к йоге, думал о политике, нисколько не противопоставляя их друг другу. Тем не менее ему нужен был Гуру. В ходе своих поисков он познакомился с одним нага-саньясином, но не принял его как Гуру, хотя видел его силу, когда тот у него на глазах почти мгновенно избавил Бариндру от жестокого приступа лихорадки тем, что взял стакан воды и нарисовал в воде ножом крест, молча повторяя про себя мантру. Барин выпил воду и излечился. Шри Ауробиндо встречался также с Брахманандой, и тот произвел на него сильнейшее впечатление; тем не менее до знакомства с Леле у него не было Гуру, но и Леле направлял его недолго.
Бхавани Мандир[60]– накануне революции…
«Бхавани Мандир» был написан Шри Ауробиндо, хотя идея написания его в большей мере принадлежала Бариндре. Главной его задачей было не обучение убийц, а подготовка народа к революционным действиям. Так или иначе, вскоре Шри Ауробиндо отказался от этой затеи, и нечто подобное впоследствии написал Бариндра в «Маниктала Гарден», на что, по всей очевидности, ссылается Хемчандра.
Шри Ауробиндо не упоминает ни о чем подобном, в том числе и о формальном решении отказаться от идеи «Бхавани Мандир». Выбор места и главы монастыря, скорее всего, принадлежали Барину. Он предпринял ранее путешествие в этих местах в поисках подходящего места, но заболел лихорадкой, и ему пришлось вернуться в Бароду. Впоследствии он возвратился в Бенгалию, однако Шри Ауробиндо не слышал от него о том, чтобы он подыскал подходящее место. Имя гуру Бариндры было Закария Свами; он принимал участие в восстании сипаев и проявил исключительный пылкий патриотизм на сессии Конгресса в Сурате, за что поплатился жизнью, так как носил в крови опасный возбудитель болезни, занесенной от укуса бешеной собаки, с которым он как йог справлялся одним волевым усилием, но тут, отвлекшись, перестал его контролировать и болезнь вспыхнула в полную силу. Однако Шри Ауробиндо в любом случае не считал его подходящим руководителем партии. Скорее всего, идея «Бхавани Мандир» сама изжила себя. Шри Ауробиндо оставил эту мысль, и Барин, который продолжал держаться за нее, попытался осуществить нечто подобное, хотя в меньшем масштабе, в «Маниктала Гарден».
«Во время ареста 05.05.1908 Шри Ауробиндо одели наручники».
«Наручники» – нет, руки связали веревкой, которую вскоре сняли еще до выхода из дома после протеста лидера умеренного крыла Бхупена Босе.
Руки ему развязали, но к поясу ему привязали веревку и так его держали до тех пор, пока лидер умеренного крыла Бхупендранат Босе, узнав об аресте, не явился в полицию выяснить его причины и не заявил протест, так что веревку сняли еще до выхода из дома.
«В алипорской тюрьме Шри Ауробиндо начал читать «Гиту» и с тех пор старался жить в соответствии с ее садханой; он в полной мере постиг истинную сущность и величие Санатана Дхармы.
Точнее будет сказать, что он пытался постичь истинную сущность и величие духовной традиции индуизма, Санатана Дхармы, и принять ее в полной мере.
«Слушания в суде алипорского магистрата начались 19 мая 1908 года и с перерывами продолжались год. Судья магистрата, мистер Бичкрофт, учился в Кембридже вместе со Шри Ауробиндо… Дело было передано в Уголовный суд, где разбирательства проходили с октября 1908».
Последняя фраза – «дело было передано… с октября 1908» – должна была бы стоять после слова «год» в конце первого предложения. Предварительные слушания (затянувшиеся надолго) вел Бирли, молодой человек, с которым Шри Ауробиндо не был знаком. Бичкрофт был судьей не в суде магистрата, а в Уголовном суде.
Во время слушаний Шри Ауробиндо не делал никаких заявлений. Когда в суде начали задавать ему вопросы, он отказался отвечать, сказав, что целиком полагается на адвокатов и на все вопросы за него будут отвечать адвокаты; сам он не стал отвечать на вопросы суда и тем более не делал никаких заявлений. Если бы он хотел сделать заявление, он сделал бы его не сам, а через адвокатов.
«В алипорской тюрьме Шри Ауробиндо заболел».
В тюрьме Шри Ауробиндо не болел; всё то время, что он там находился, он был здоров, если не считать легкого недомогания, которое быстро прошло без каких-либо осложнений.
«Год изоляции и медитаций привел к огромным изменениям в Шри Ауробиндо… Снова – как и всегда – стимулом к действию для него было «служение»».
Для него стимулом к действию было, скорее, не служение, а работа – во благо народа, во благо всего мира и, в конечном итоге, ради Божественного, нишкама карма (niṣkāma karma).
«Первое «Открытое письмо к моим соотечественникам» Шри Ауробиндо датировано июлем 1909 г., второе письмо – декабрем 1909 г.»
Здесь есть некоторые часто повторяемые неточности в толковании этих двух писем. Что касается первого письма, то Шри Ауробиндо ни в коей мере не рассчитывал фактом его публикации изменить политику властей. Он ясно пишет, что представленные реформы ошибочны, невыполнимы и потому неприемлемы. Говорит, что если бы были предложены реалистичные реформы, которые наделяли бы реальной властью органы пусть частичного, неполного, но тем не менее самоуправления, то Националистическая партия могла бы согласиться принять их, рассматривая как шаг в направлении к полному освобождению. До тех пор его партия будет продолжать борьбу, придерживаясь принципа отказа от сотрудничества с властями и пассивного сопротивления. Шри Ауробиндо не рассчитывал ничего изменить этим призывом в политике, хотя все же надеялся на то, что, составляя программу действий, которые смогут выполняться и в его отсутствие, он сведет на нет смысл его изгнания и власти откажутся от своего решения. В первом письме нет также речи ни о гомруле[61] , ни о полном и всеобщем отказе от сотрудничества с властями, поскольку тогда эти мысли не приходили ему в голову. Он писал о них в том же году позднее, во втором письме, где он анализирует события и политическую ситуацию в стране в целом и приходит к выводу, что, скорее всего, было бы разумнее на время несколько снизить требования, чтобы сохранить достигнутые позиции, так как в противном случае национально-освободительному движению грозит полное прекращение деятельности. Он писал там, что в ближайшем будущем нужно искать прикрытия, и предлагал обратиться к методам гомруля либо южно-африканского освободительного движения, однако сам он не считал возможным становиться во главе легального движения такого толка и хотел продолжать борьбу так, как вел ее раньше. Во втором письме Шри Ауробиндо так же отвергает реформы, называя их неадекватными, призывает к продолжению и к реорганизации национально-освободительного движения[62] . Второе письмо появилось 25 декабря, через пять месяцев после первого. Для Шри Ауробиндо непонятно, как второе письмо могло быть названо военной хитростью в условиях coup de force[63] : если под coup de force иметь в виду планы властей произвести у него обыск и арестовать, то и то и другое произошло именно в связи и в результате появления второго письма, которое и должно было стать предметом судебного разбирательства. Когда Шри Ауробиндо перебрался в Чандернагор, скрывшись из поля зрения властей, ордер на обыск, а также ордер на арест были отозваны, а разбирательство отложено вплоть до его возвращения. Это произошло в феврале через месяц с лишним после выхода в свет второго письма. Речь о военной хитрости зашла позже, в Чандернагоре, когда Шри Ауробиндо, который хотел вынудить власти раскрыться и перейти от планов к действиям, написал ответ на письмо, полученное от полицейского провокатора, где ему предлагалось вернуться, чтобы предстать перед судом. Он написал, что для этого нет оснований, поскольку ордер отозван и официально дело против него не возбуждено; он считал, что такой ответ вынудит власти открыто возобновить преследования, что и произошло в конечном итоге.
«Я могу также сказать, что ушел из политики не потому, что больше не мог ничего сделать; такая мысль никогда не приходила мне в голову. Я отошел в сторону потому, что хотел, чтобы ничто не мешало моим занятиям йогой, и потому, что получил по этому поводу вполне отчетливый адеш (ādeśa). Я полностью прервал все свои связи с политикой, однако на тот момент я уже твердо знал, что работа, мной начатая, будет продолжена, и она будет вестись в направлениях, намеченных мной, и что конечный успех всего движения, которому я положил начало, произойдет неизбежно и без моего присутствия или участия. Среди мотивов, побудивших меня отойти от дел, не было ни намека на отчаяние или разочарование. Если говорить о дальнейшем, то я не помню, чтобы какое-то из моих желаний, имевших отношение к событиям в мире, не сбылось, даже если мировым силам потребовалось немало времени для подготовки его реализации. Что касается вероятности неудачи в своей духовной работе, то о них лучше поговорим в другой раз. Трудности есть, однако я не вижу причин ни для пессимизма, ни для разговора о неудаче.
IV. Поправки к ошибкам в публикациях
«Здесь[64] вы найдете ответы на вопросы, которые вы подняли в своем письме. За исключением одного пункта, где требуются пояснения, я ограничусь только фактами.
1. Здесь идет речь о серии статей «Пассивное сопротивление», напечатанной [в «Банде Матарам»] в апреле 1907 г., автором которой был я, а не Бепин Пал. Бепин Пал прекратил свое сотрудничество с газетой в конце 1906 г. и с тех пор больше не писал для нее ни редакционных, ни иных статей. Я в то время запланировал несколько серий статей для «Банде Матарам», из которых опубликованы были, по меньшей мере, три, и одна из них – «Пассивное сопротивление».
2. Статьи, напечатанные в «Дхарме» в феврале и марте 1910 г., написаны не мной. На самом деле их автором был молодой человек, помощник редактора. Об этом знают все, кто работал в то время в редакции газеты или был с нею связан, например Нолини Канта Гупта[65] , который и тогда был со мной, и находится рядом со мной сейчас.
3. Уезжая в Чандернагор, я не заходил в Багбазар Матх[66] , чтобы встретиться с Шри Сарадешвари Деви. Более того, я никогда с ней не встречался и никогда в жизни ее не видел. Я сел на пароход на другой набережной Ганга (Ганга-гхат), не на набережной Багбазара.
4. Ни Ганен Махарадж, ни Ниведита не провожали меня на берег. Они оба ничего не знали о моем отъезде: Ниведита узнала о нем позже из моего письма, где я просил ее возглавить в мое отсутствие «Карма-йогин». Она дала на это свое согласие и с того момента вплоть до закрытия газеты руководила изданием, и все редакционные статьи того времени написаны ею.
5. Я не приводил жену для инициации к Шри Сарадешвари Деви; насколько я понял, ее отвела туда Судхира Бос, сестра Дебабраты[67] . Сам я узнал об этом намного позднее, в Пондичери. Я был рад тому, что моя жена нашла такое замечательное духовное прибежище, но не я приложил к этому руку.
6. Я уехал в Чандернагор не по совету сестры Ниведиты. Она предупредила меня, что власти приняли решение о моей высылке из страны, и хотела уговорить покинуть Британскую Индию, чтобы я вел работу из-за границы, но я ответил ей, что считаю это ненужным, что вместо бегства я предпочитаю написать статью, которая сведет их планы на нет. Именно тогда я написал статью «Моя последняя воля и завещание», подписавшись своим именем. Впоследствии Ниведита сообщила мне, что статья сыграла все же свою роль, и власти отказались от своей идеи. Позднее у нее не было возможности советовать мне что бы то ни было, и к тому же едва ли я последовал бы любому совету: ей не было ничего известно о причинах, приведших к моему отъезду в Чандернагор.
7. Здесь изложены факты, касающиеся моего отъезда. Мне передали информацию, полученную от высокого полицейского чина, о том, что на следующий день в редакции будет обыск и меня арестуют в тот момент, когда я буду находиться в редакции «Карма-йогина». (Редакцию действительно обыскали, но ордер на мой арест предъявлен не был; я больше ничего не слышал о моем предполагавшемся аресте до тех пор, пока не было возбуждено дело против газеты, но к тому времени я уже уехал из Чандернагора в Пондичери.) Я стоял и слушал, как все в редакции обсуждают эту новость, и вдруг услышал приказ свыше, три слова: «Отправляйся в Чандернагор», – произнесенные хорошо знакомым мне Голосом. Примерно через десять минут я уже был в лодке и отправился в Чандернагор. Привел нас к берегу Рамачандра Маджумдар, и он же нанял лодку, я тут же сел в нее вместе с моим родственником Биреном Гхошем[68] и Мони (Сурешчандрой Чакраварти)[69] , которые сопровождали меня в Чандернагор, и мы не заходили ни в Багбазар, ни куда бы то ни было. Мы прибыли в Чандернагор затемно, а утром они вернулись в Калькутту. Я остался на тайной квартире, полностью погруженный в садхану, и с того момента мое активное участие в двух газетах прекратилось. Позже, по такому же «распоряжению свыше», я отплыл из Чандернагора и прибыл в Пондичери 4 апреля 1910 г.
В объяснение могу добавить, что с того момента, когда я расстался с Леле в Бомбее – после сессии в Сурате, после моего с ним пребывания в Бароде, Пуне и Бомбее, – я принял за правило безоговорочно слушать внутреннее руководство и двигался только туда, куда меня направляло Божественное. Мои духовные практики, которыми я занимался в тюрьме, за год из правила превратились в непреложный закон жизни. Этим и объясняется моя немедленная реакция на полученный адеш.
Адресуя свои замечания по этим вопросам к редактору «Удбодхана», вы можете ссылаться на это мое письмо в качестве аргумента.
«В 1904 году махараджа пригласил в Бароду сестру Ниведиту, и Шри Ауробиндо не раз беседовал с ней о Рамакришне и Вивекананде».
Не помню, приглашали ее или нет, но думаю, она приехала в качестве правительственного гостя. Мы с Кхаширао[70] встречали ее на вокзале.
Не помню, чтобы Ниведита беседовала со мной на духовные темы, о Рамакришне или о Вивекананде. Мы говорили о политике и не только. По пути от вокзала в город она громко возмущалась уродливым зданием Университета с его тяжелым куполом и восхищалась монастырем (Дхармашалой). Кхаширао в изумлении взирал на нее и решил, что, наверное, она немного не в своем уме. В то время я был сильно увлечен ее книгой «Мать Кали», и кажется, мы поговорили и о книге; она сказала, что слышала, будто я, так же как и она, сторонник Силы, подразумевая под Силой нелегальную революционную партию; позднее я присутствовал при ее беседе с махараджей, которому она предложила поддержать нелегальную работу для подготовки революции, предложив ему связываться с ней через меня. Сайаджирао был слишком умен, чтобы подвергать себя такой опасности, и впоследствии ни разу со мной об этом не заговаривал. Вот и все, что я помню.
«В апреле 1908 года при обыске в доме Шри Ауробиндо полиция нашла у него в комнате землю из Дакшинешвара[71]».
Землю привез молодой человек, связанный с Миссией Рамакришны, и я хранил ее у себя; когда полиция явилась арестовать меня, земля была у меня в комнате.
«Банде Матарам» начала выходить 7 августа 1906 года. Акционерное общество было создано 18 октября 1906 года. Таким образом, с августа по октябрь 1906 г. Бепин Пал был главным редактором газеты».
Бепин Пал начал издавать «Банде Матарам» сам, имея в кармане всего 500 рупий, которые пожертвовал на это дело Харидас Халдар. Бепин попросил у меня помощи, чтобы я стал у него помощником редактора, и я согласился. Я организовал в Калькутте неофициальную встречу молодых лидеров Националистической партии, где они согласились сделать «Банде Матарам» партийным печатным органом, с тем чтобы основные расходы по финансированию взяли на себя Субодх Маллик и Нирод Маллик. Позднее был разработан проект и была создана компания, а до поры до времени газету финансировал Субодх. Бепин Пал, которого серьезно поддерживали Ч. Р. Дас и другие, оставался главным редактором. Хемендра Прасал Гхош и Шьям Сундар, которых поддерживали Маллики, входили в редакционный совет, но с трудом находили общий язык с Бепином-бабу. В конечном итоге, Бепин Пал вынужден был уйти – в ноябре или в декабре, не помню точно, скорее в декабре. Я в то время лежал в доме своего тестя на Серпентайн-лейн, больной, едва ли не при смерти, и не знал, что происходит в редакции. Мое имя было напечатано как имя главного редактора без моего согласия, после чего я довольно резко поговорил с секретарем и имя было снято. Я также написал по этому поводу жесткое письмо Субодху. С того времени Бепин Пал прервал свои отношения с «Банде Матарам». Кто-то говорил, будто Бепин Пал возвращался в газету, когда шло следствие по алипорскому делу. Мне об этом ничего не известно. Когда меня выпустили из тюрьмы, Беджой Чаттерджи рассказывал мне, что в мое отсутствие они готовили выпуски вместе с Шьямом Сундаром и Хемендрой Прасадом, еще как-то справляясь с подготовкой материалов, но не с финансированием, поэтому Беджой намеренно написал такую статью, за которую власти закрыли газету, так что «Банде Матарам» закончила свои дни с честью, сумев под конец наделать немного шума.
Утверждения Гириджи Шанкара относительно Шри Ауробиндо нельзя принимать в расчет в таком виде, как они есть; они нередко основаны на ошибочной информации и либо грешат неверной интерпретацией, либо представляют собой его домыслы или догадки.
«Шри Ауробиндо уполномочил меня опровергнуть информацию[72] , перепечатанную из «Хиндустан стандарт», которая вышла в 17-м выпуске вашего издания, где утверждается, что Шри Ауробиндо посетил Шри Сарадамани Деви[73] в день своего отъезда в Пондичери (?) и получил от нее нечто вроде дикши (dīkṣā). Некоторое время назад в калькуттском ежемесячнике была напечатана история о том, что в ночь отъезда в Чандернагор в феврале 1910 г. Шри Ауробиндо посетил ее в Багбазар Матхе, чтобы получить благословение, что его провожали сестра Ниведита и брахмачарин из Матха и что он решился покинуть Британскую Индию по совету сестры Ниведиты. Все эти утверждения противоречат фактам и были опровергнуты в том же еженедельнике Шри Чаручандрой Даттом по поручению Шри Ауробиндо.
Отъезд Шри Ауробиндо в Чандернагор был результатом мгновенного решения, продиктованного адешей и исполненного в тайне и немедленно, без каких-либо советов и консультаций с кем бы то ни было. Из редакции «Дхармы» он отправился к берегу, Матх он не посещал, никто его не провожал; как только была найдена лодка, он сел в нее с двумя молодыми людьми и отплыл из Калькутты. Его адрес в Чандернагоре сохранялся в тайне, и о нем знали только Сриджут Мотилал Рой, который и организовал его проживание в Чандернагоре, и еще несколько человек. Письмо к сестре Ниведите – где Шри Ауробиндо ставил ее в известность о своем отъезде и просил заменить его на посту главного редактора «Карма-йогина», на что она согласилась, – он написал через день после отъезда. При переезде из Чандернагора в Пондичери Шри Ауробиндо остановился лишь на пару минут у дома на Колледж-сквер, чтобы забрать у двоюродного брата чемодан со своими вещами, и не заходил никуда, кроме британского санитарного инспектора, где получил медицинский сертификат, необходимый для поездки. Затем он отправился прямиком на пароход «Дюплекс» и на следующее утро уже плыл в Пондичери.
Следует добавить, что ни в тот раз, ни когда-либо позднее Шри Ауробиндо не получал инициации не только от Сарады Деви, но вообще никогда и ни от кого. Он принял свою садхану в 1904 г. в Бароде по собственной инициативе, узнав от своего друга самые обычные пранаямы. В дальнейшем единственным человеком, который ему помог, был йог из Махараштры, Вишну Бхаскар Леле, объяснивший, как можно достичь полного безмолвия ума и неподвижности сознания. Этим умением Шри Ауробиндо овладел за три дня, достигнув результатов с таким продолжительным и глубоким воздействием на его духовную реализацию, что это открыло ему новые горизонты йоги. В конце концов Леле посоветовал Шри Ауробиндо полностью отдать себя на волю Божественного в себе и двигаться только туда, куда его зовет внутренний Голос, и тогда отпадет нужда в советах и Леле, и чьих бы то ни было. С того момента и впредь это стало для Шри Ауробиндо основой и главным принципом его cадханы. С начала 1909 г., в течение всех многолетних духовных практик в Пондичери он был свободен от любого духовного влияния со стороны.
«В своем ответе на статью Суреша Чакраварти[74] мой старый друг Рамачандра Маджумдар гордится тем, что в своем преклонном возрасте сохранил твердую память. Память его и впрямь до того тверда, что в ней сохраняются – правда, в очень неточном виде – не только реальные события, но и то, чего никогда не было. В его рассказе столько домыслов и ошибок, что он мог бы предоставить богатый материал для художественной, романтической биографии Шри Ауробиндо в духе современной литературы, однако никакой другой ценности он не имеет. Жаль, что я вынужден растоптать этот роскошный цветник, но историческая и биографическая правда предъявляет свои требования. Я исправляю здесь лишь самые вопиющие ошибки.
Прежде всего нужно сказать, что рассказ Суреша Чакраварти представляет собой лишь неточное изложение фактов, касающихся отъезда в Чандернагор, и опровергает версию о посещении Шри Ауробиндо перед отъездом из Калькутты Шри Сарады Деви. С этой историей практически разобрались, и теперь понятно, что приписываемый Шри Ауробиндо визит перепутан с другим, произошедшим несколькими днями ранее. Могу добавить, что рассказ Суреша был представлен для прочтения Шри Ауробиндо, который подтвердил изложенные в нем факты как в целом, так и в деталях.
Но теперь появилась еще одна история, где сплошная путаница и вымысел, которая может послужить хорошим примером того, как рождаются мифы. Шри Ауробиндо никогда не говорил с сестрой Ниведитой о намерении властей возбудить против него дело в связи с убийством Шамсула Алама, поскольку никто и никогда не сообщал ему о подобном намерении. Сестра Ниведита никогда не давала ему ни совета, ни инструкции уехать и скрыться. То, что было на самом деле, не имело отношения к его отъезду в Чандернагор. А было вот что: сестра Ниведита, задолго до отъезда, сообщила Шри Ауробиндо, что власти намерены изгнать его из страны, и посоветовала не «скрыться», а покинуть Британскую Индию и продолжать работу из-за границы; однако Шри Ауробиндо совета не принял. Он ответил, что лучше он напишет открытое письмо, которое, по его замыслу, заставит Правительство отказаться от своей затеи, и письмо появилось в «Карма-йогине» под заголовком «Моя последняя воля и завещание». Впоследствии сестра Ниведита рассказала ему, что письмо на самом деле возымело желаемый эффект и вопрос о депортации более не поднимался.
Во время поездки в Чандернагор Шри Ауробиндо не встречался с сестрой Ниведитой; это лишь реминисценции уже отвергнутой версии рассказа о его визите в Матх в Баранагаре, где шла речь о том, что сестра Ниведита провожала его до пристани. Ей ничего не было известно о его отъезде в Чандернагор до тех пор, пока она не получила от него письмо с просьбой возглавить в его отсутствие редакцию «Карма-йогина». Отъезд был внезапный. Шри Ауробиндо, по его собственным словам, находился в редакции «Карма-йогина», когда узнал о предстоящем обыске и о своем возможном аресте, и вдруг получил адеш, повелевающий ему отправиться в Чандернагор, который он исполнил немедленно, не спрашивая чьего-либо совета и не ставя никого в известность, даже своих коллег и сотрудников. Всё было проделано за 15 минут или около того, в полнейшей тишине и секретности. К гхату[75] он шел следом за Рамом Маджумдаром, а сзади, на небольшом расстоянии, двигались Суреш Чакраварти и Бирен Гхош. Лодку наняли сразу, трое из них быстро в нее сели, и лодка отплыла. Место его пребывания в Чандернагоре, как и затем отъезд в Пондичери, сохранялось в тайне, и обо всем этом знали всего несколько человек. Шри Ауробиндо никогда не просил Рама Маджумдара подыскать место, где бы он мог скрыться; на то, чтобы что-то подыскивать, не было времени. Шри Ауробиндо уехал без предупреждения, положившись на друзей в Чандернагоре. Первым ему дал приют в своем доме Мотилал Рой, а затем он несколько раз устраивал его на квартирах, о которых знали очень немногие. Вот это правдивое изложение тех событий, по собственным словам Шри Ауробиндо.
Еще один миф заключается в том, что Девабрата Бос и Шри Ауробиндо якобы обратились в Миссию Рамакришны с просьбой принять их и что Девабрату приняли, а Шри Ауробиндо получил отказ от Свами Брахмананды. Шри Ауробиндо никогда и не помышлял принимать саньясу или вступать в какой-либо орден саньяси. Следует подчеркнуть, что саньяса никогда не входила в его йогу, что, несмотря на то, что в Пондичери он сам основал ашрам, его члены не саньяси (не носят желтых одеяний и не предаются аскетизму), а садхаки, посвятившие свою йогу и жизнь духовной реализации. Именно так Шри Ауробиндо понимал свою цель и никак иначе. Он виделся со Свами Брахманандой лишь однажды, когда отправился на лодке в Белур; их беседа длилась примерно 15 минут и не касалась духовных предметов. Свами был озабочен сообщением, пришедшим тогда от властей, и советовался со Шри Ауробиндо, нужно ли на него отвечать. Шри Ауробиндо сказал, нет, и Свами с ним согласился. Шри Ауробиндо осмотрел монастырь и уехал, и более ничего там не произошло. Ни до ни после того он не вступал в контакт со Свами Брахманандой ни письменно, ни каким-либо иным путем и никогда ни прямо, ни косвенно не просил ни о принятии в монастырь, ни о саньясе.
Появились намеки и даже утверждения о том, что тогда Шри Ауробиндо якобы принял инициацию или просил инициации у определенных лиц. Те, кто распространяет эти легенды, по-видимому, не знают, что в тот период Шри Ауробиндо уже не был новичком на духовном пути и не нуждался ни в инициации, ни чьём бы то ни было духовном руководстве. В то время Шри Ауробиндо уже получил две из четырех главных реализаций, которые составляют основу всей его йоги и его духовной философии. Первую он получил в Бароде, медитируя вместе с йогом из Махараштры Вишну Бхаскаром Леле, в январе 1908 г., когда научился приводить в состояние полного покоя всё свое сознание. Это была реализация безмолвного, пребывающего вне пространства и времени Брахмана, а ее результатом стало вначале всеобъемлющее ощущение и осознание полной нереальности мира, исчезнувшие позднее, после второй реализации, которая заключалась в обретении космического сознания и познании Божественного, присутствующего во всём и во всех, – что произошло с ним в алипорской тюрьме, о чем он и говорил в своей речи в Уттарпаре. В своих медитациях в алипорской тюрьме он был уже на пути к двум следующим реализациям: к познанию высшей Реальности, двумя аспектами которой является статический и динамический Брахман, и к открытию более высоких уровней сознания, ведущих к Сверхразуму. Более того, он принял от Леле в качестве принципа необходимость полностью полагаться на Божественное руководство как в садхане, так и во внешней деятельности. После принятия внутреннего руководства было невозможно и не нужно вверять себя кому бы то ни было. Так что на самом деле Шри Ауробиндо никогда и ни от кого не получал инициации; он сам начал свою садхану с практики пранаямы и никогда не просил помощи ни у кого, кроме Леле.
Следует отметить еще несколько моментов, менее важных, однако необходимых для понимания недостоверности деталей в рассказе Рамачандры. Автоматическое письмо, о котором он говорит, является лишь плодом его воображения и не имеет под собой никаких оснований. Шри Ауробиндо категорически отрицает, что когда-либо прибегал к автоматическому письму, когда давал нравственные или какие-либо иные рекомендации и наставления, в противном случае это был бы обман или фокус, потому что никакое письмо не может быть автоматическим, поскольку его диктует и направляет сознание пишущего. Он занимался таким письмом ради эксперимента и для развлечения, и ни для чего более. Здесь следует напомнить об обстоятельствах, когда они впервые с этим соприкоснулись. Опытами с автоматическим письмом увлекался Бариндра в Бароде, и у него выходили потрясающие по блеску и стилю тексты на английском языке, с предсказаниями, которые впоследствии сбылись, и с указанием фактов, которые также оказались верными, хотя никто из его окружения на тот момент о них не знал; в частности, удивительное по своей символической значимости предсказание неожиданного отъезда из Индии лорда Керзона, а также предсказание первого поражения революционного движения и замечательного поведения Тилака в это время. Предсказание о Тилаке было сделано в присутствии самого Тилака, который приехал и, по совпадению, вошел в дом Шри Ауробиндо в Бароде именно в тот момент, когда Барин писал о нем. Потрясенный, Шри Ауробиндо заинтересовался и решил сам заняться таким письмом, чтобы выяснить, что за ним стоит. Именно такими экспериментами он и занимался в Калькутте. Однако результаты его не удовлетворили, ни там, ни позднее в Пондичери, когда он снова несколько раз проводил эти эксперименты, поэтому он их оставил. Он не придавал такого значения этим опытам, как, по-видимому, Рамачандра, так как в его текстах в отличие от текстов Барина не было ничего особенного. Окончательный вывод, который сделал Шри Ауробиндо, заключался в том, что, хотя иногда бывают случаи, указывающие на вмешательство существ иных планов, причем не всегда и не часто высшего порядка, но по большей части подобные тексты являются результатом работы активного элемента подсознания; и если задеть в подсознании соответствующую струну, тогда на самом деле можно узнать реальные факты из будущего, а также из настоящего или прошлого, но так или иначе всё это не имеет большого значения. Могу также добавить, что детали, которые здесь приводит Рамачандра, неверны, и никакого наставника по имени Тереза никогда не было, как, впрочем, и никакого другого, хотя время от времени возникал и вмешивался некто, называвший себя Тераминис. Процесс письма происходил спонтанно, без какого бы то ни было духа-наставника, как это бывает у медиумов, если судить по их рассказам.
Менее серьезной, но еще более странной выглядит попытка представить Шри Ауробиндо как поэта, сочинявшего на тамильском языке, причем, кажется, в то время, когда он изучал его всего несколько дней. Шри Ауробиндо не только не сочинял на тамильском стихов, но не написал ни единой строчки прозой и даже не произнес ни единого предложения на этом языке. Несколько дней он провел в обществе наира из касты малабаров (касты воинов), который читал ему и помогал понять статьи из тамильской газеты, это было незадолго до его отъезда из Бенгалии. В Пондичери Шри Ауробиндо немного занимался тамильским языком, но только немного, так как вскоре он принял решение полностью прервать контакты с людьми.
Рассказ Рамачандры изобилует неточностями и вымышленными деталями. Шри Госвами показал в своем письме, что записи Шри Ауробиндо об астрологии, о которых говорит Рамчандра, были всего лишь обычными записями простейших опытов, не имевшими никакой ценности. Шри Ауробиндо вел их в Бароде, чтобы освежить в памяти предмет, которым заинтересовался, пытаясь понять, какая истина может содержаться в астрологии. У него не было ни малейшего намерения попробовать себя в качестве астролога или начать писать об астрологии. Это были просто заметки, а не книга, и никогда издательство «Арья» не публиковало его работ на эту тему.
Неверно также и то, что жена Шри Ауробиндо, Мриналини Деви, жила в доме К. К. Митры[76] на Колледж-сквер; там жил Шри Ауробиндо в период между алипорским процессом и отъездом во Французскую Индию. Но его жена жила в семье Гириша Боса, ректора колледжа Бангабаси. Невозможно понять смысл высказывания, приписанного Шри Ауробиндо, о том, что он был человеком, поднявшимся до человечества, – если только не предположить, что он был человеком-животным, поднявшимся до состояния мыслящего существа. Разумеется, Шри Ауробиндо никогда не говорил такой громкой и бессмысленной фразы. Если бы там было сказано: «до Божественного Человечества», то в этом еще был бы смысл, однако всё высказывание в целом звучит не в стиле Шри Ауробиндо. Собственно говоря, всё, что Рамчандра вкладывает в уста Шри Ауробиндо, противоречит его манере, как, например, «шекспировские», в духе Полония, советы, которые якобы Шри Ауробиндо дал Рамчандре перед отъездом в Чандернагор. Возможно, Шри Ауробиндо и попросил Рамчандру хранить молчание, но не в таких цветистых выражениях.
Здесь следует поставить точку, так как нет нужды разбирать здесь каждую неточность или выдумку. Думаю, я сказал достаточно, чтобы наглядно показать всем желающим знать правду о Шри Ауробиндо, насколько ненадежный источник рассказ Рамчандры. Он вполне подходит под определение Гете «поэтической правды», поскольку истины в нем мало, а поэтического вымысла много. То же соотношение, что и соотношение эля и хлеба, записанное в таверне в счет Фальстафа. В сущности, это почти всё.
«Должен сказать, что то изложение событий, которое Х.[77] , по-видимому, от кого-то услышав, воспроизводит на страницах 317—324, являет собой чистейший романтический вымысел, не имеющий никакого отношения к действительности. В алипорской тюрьме первую половину срока я сидел в одиночной камере, а после убийства Норена Госсайна всех подследственных, проходивших по этому делу, перевели в одиночные камеры, где мы и сидели вплоть до конца процесса. Все вместе в большой общей камере мы находились лишь короткое время. Утверждения, будто, когда я медитировал, заключенные становились вокруг меня кольцом, будто я им читал Гиту и они пели вместе со мной стихи из нее, а также будто они мне задавали вопросы на духовные темы, а я их наставлял – всё это не имеет под собой никаких оснований и вся рассказанная там история – чистейший вымысел. До тюрьмы я был знаком лишь с некоторыми из заключенных, причем садхану практиковали из них только те, кто был из окружения Барина, так что, если бы им понадобилось наставление, они обращались бы к нему, а не ко мне. Я тогда был увлечен своей йогой и учился практиковать среди постоянного шума и криков, но делал я это сам, молча, не привлекая к себе никаких соучастников. Я начал свою йогу в 1904 г., и с тех пор она всегда была для меня делом исключительно личным, так что даже близкие знали только, что я принял садхану, и не более того, и я ни с кем не обсуждал то, что со мной происходило. Только выйдя из тюрьмы, в Уттарпаре я впервые публично рассказал о своих духовных опытах. Я никогда никого не брал в ученики вплоть до Пондичери, и с теми, кто сопровождал меня и кто присоединился ко мне там позже, сначала меня связывали отношения скорее дружеские или товарищеские, чем отношения гуру и учеников, так как я сошелся с ними на политической, а не на духовной основе. Духовная сторона наших взаимоотношений образовывалась медленно, и произошло это нескоро, только в 1926 году, после того как Мать вернулась из Японии и был создан или, точнее, сформировался сама собой ашрам. В 1904 году я самостоятельно начал свою йогу, без гуру; в 1908-м мне серьезно помог йог из Махаратха, и я получил возможность подвести под свои занятия определенную базу, однако после того случая и вплоть до приезда Матери в Индию я на духовном пути не получал ни от кого помощи. До того и после моя садхана основывалась не на книгах, а на личных переживаниях, изливающихся потоком изнутри. В тюрьме у меня были Гита и Упанишады, и йогу я практиковал по Гите, а медитировал по Упанишадам, но это были единственные книги, к которым я когда-либо прибегал за помощью, а в Пондичери, где я впервые обратился к Ведам, я это сделал, скорее, не из-за руководства, а чтобы найти подтверждение уже имевшемуся у меня опыту. Иногда я читал Гиту, чтобы пролить свет на те или иные сложности или вопросы, возникавшие передо мной, и обычно получал ответ или помощь, но никакой такой роли Гиты, какая изображена в этой книге, не было. Правда то, что в тюрьме я во время медитации две недели подряд слышал голос Вивекананды, говорившего со мной, и ощущал его присутствие, но это не имеет ничего общего с теми выдумками, о которых написано в книге, никогда не имевших места быть и никак не связанных с Гитой. Голос Вивекананды говорил со мной только на одну, очень узкую, но очень важную для духовного опыта тему и, как только он договорил это до конца, то тут же умолк.
Теперь что касается моих отношений с сестрой Ниведитой – они ограничивались исключительно политикой. Ни духовные практики, ни духовные темы в разговорах к ним не примешивались, и я не помню, чтобы мы когда-нибудь при встречах их затрагивали. Один или два раза она немного приоткрылась с этой стороны, но в разговоре не со мной, а с другим человеком, который к ней зашел, а я лишь при этом присутствовал. История о том, как мы с ней провели вместе целые сутки, а также обо всем, что тогда между нами возникло, есть чистейшая выдумка, в которой нет ни крупицы истины. Я познакомился с сестрой Ниведитой в Бароде, когда она приехала читать короткий курс лекций. Я встречал ее на вокзале и привез в дом, где ей предстояло в то время жить. Я также сопровождал ее на встречу с махараджей Бароды, которой она добивалась. Обо мне она тогда слышала только как о «стороннике Силы и поклоннике Кали», что в ее устах прозвучало так, будто она слышала про мою нелегальную революционную деятельность. Я же знал о ней больше потому, что к тому времени прочел ее книгу «Мать Кали», которую высоко ценил. В те дни и возникла наша дружба. Позднее, когда мои эмиссары в Бенгалии уже провели определенную революционную подготовку, я сам поехал туда, чтобы на месте оценить, как идут дела. Я обнаружил там множество крохотных подпольных групп, возникших недавно, разрозненных и действовавших без всякой связи друг с другом. Я пытался объединить их в единую организацию под руководством лидера революционной Бенгалии адвоката П. Митры и центрального совета, состоявшего из пяти человек, в который входила и сестра Ниведита. Работа под руководством П. Митры приняла огромный размах, под конец сплотив десятки тысяч молодых людей, объединенных тем революционным духом, который распространился благодаря газете Барина «Югантар». Однако во время моего отсутствия совет в Бароде прекратил свое существование из-за невозможности поддерживать согласие между всеми многочисленными группами. С тех пор у меня не было случая встретиться с Ниведитой, пока я не обосновался в Бенгалии, став ректором Национального университета и основным автором редакции «Банде Матарам». К тому времени я уже был одним из лидеров общественного движения, известного сначала как радикализм, а позднее как национализм. Но и тогда мы встречались с ней лишь один или два раза в Конгрессе, поскольку сотрудничество наше ограничивалось исключительно рамками нелегальной революционной работы. Я был занят своим делом, она своим, и у нас не возникало поводов для каких-то консультаций или совместных решений в связи с руководством движением. Позднее я начал выкраивать время, чтобы иногда навещать ее в Багбазаре.
В одно из моих посещений она мне сообщила, что власти приняли решение выслать меня из страны, и сказала, что хотела бы, чтобы я либо ушел в подполье, либо уехал из Британской Индии и действовал из-за границы, с тем чтобы моя работа не была прервана. В то время вопрос об опасности для самой сестры Ниведиты не возникал; она, несмотря на свои политические взгляды, поддерживала дружеские отношения с высшими правительственными чиновниками, и вопрос о ее аресте не поднимался. Я ответил ей, что не вижу необходимости так поступать, что я предпочел бы опубликовать в «Карма-йогине» открытое письмо, которое, как я тогда подумал, могло бы воспрепятствовать моей высылке. Так я и поступил, и во время следующего моего визита она сказала, что мой ход увенчался успехом и власти отказались от высылки меня за границу. В Чандернагор я уехал позднее; между этими двумя встречами, безнадежно перепутанными в книге, нет никакой связи. Встречи, описанной в книге, никогда не было. Предупредил меня о намечавшихся обыске и аресте не Гонен Махарадж, а молодой человек из редакции «Карма-йогина» по имени Рамчандра Маджумдар, чей отец узнал об этом от друзей за день или за два. По этому поводу ходило немало легенд, говорили даже, будто меня собираются обвинить в соучастии в убийстве в Верховном суде Шамсула Алама, видного сотрудника Департамента уголовных расследований, что сестра Ниведита послала за мной и предупредила и мы с ней обсудили, что делать, и я в результате исчез. Мне никто никогда не предъявлял подобных обвинений, и я ничего ни с кем не обсуждал. Против меня действительно намеревались возбудить дело, которое впоследствии и было возбуждено, однако в вину мне ставилась только подрывная деятельность. Сестра Ниведита ничего не знала о тех событиях, пока не получила моего письма из Чандернагора. Я не заходил к ней в дом и не виделся с ней; и абсолютно неверно, будто она пришла проводить меня вместе с Гоненом Махараджем. У меня не было времени сообщить ей о том, что произошло, так как я получил приказ свыше отправляться в Чандернагор почти сразу после того, как узнал о готовящемся обыске, а через десять минут мы были уже на гхате, где сразу наняли лодку и я отплыл в Чандернагор в сопровождении двух молодых людей. Лодка была самая обыкновенная, каких много на Ганге, на веслах было двое гребцов, и все живописные детали о какой-то французской лодке и исчезающих городских огнях являются чистой литературой. Я послал одного из членов редакции к Ниведите с письмом, где сообщил обо всем происшедшем и просил ее взять на себя руководство «Карма-йогином» в мое отсутствие. Она дала согласие и с того момента и вплоть до закрытия газеты руководила изданием, а я был поглощен садханой и ничем ей в то время не помогал и никаких статей за своей подписью не публиковал. Моя подпись появлялась в «Карма-йогине» только дважды, и второй раз в связи с неудавшимся обвинением. Ниведита также не имела отношения к моему устройству и выбору квартиры в Чандернагоре. Я уехал, никого не поставив заранее в известность, и принимал меня Мотилал Рой, который втайне от всех устроил меня затем на квартиру, о которой знали лишь он и еще несколько друзей. Ордер на мой арест был отозван, но примерно через месяц я придумал один маневр, который вынудил полицию к открытым действиям, после чего ордер был возобновлен и в мое отсутствие было возбуждено дело против печатника, которое закончилось его оправданием в Верховном Суде. Я в то время уже плыл в Пондичери, куда прибыл 4 апреля. Там я находился также тайно в доме одного известного человека до тех пор, пока не был вынесен оправдательный приговор, после чего я легализовал свое присутствие на территории Французской Индии. Таковы основные факты, и они не оставляют места всем тем домыслам, о которых идет речь в книге. Было бы хорошо, если бы вы связались с Х. и передали ей мои слова, с тем чтобы она могла внести в новое издание необходимые исправления и убрать ошибки, которые в значительной степени снижают ценность ее книги о Ниведите.