«Кому вздумалось жечь резину?» – подумала Зося. – «Стоп! Какая резина? Во времена викингов не было резины…»
Чтобы разрешить свои сомнения, женщина захотела посмотреть, что там горело. Она пошла быстрее, потом побежала. «Ну конечно, там горит автомобильная покрышка!» – радостно внушала себе Зося. – «Сейчас всё должно открыться».
Кто-то, пытаясь быть незамеченным, метнулся в зарослях акации. А потом…
Зося не сразу поняла, что произошло. Сперва ей показалось, что это резко выпорхнула маленькая и юркая птичка, чуть не налетела на Зосю, пронеслась мимо и… упала в траву. Зося обернулась. В пожухлой траве, позади, неё лежал нож.
Ворон, вдруг прилетевший неизвестно откуда, отчаянно каркал, бил крыльями и клевал этот нож.
Уже потом, на лодке, Зося пожалела, что не подняла его. Но ей было просто страшно. Выходило так, что кто-то бросил этот нож в неё? И просто не попал.
Зося, сквозь прищур глаз, смотрела на мореходов, которые, как ни в чём не бывало, снаряжали корабль после непродолжительной стоянки. Кто-то из них минутами раньше мог её убить. Ему просто не повезло.
– Смотрите, дым! – крикнул Одриг и показал на чёрную струю дыма, змеившегося над перелеском. В суматохе никто и не заприметил этого на берегу.
– Быстрее! – скомандовал Хольдер. Он посмотрел на Зосю и продолжил еле слышно:
– Не нравится мне этот дым.
Зося никому не могла доверять. Она смотрела на каждого и в каждом теперь видела врага. Но никто не старался отвести от неё взгляда, или просто не встретиться с ней глазами. Всё было как обычно. Обычно! Ещё и дня не прошло с начала этого нелепого трансперсонального переворота, а она уже своё пребывание в Х веке считает обычным делом! Впрочем, она даже с точностью не знала, какой у них тут век. Эти люди тоже не знали, в каком веке живут. Единственным, пожалуй, кто вызывал у неё симпатию стал вихрастый мальчишка Одриг. Он был бесхитростным и открытым.
– Послушай! – тихо сказала Зося Одригу, когда тот садился на своё место. – Ты ни у кого здесь не видел ножика, похожего на рыбку? С белой костяной ручкой?
Одриг не сразу сообразил, что ответить.
– Тебе нужен ножик? Так возьми мой, – сказал он и полез куда-то под лавку.
– Ты меня не понял, – энергично заговорила женщина, боясь быть услышанной, – Я просто хочу знать, кому принадлежит нож с белой костяной ручкой?
– Не знаю, – ответил Одриг. – Если ты нашла чей-то нож, отдай Хольдеру, он разберётся с этим. А то хочешь – я спрошу у всех, если тебе самой трудно?
«Ну, вот, свяжись с мальчишкой!» – подумала Зося.
– Тише! Не нужно никому ничего говорить. Мне просто надо было знать, чей он?
– Кажется, я видел такой у Скрима, когда он чистил рыбий хвост, – сказал Одриг, примеряясь к веслу.
Зося почти всё время сидела спиной к угрюмому кормчему «Ворона»; тот стоял у неё за спиной, покачивая тяжелыми руками гладкий шпенёк румпеля, словно матушка качает колыбель младенца. Теперь ей стало не по себе от мысли, что Скрим смотрит ей в спину. Зосе даже показалось, что она улавливает спиной его звериное дыхание. Она села на сложенную для мягкости шкуру, привалилась к мешку с одеждой, и, собравшись с духом, пошла в атаку.
– Послушай, Скрим, – сказала женщина, обернувшись, – дай мне свой нож, я хочу перерезать верёвку.
Услышав своё имя, кормчий посмотрел на Зосю. Она появилась в его немигающем взгляде так, будто он видел её первый раз в жизни.
– Мой нож слишком тяжёл для нежных ручек вельвы, – сказал Скрим, и на этом их разговор был окончен. Он посмотрел куда-то вдаль и никаких её рассуждений уже не слышал.
Парус «Ворона» взял ветер, и большая морская лодка пошла хорошим ходом на восток в полумиле от берега.
– Если нам так же повезёт с ветром и завтра, то земли куршей пройдём за пару дней, – сказал Трогги, подсаживаясь к Зосе.
– А кто это – курши? – спросила вельва.
– У них нет больших кораблей, только ботники – лодки, выдолбленные из дубового ствола. Поэтому в море они выходить боятся. Но на суше – это звери! Мы здесь даже не ночуем, – пояснил старый викинг.
– Как же можно неделю не ночевать? – снова спросила Зося.
– Лучше здесь спать на весле, чем проснуться на суше без головы, – пошутил Трогги.
– У них нет больших кораблей? – спросил Скрим, вмешиваясь в разговор. – Ага, да ты просто не видел их узких и длинных дромонов с бычьими черепами на носу. Курши гребут короткими веслами, быстро-быстро перебирая руками, и свистят при том. Сперва кажется, что из темноты приближается осиный рой.
Скрим подёрнул головой. Было видно, что ему есть что вспомнить.
Зося посмотрела на далёкий берег, растянувшийся неровным, мокрым рукавом, и представила себе, как от него в море устремляются лодки, длинные и стремительные точно пироги индейцев. Ветер над ними развевает цветные ленты и острые носы этих лодок вспенивают морскую воду.
