При этих словах я невольно вздрогнул и обернулся.
Ворон продолжил говорить в моём сердце.
– Однажды орёл уже промахнулся. Это случилось в море. И по следу орла пришла большая беда и большая потеря. В ней осталось последнее место и только одно. Это место уготовано для тебя. Ты хочешь его занять?
– Так что же мне делать? – спросил я.
– Стать Вороном! – заявил мой новый наставник. – И нанести удар оттуда, откуда Альрик не ждёт.
– О, это будет достойная месть, – сказал я тихо.
– Нет, это будет не месть, это будет поединок воли и терпения. Поединок твоей мудрости против разгула Зверя. Его самоуверенности, наглости и жестокости.
– А откуда Альрик не ждёт удара?
На мой вопрос никто не ответил. Спустились вишнёвые сумерки, я вгляделся в их кислую завись, но ворона не различил. Его нигде не было.
Я не спал всю ночь и думал над гаркованием вещей птицы. Что он имел в виду? Про какой удар говорил? И почему улетел? Наверно мне предстояло самому стать Вороном, чтобы проникнуть в его мысли и инстинкты.
А утром я принялся собирать все птичьи перья возле Журавлиного ручья. Потом собирал ещё на поле. Я вымазал волосы древесной смолой и прилепил к ним перья. Лицо, руки и одежду я перемазал сажей из костра, но все старанья мои были напрасны – на Ворона я совсем не походил. Скорее был похож на пугало. Представляю, как бы позабавились собаки датчан, увидев меня таким!
Я нашёл какие-то птичьи кости, подвязал их на шнурок и надел на шею. Слышал от кого-то, что ворон коварен и водит дружбу с мертвецами. Нет, моих приготовлений было недостаточно, чтобы стать Вороном, а что делать дальше я не знал. Очень хотелось есть, я пошёл ставить вершу в заводь – такую корзину для ловли рыбы, и тут я увидел Лобо. На тропинке в камышах. Помнишь, ворон рассказывал о двух собаках, что были у датчан? Лобо… Так звали пса Альрика Безумного. А вторую собаку звали Чара. Лобо стоял напротив меня. Такой мощный, будто вылитый из бронзы. Его тугие мышцы стянула готовность броситься вперёд, чтобы разорвать непонятное существо, появившееся на его пути. Лёгкий оскал уже тронул сведённые челюсти. Нас разделяли несколько шагов.
Я понял, что битва проиграна, опустил голову и сник.
– Лобо! Где-ты, тварь? – раздалось в камышах.
Пёс смотрел на меня не шевелясь.
– Тише, пожалуйста тише! – попросил я негромко. – Ты же добрый пёс.
Лобо вдруг повернул морду в сторону и убежал.
Я не верил тому, что остался жив. Но любопытство заставило меня на следующий день снова отправиться к заводи. Рыбу пришлось заменить на перепелов, которых на полях Славича было без числа. И я правильно сделал, потому что заводь облюбовали даны. Им тоже нужно было что-то есть. У Зверя, каким бы он ни был, есть свои привычки, пристрастия и слабости. Слабостью Альрика был рыбный промысел. Он гоготал как безумный, когда, вытаскивал вершу из воды и находил в ней рыбку. Его товарищи в этот момент робко прижимались друг к другу. Альрик откусывал рыбке голову, сплёвывал и веселился. А потом, рыча как пёс, рвал тушку зубами.
Из своего укрытия я видел, что Лобо и Чара боялись хозяина. Чару он ударил ногой под рёбра, и собака завыла, как плачет ребёнок. Не знаю почему, но мне стало жалко этих четвероногих. В них было меньше звериного, чем в их хозяине. Раньше я не предполагал, что человек может быть самым страшным зверем на земле. Теперь же это мне открывалось с полной очевидностью и в полной мере.
Лобо прижал хвост и не смог защитить свою подружку. Он только бегал вокруг неё и скулил.
Когда Чара убежала, я почему-то решил подозвать пса. Не понимая, что делаю, я крикнул вороном из своего укрытия. А потом, наклонясь и не шевеля камышом, вернулся на дорожку, где прежде мы встретились с Лобо. Я положил пойманную перепёлку и стал ждать. Лобо вышел из камышей, и эта встреча была ещё страшнее первой. Но всё снова обошлось. Он даже взял моё подношение и убежал с ним к хозяину.
– Ну-ка, дай сюда! – услышал я голос Альрика. Хозяин видно ударил пса, потому что было слышно, что Лобо взвизгнул.
Зося, не отрываясь, смотрела на Грида. Она живо представляла себе всё, о чём он говорил, и боялась теперь пропустить хоть слово. Грид продолжил рассказ:
– Даны ходили к заводи каждый день. И каждый день я подкармливал Лобо. Просто так, без всякой мысли. Однажды даны ушли в море, но собак оставили в Славиче. В городе было пусто, только две могучие собаки резвились и играли как щенцы. Первой меня заметила Чара. Она бы меня порвала, но Лобо защитил. Я понял, что он стал моим другом. Я по-прежнему не знал, чего жду от этой дружбы, не знал, как мне открыть в себе Ворона. Очень хорошо помню, как он впервые подошёл ко мне, и я погладил псиную голову. Лобо вильнул хвостом. Я начал разговаривать с ним. И вот представь услышал то, что он говорил мне в ответ. Услышал в своём сердце. Лобо считал себя викингом. Он любил море и очень жалел, что его так редко брали на корабль. Про хозяина он не говорил ничего. Для пса эта была запретная тема. Я знал, то в нём сошлись два начала: инстинкт раба и достоинство друга, которое я открыл ненароком. И вот однажды…
Грид сделал паузу, а Зося поняла, что подошла развязка.
– Однажды на дорожку, где я ждал пса вышел Альрик Безумный. Он даже не удивился, увидев меня здесь, будто уже знал о моём существовании. А может он просто всегда был готов ко всему. Безумный казался великаном. Уверенный в себе, свободный во всех движениях и чувствах!
Альрик стоял против меня и его покой медленно наполнялся главным инстинктом Зверя – инстинктом убивать. Я чувствовал, как Зверь подчиняет его волю и разум. Нет, не разум. У Зверя разум отсутствует. Тело Безумного начало каменеть. Сейчас этот камень должен был взорваться изнутри, высвобождая силу чудовища.
И тут появился Лобо! Пёс с невероятной яростью бросился на хозяина и вцепился тому в горло. Они катались по земле, и пёс одолел. Внезапно из кустов выскочила опоздавшая к бою Чара. С какой обречённой готовностью она принялась защищать этого изувера! Даже от своего Лобо. От того, кто был ей дорог более всего на свете. Долг взял верх. Но любовь знает больше, чем долг. Мы просто не умеем доверять ей. Любовь – это высшая форма разума. Разум сердца. И Лобо очнулся от своего долга перед Альриком, потому что можно преданно служить Зверю, но нельзя любить Зверя. А Чара этого не знала. Она не знала, что Альрик – Зверь. Собаки загрызлись в смертельном поединке. Они рычали и визжали попеременно, истекали кровью, но продолжали бой. Они погибли обе.
Я не плакал, даже когда потерял Милаву. Я просто умер вместе с ней. А тут… Меня душили слёзы. Склонившись над погибшим другом, я проклинал себя за то, что приручил пса. Рядом зашевелился Безумный. О, с какой готовностью я добил эту мразь его же собственным ножом! Но добив его, я заразился Зверем. Теперь этот яд проникал в кровотоки моей сущности. Теперь я хотел рвать данам головы, как их вожак терзал жалких рыбёшек. Я чувствовал в себе нестерпимое желание убивать и наслаждаться болью тех, кого убиваю. Я вдруг осознал, как это приятно. Победив одного Зверя, я сотворил другого. Очень трудно быть бесстрастным творцом правосудия, с холодным сердцем и могучим рассудком.
И вдруг передо мной появился ворон. Он даже не гарковал, просто смотрел, но я понял, что добился своего.
– Такова цена твоей победы? – крикнул я, указав ему на труп Лобо.
– Ты достиг цели. Победить Альрика собственными силами ты не мог ни при каких обстоятельствах. Чего уж тут говорить о цене?! Милава и твои сёстры отомщены, теперь их души успокоятся.
– В твоём «поединке» оказалось только одно слабое звено, – ответил я ворону, – Чара.
– Нет, – возразил ворон, – у тебя была возможность приручить двух собак, а ты выбрал одну. Так что не говори мне о просчётах.
– И что теперь?
– У тебя есть два пути, – ответил ворон, – первый: ты перебьёшь данов стрелами из камышей. Тут уж как повезёт, но шанс положить всех хороший. Второй: ты заберёшь их корабль, который никем не охраняется. Перегонишь его подальше отсюда. Даны будут вынуждены уходить берегом, но попадутся ругам, а те их не отпустят и сделают рабами. Какой из двух ты выбираешь?
– Второй! – ответил я уверенно.
– Тогда ты должен кое-что узнать. Этот корабль проклят. Альрик убил прежнего хозяина, но тот, в последнем рывке воли, не направил свой дух тропою мёртвых, а захватил лодку. Теперь, чтобы лодка стала твоей, необходимо дух мстителя оторвать от его пристанища и подчинить себе.
– Что это значит?
Ворон ответил не сразу. Он будто раздумывал, говорить или нет.
– Дух мстителя должен соединиться с тобой, – продолжил ворон, – ты почти умрёшь. Почти умрёшь, потому что только на берегу сможешь обретать свой прежний человеческий облик. Зато тебе не будет известна старость. Никогда. Возраст твоей жизни навеки остановится в одном значении. Ты увидишь, как любимая тобой женщина превращается в старуху, и ничего не сможешь сделать, чтобы не замечать её уродства. Ведь твоё сознание навсегда будет проклято сознанием молодости. Твои дети станут больше похожими на твоих родителей и не смогут воспринимать тебя как отца… Итак, какой путь ты выбираешь?
– Второй! – ответил я не колеблясь.
– Значит, ты победил Зверя! – сказал ворон.
– Послушай… дух мстителя, так, кажется, ты нарёк хозяина лодки, остался неотомщённым?
– Отчего же? Теперь уже его месть осуществлена… – возразил ворон, но я не увидел его перед собой. Птица исчезла. Только ещё дрожала ветка, на которой он сидел.
Вечер был сладким, как клубничное варенье в синей чашке стеклянного неба. Зося, выслушав рассказ Грида, думала, как оценить эту странную сказку, очень похожую на быль? Всё выглядело правдоподобно… если бы не столь экзотическое окончание.
Она повернулась в его сторону, но рядом никого не оказалось. И только знакомый ворон сидел на обломке сухой, наклонённой ольхи.
Глава 9.
Бой у чёрных сосен
Едва рассвело, лодка вышла в море. Варяги были полны сил и решимости грести, чтобы на нужном расстоянии от берега взять парусом ветер и дальше следовать попутным фордевиндом. Сегодняшний переход обещал быть долгим. Небо отошло цветом кремового пломбира, и внизу, под ним, творилась тусклая жизнь средневековья. Её пока не было видно с моря, но что-то подсказывало, что клубники с ромом здесь не отыскать.