– Возле корабля. Мы были возле корабля, потому что бой закончился.
– А сколько человек оставалось с Йорком?
– Трое или четверо, – неуверенно ответил рыжебородый. – Эти рабы тоже бродили поодиночке. Мы их поймали всех по одному.
– Значит, всё-таки кто-то один смог убить Йорка и его людей?! – заключил брат погибшего предводителя данов.
– Послушай, Ормир13…, – попытался оправдаться кто-то из викингов.
– Нет, это ты послушай! – вдруг закричал «призрак» Йорка. – Даже если Один заколдовал меч моего брата, и он пал от руки неприятеля, то почему вы не отомстили за своего форинга?
Снова стало тихо.
– А где тот корабль, на котором было серебро? – спросил Ормир.
– Мы не нашли его, – уже неуверенно ответил длиннобородый кормчий, – то есть мы нашли его, но он потом куда-то пропал.
Пленники, уткнувшись взглядами в столб, могли только слышать драму, что разыгрывалась за их спинами. Грид тоже больше не смотрел на близнеца Йорка.
– Не было никакого дрекибёти, – тихо и устало заключил Ормир, – не было… Послушайте, бьёрны, что говорят эти люди! Они бросили своего форинга, когда тот скрестил меч с каким-то неизвестным героем, хотя все вы знаете, что среди живых Йорку в бою не было равных. Человек, который давал вам золота больше, чем кесарь раздаёт своим родичам в Византии, погребён неотомщённым. Они отправили его в Вальхаллу не на корабле, как этого требует наш священный обычай – эрфи14, – а подвалив под него вязанку дров! Корабль серебра, ради которого Йорк отдал жизнь, исчез у них из-под носа, хотя на корабле не осталось команды, как они сами утверждали. Но дело не в этом…
Толпа, собравшаяся вокруг, недружно загудела.
– Йорк пал от руки предателя! Им просто не захотелось делить это серебро поровну.
– Зачем же мы тогда вернулись в Игрубс? – закричал в ответ кормчий.
– Это была ваша ошибка. Разоружить их! – приказал Ормир. – Я не хочу проливать кровь сородичей, но эти люди первыми пролили её. Они должны доказать, что могут называть себя бьёрнами. Завтра их ждёт волчья яма.15
ГЛАВА 5
– Знаешь, как на их языке будет «свободный человек»? – спросил Трогги у Грида, когда даны разбрелись по своим делам.
– Нет, – ответил Грид.
– «Свободная шея». А нашу свободу сегодня закуют в железные ошейники.
– Думаю, я до этого не доживу, – отозвался Грид, – руки затекли настолько, что я сейчас отправлюсь следом за Йорком.
– Осторожней шути на эту тему. – вмешался в разговор Хольдер, – Этот Ормир готов за брата подвесить за ноги любого. Видно, у них с Йорком была общая душа. Такое часто случается с близнецами.
Грид вдруг заметил, как неопрятная старуха с расплетёнными волосами остановила на нём затуманенный взгляд и направилась в их сторону.
Пленники замолчали.
– Эфли! – заговорила старуха, распахнув полузрячие глаза. – Эфли!.. Сила!.. Я чувствую, какая сила стоит за этим рабом! Она говорит со мной. Она скоро вырвется наружу!..
– Что ей надо? – тихо спросил Грид, но никто из его друзей не ответил.
– Он вернёт утраченное и восстановит равновесие. Ормир, отдай его мне! Пусть ворон совьёт гнездо над моей дверью!
Старуха пошла догонять викингов, занятых проблемой наказания виновных.
– Ормир!.. Ормир!.. – ещё долго слышали пленники её голос.
– Слава богам, что она не раскрыла тебя, ведь это – вельва.
– Я уже понял, – отозвался Грид. – Знавал я одну вельву. Но та была совсем другая…
– Зося? – спросил Хольдер, возвращая Грида из призрака воспоминаний.
Молодой воин подумал, что лучше не продолжать эту тему.
Старуха действительно забрала Грида себе. Ему объяснили, что, увидев человека с ошейником раба дальше, чем в ста шагах от Игрубса, любой вольный фолькер имеет право пустить тому стрелу в грудь. Фолькерами даны называли самих себя. Так Грид стал рабом. Правда, старуха не позволила заклепать ему на шее железное кольцо. Это вызвало протест у рыжебородых, но Ормир видимо ценил вельву и сделал ей уступку.
Старуху звали Фрокной. После истории с ошейником, Грид посчитал, что его ждёт более завидная участь, чем Трогги, который достался местному кузнецу, и тем более Хольдера, ставшего рабом самого Ормира. Но уже на следующий день Грид понял, что просчитался. Фрокна ни с того ни с сего обрушила на парня своё негодование, бубня под нос какую-то глупость про засуху, и заставила его таскать воду из ручья, чтобы поливать сухой вереск. Только вмешательство Ормира, пожалевшего ручей, а не раба, спасло Грида от бесполезного мучения.
Даны готовили волчью яму. Так назывался поединок человека и голодного волка, вскормлённого человеческим мясом и не знавшего другой еды.
Одна проблема состояла в том, что в Игрубсе не нашлось нужного количества волков для поединка, ведь бой всегда проходил один на один, а это значило, что требовалась дюжина обученных волков. Человек дрался голыми руками в широкой яме, глубиной примерно с его рост.
Для хорошего воина не составляло труда победить обычного волка-людоеда. Но эти волки были особыми: их привозили из леса Рёйкиль ещё прибылыми щенками – первогодками, хорошо кормили и натаскивали на беглых рабов или изменников. Ко второму году, когда волк становился переярком и набирал мощь истинного зверя, противостоять ему было уже трудно, а к третьему году, когда волк превращался в матёрого, рабы ненадолго задерживались в волчьей яме. Задрать человека такому зверю ничего не стоило. Зверь дрался и за это получал еду – чью-то отрубленную руку или ногу. Если зверь не дрался – еды он не получал.
В Игрубсе оказалось всего три подходящих для боя волка, и где брать других никто не знал. Ведь сперва требовалось отловить в лесу Рёйкиль подходящих щенков, а потом – потратить годы на их обучение.
Второй проблемой Ормира было то, что, обрекая людей на верную смерть, он наживал себе большое количество кровников в лице сородичей тех, кто должен был понести наказание. Если бы решение о чьей-то вине вынес тинг – свободное вече, – то человек неоспоримо считался бы преступником. Пока же утверждение об измене было всего лишь домыслом Ормира, и хёвдинг сам это понимал. Как понимал и то, что, являясь гражданским вождём этого племени, не пользовался у викингов таким уважением и почитанием как его брат, форинг Йорк. А после волчьей ямы мог утратить и последнее доверие к себе.
Форинга выбирали из числа воинов для предводительства дружины. От умения форинга вести бой, от его личной смелости и мастерства зависела добыча дружины и безопасность деревни. Хёвдинга же избирали среди всех мужчин рода, поручая ему судьбу, славу и благополучие общества. В провинции Игрубс сложилась необычная ситуация. У власти там стояли два брата: один был военным вождём, другой – мировым. Йорк пользовался куда большей славой и уважением, чем его близнец. Но меч форинга поддерживал Ормира, и никому в голову не приходило поискать в племени более достойного предводителя. Теперь же ситуация изменилась, и хёвдинг это знал.
Его отношения с братом выглядели далеко не гладкими, Ормир в тайне завидовал Йорку, его решимости и воле, его бесстрашию и силе. Когда произошло это разделение одинаковых с виду людей на того, об кого ломались копья, и на того, кому каждый шаг в жизни давался с трудом, Ормир не знал. Он все больше скисал в тени брата, но однажды произошло то, что укрепило доверие самого Йорка к хёвдингу.
Прошлая зима случилась на редкость суровой. В деревне кончился сухой вереск, и уже в месяце торри16 обогревать дома стало нечем. На Южном Бьёрне было мало лесов. Точнее, их не было совсем. Проблема казалась неразрешимой. Тогда Ормир приказал всем собраться «единой крышей» в большом доме, где они жили с братом, у одного очага, разрубить корабли и топить корабельной доской. Поначалу это вызвало шумный протест у викингов. Молчал только Йорк Рваное ухо. Он слушал горячую речь хёвдинга и понимал, что если люди не доживут до начала лета, то корабли и так никому уже не понадобятся. Жители Игрубса потеряли четыре корабля, но зато никто не умер от простуды или переохлаждения. Так сто шестьдесят человек перезимовали у одного очага. А потом, летом, Йорк пригнал ещё пять кораблей в их бухту.
Тогда Ормир впервые услышал хвалу в свой адрес. В день начала лета17 о нём пели юноши их рода, посвящая балладу богу Ингви. В сердце хёвдинга расцвели ночные фиалки, и эльфы серебряными голосами свирелей искали слезы в его глазах.
Теперь Ормир должен был придумать что-то такое же. Чтобы свободные фолькеры снова заговорили о его мудрости. И Ормир придумал.
Еще издали Грид заметил вождя викингов, тяжелым шагом тревожившего дорожку среди пожухлых зарослей колючего дрока. Воротник его мехового телогрея, с которым викинги не расстаются ни зимой, ни летом, совершенно скрывал короткую шею этого человека, и потому его сухие скëры18 торчали в разные стороны.
Ормир окликнул вельву, занятую перебиранием зерна в кузовке, и старуха нехотя отложила свое занятие.
Хёвдинг бросил на Грида недружелюбный взгляд, но Фрокна, читая мысли вождя, сказала:
– Этот раб не разбирает нашего языка. Можешь говорить при нем.
– Мне нужны камни, которыми ты разговариваешь с судьбой. Девять белых и три черных, – заговорил Ормир. – Пусть изменники тянут жребий. Óдин сам решит, кому лезть в волчью яму.
Старуха откинула голову назад. Внезапная страсть обожгла ее полузрячие глаза.
– Óдин поднимет свой щит над головой безвинных! – заявила она решительно. – Óдин восстановит справедливость!
– Справедливо было бы наказать их всех, но я не могу это сделать, – тихо ответил хёвдинг. – Но Йорк будет отомщен! Его дух насладится сполна моей местью. Если его убил тот народ, что живет на берегу, где погиб мой брат, – пусть пострадает за это. Пусть тот народ проклянет в веках своего героя-дрекибёти, который навлек на них беду. Он не прибавил им славы, а лишь призвал страшную месть на их головы.