– Никто не сможет убежать, – будто вторгаясь в её мысли заметил Скрим, обращаясь к собственным воспоминаниям.
«Ворону» повезло с ветром, и уже к вечеру лодка подошла к самой границе поморских земель. Первой и последней поморской деревней на пути «Ворона» оказалась Годань. Здесь викинги брали питьевую воду и пополняли запасы еды. Годань была открыта для всех, и потому вокруг деревни собралось много разного народа.
Снурри, Трогги и Одриг были заняты тасканием воды. Хольдер руководил. Остальные мореходы с «Ворона» разбрелись кто куда.
Только увидев деревню, Зося поняла окончательно, что реальность её изменилась, и время действительно стало другим. Люди здесь жили давно и это было понятно даже с первого взгляда: ленивые свиньи полоскались в грязи дождевых промоин, земля была вытоптана босыми ногами до голых проплешин, кое-где чадили открытые дымницы 6с котлами и варевом, деревня пропахла рыбой, босые чумазые дети играли чем попало рядом с крикливыми гусями… И никому ни до кого не было дела. Зося смотрела как зачарованная.
Неожиданно кто-то сади взял её за руку. Она обернулась и увидела того парня, с которым познакомилась утром на берегу.
– Прозванием Вишня, – сказала Зося стараясь вспомнить его имя.
– Грид, – напомнил синеглазый, и они побрели вдоль домов с тяжёлыми земляными крышами.
– А как твое имя? – спросил Грид.
– Зося, – ответила новоиспеченная вельва. Ей почему-то было приятно встретить здесь знакомое лицо.
Глава 6.
Данциг, Западная Пруссия, 18-19 сентября 1939 года
Мы отвлечёмся на непродолжительное время от злоключений Зоси, и обнаружим себя на том же самом месте, где её оставили, но через тысячу семьдесят семь лет. День в день.
– Послушай, Альберт, чем давить в себе тоску, лучше пойдём прогуляемся, – говорил человек с мясистым лицом и зализанными на затылок волосами. Он энергично поднялся из кресла, и Альберт Форстер ещё раз сделал вывод, что мундир рейхсляйтера сидит на Бормане мешковато и обвисло. Будто сшитый не по нему, а на два размера больше. Впрочем, как и мундир СС, который Борман носил уже больше года.
– У нас есть ещё пара часов на сон, не считая этой прогулки, – продолжил Борман, подойдя к окну, отдёргивая штору и открывая оконную раму. В кабинет гауляйтера Данцига ворвались сырые ароматы осенней ночи.
Форстер затянул шинель широким ремнём, чтобы не выглядеть как Борман, и они спустились по скрипучим дубовым ступеням в парадную. Офицер безопасности долго не мог справиться с дверным замком, а Форстер думал, что Борман всегда выглядел баварским колбасником и никакая форма не спасала его от этого приговора. Они вышли на Ланггассе – длинную улицу, прижавшуюся к ратуше. Солдаты в чёрной форме ещё не оцепили её, но о завтрашнем выступлении фюрера перед ратушей знал уже весь город.
Борман вжал голову в плечи, как он это делал всегда, и пропустил вперёд гауляйтера Данцига, хотя был старше его по партийному чину. Форстеру совсем не хотелось гулять. Он думал о серебряном кофейнике с высоким изогнутым носиком, о белоснежных салфетках и сигарете «Зондер-мишунг», вкус которой прекрасно сочетался с кофейным зерном.
Порыв солёного ветра с залива, ещё пахнущий гарью Вестерплатте, неожиданно принёс откуда-то сырой, измятый бумажный лист, и бросил его к ногам Мартина Бормана.
– Что это? – спросил рейхсляйтер, поднимая и развёртывая листовку.
Через плечо соратника Форстер увидел белый кораблик под парусами и над ним три белые буквы: LMK.
– Польская колониальная и морская лига, – пояснил хозяин Данцига.
– А что они хотят?
– Чтобы мы убирались подобру-поздорову, – пояснил Форстер.
Борман улыбнулся. Сама по себе его улыбка, оттянутая уголками губ в мимику сдержанной робости и даже какой-то наивной обиды, не вызывала ответа в эмоциях собеседника, но его вечно безумные глаза делали её страшной.
«Сейчас он будет что-то говорить», – подумал Форстер. Ясномыслие и складность речи в Бормане не сочетались, не сошлись, не сцепились пальцами вдохновения, и потому гауляйтер принял своё предположение безрадостно.
– Все эти отбросы человечества думают, что равны нам, что могут диктовать нам условия. – Заговорил Борман, придавив листовку подошвой сапога. Он говорил в своей привычной манере – как-то обречённо и подавленно, будто боясь собственного голоса. – Знаешь, Альбер, что ждёт их в недалёком будущем?
– Вымирание? – Равнодушно предположил Форстер.
– Нет, не думаю. Эти простейшие организмы человеческой породы хорошо приспосабливаются под условия выживания. Пройдут века, мой друг, и потомки тех, кого мы сегодня приговорили к отчаянию и смерти, будут боготворить нас и поклоняться нам как своим героям…
Форстер с любопытством посмотрел на Бормана.
Тот продолжил:
– Боль их отцов забудется, её подавит подвиг нашей ярости и воли.
Альбером гауляйтера Данцига называл только фюрер. И, конечно, Борман, подбиравший за фюрером каждую мысль, манеру и привычку.
В этот момент Демон Сомнения присел Форстеру на плечо и заговорил ему в самое ухо: