— Э-э, парень! Ночь на дворе! Она же с ума сойдет!
— Я у тебя останусь, — попросился Юрка, — до утра только.
— Нет, нет. Ушел и ничего не сказал? Так нельзя.
Юрка понял, что отца не уговоришь, и опустил голову.
Смешной хохолок на его макушке вздрагивал.
Чигринов вызвал дежурную машину и отвез его домой.
Окна квартиры на втором этаже светились.
— Вот видишь, — отец показал на окна. — Мама ждет, волнуется. А ты без спроса бегаешь.
Юрка обиженно сопел. Отец поцеловал его.
— Давай, парень, беги.
Алексей Петрович отпустил машину и пошел пешком по ночной улице мимо центрального рынка и пожарной части, расположенной в старинном здании с ажурными башенками на крыше. Он вышел к Верхнему озеру. Тускло отсвечивали фонарные огни в спокойной воде, на противоположном берегу чернела приземистая зубчатая средневековая башня. Облокотившись на холодный парапет, Алексей Петрович курил, смотрел на черные зубцы башни. Разбередил ему душу Юрка. Что-то не так в его жизни. Последнее время все чаще овладевала им непонятная тоска. Но о чем? О доме? О детях? А может быть, об ушедших годах? Как ни бодрись, а исполнилось пятьдесят. Полвека! А давно ли вот здесь, на этом месте, он палил из пистолета в затянутое гарью небо, а на этой вот башне вился флаг Победы над городом-крепостью! Тогда ему было двадцать. Он остался жив и радовался этому. Пил свои законные фронтовые сто граммов, но часто и сверх того — что удавалось раздобыть бедовому старшине Гришке Грибанову.
Да, о старости думают старые. Хотя, признаться, старым себя он не считает и не чувствует, просто хорошо понимает значение цифры «пятьдесят», понимает, что до цифры «шестьдесят» может и не дотянуть. Все чаще и чаще узнает он — уходят из жизни раньше времени бывшие фронтовики. Он тоже принадлежит к этому великому и трагическому поколению, и отпущенное судьбой время на исходе.
Мимо прошли двое. Обнявшись, они о чем-то затаенно-счатливо шептались, незрячие ко всему вокруг, занятые и заполненные только собой. Паренек чем-то напоминал Славку. Алексей Петрович вдруг подумал, что, может быть, и Славка уже ходит вот так. И от догадки почему-то стало неприятно. «Неужели ходит?» — поразился он своей мысли и растерянно посмотрел вслед влюбленной парочке.
Алексей Петрович закурил новую сигарету, усмехнулся своим мыслям о старости и пошел через ночной город и порт. Когда он вышел на площадь перед новой гостиницей, расположенной на холме, и увидел внизу уличные огни, уходящие параллельными рядами светлых точек в ночную мглу, он вздрогнул и на миг остановился. Эти светящиеся пунктиры показались ему пулевыми трассами, перехлестнувшими ночной город. Прочно в нем сидела война.
***
Мощный поток тропического тепла, сопровождающий Гольфстрим, вторгся в северные широты и столкнулся с фронтом арктического воздуха. Исполинские воздушные армады схлестнулись в титанической борьбе. Сухой, морозно-прозрачный воздух Гренландии устремился вниз, в зону низкого давления, но ему навстречу встал стеной восходящий ток дождевого, пахнущего парными джунглями тропического воздуха. Насыщенные брызгами и клочьями пены, порывистые шквалы обрушились на океан.
И океан взревел.
На огромных туманных просторах северной Атлантики возник циклон ураганной силы.
Упали барометры, упала температура, в мачтах и радиоантеннах застигнутых врасплох судов засвистел ветер. Промысловые суда кинулись от него врассыпную.
Но здесь, в порту, еще было тихо.
На «Посейдоне» заканчивались последние ремонтные работы. В каюте капитана сидели старпом Вольнов и старший водолаз Грибанов.
— Практически ремонт закончен, остались покрасочные работы, — официальным тоном докладывал Вольнов. — Я думаю, можно докладывать начальству о готовности.
Чигринов кивнул:
— Давно торопят.
Он только что вернулся с базы, где получил выговор от Иванникова за опоздание с ремонтом, хотя плановый срок еще и не истек. Начальника базы увезли на операцию, заместитель его находился в отпуске, и Иванников теперь исполнял обязанности сразу трех — начальника базы, зама и свою, главного капитана. Един в трех лицах.
— Как водолазы? — спросил капитан.
— Готовы, — ответил Григорий Семенович.
— Ну что ж, значит, в море выйдем досрочно, если механики не подведут, — уточнил Чигринов. — Как они там? Где стармех?
— Они разобрали водоотливные помпы, — ответил Вольнов. — Но я знаю, машина готова.
— Команде объявить благодарность за отличную работу, — распорядился Чигринов. — Подготовьте список на премию. В первую очередь водолазов.
Старпом ушел, стал подниматься и Грибанов, тяжело вылезая из-за стола.
— Посиди, чаю попьем, — удержал его Чигринов.
— Чаю можно, — согласился Грибанов.
— Снял бы. — Чигринов кивнул на толстый водолазный свитер.
— Знобит что-то, — ответил Григорий Семенович. — То в жар, то в холод бросает. Погода изменится. Давление прыгает.
— Тебе, Гриша, из водолазов надо уходить, — сказал Чигринов.
— Ты, как Галя моя, — усмехнулся Григорий Семенович. — Всю шею перепилила: «Когда ты забросишь свой шлем?»
— И правильно делает.
— И ты тоже! Я же теперь не глубоководник. Кессонку не получу.
Когда-то Грибанов был глубоководным асом, в водолазной книжке у него было написано: «Водолаз предельных глубин». Теперь это преданье старины глубокой. А тогда, после войны, сразу же из разведчиков пошел он в водолазы. «Риск — мое дело. Привык за войну», — объявил он фронтовому командиру свое столь необычное решение. Чигринов пожелал ему доброго пути, и старшина укатил на Черное море, в водолазную школу. Дороги их разошлись, как они думали, навсегда. Но через несколько лет бывший лихой разведчик Грибанов появился в этих местах уже водолазным асом. Чигринов к тому времени стал штурманом. А еще через несколько лет, когда здоровье водолаза стало сдавать и на большие глубины было запрещено ходить, судьба свела их на одном судне, и с той поры они не расставались.
Буфетчик принес чай.
Прихлебывая горячий чай, капитан сказал:
— С сердцем шутки плохи.
— Да уж какие шутки, — согласился водолаз. — Анна Сергеевна глаз с меня не спускает. Схожу с тобой последний рейс — и на пенсию.
— Ну, на пенсию рано. Нам только по полсотни. На берегу можно работать.
Помолчали.
— Я тоже скоро сдам «Посейдон», — неожиданно сказал Чигринов.
Водолаз удивлепно посмотрел на капитана.
— Устал, — ответил Чигринов. — Уходить пора.
— И мне плохо, Леша, — признался Григорий Семенович. — На душе тягостно. Предчувствие какое-то.
— Ну, это уж мистика! — Чигринов поморщился. — Коньячку не хочешь для бодрости?
— Нельзя, — вздохнул Григорий Семенович.
Чигринов держал стакан с горячим чаем без подстаканника, обжигал пальцы, но из рук не выпускал. «Фронтовая привычка греть руки кипяточком», — подумал Григорий Семенович, вспомнив, как в окопах солдаты грели пальцы алюминиевыми кружками с кипятком.
— Помнишь, из госпиталя в самоволку бегали на танцы? В кальсонах, в халатах. Убежим, а там уже Надька ждет, принарядится. Для тебя старалась.
Чигринов удивленно посмотрел на друга.
— Видал ее сегодня утром, — сказал Григорий Семенович. — Сразу-то и не признал. Изменилась. Я тебе не судья, конечно. Только жалко вас всех: и тебя, и Надю. Славка вон какой вымахал.
— Не признает он меня, — с горечью сказал Чигринов.
— А за что он тебя признавать должен? Ты с ними два года не живешь.
— Грубит.
— Да он за грубостью-то, я полагаю, стыд свой за тебя скрывает.
— Ладно, хватит на эту тему! — обрубил Чигринов.
В дверь постучали.
— Да! — резко откликнулся капитан.
Вошел радист, молоденький паренек, и положил на стол изобарную карту погоды.
— Штормовое предупреждение, Алексей Петрович. Обещают ураган. С норд-веста идет циклон. Район промысла уже захвачен. Суда прекратили работу и легли носом па волну.
Капитан поднял телефонную трубку.
— Старпома... Константин Николаевич, получено штормовое предупреждение, приведите буксир в готовность.
— Мы же на ремонте, Алексей Петрович!
— Приведите буксир в готовность!
— Будет исполнено, — ответил старпом.
— Ну, спасибо за чай. — Григорий Семепович поднялся с диванчика. — А ты позови его, поговори.
— Кого? — не понял Чигринов.
— Да Славку. Только не ори на него.
— Я сказал: хватит на эту тему!
— Может быть, и хватит, — согласился водолаз. — Только скажу я тебе еще пару слов. Стал ты, Леша, совсем другим. По тому ли азимуту идешь?
Чигрипов побледнел. Григорий Семенович знал — это признак гнева.
— Ладно, капитан. Пошел я.
— Сходи к врачу, — приказал Чигрипов. — Иначе велю положить в больницу и в рейс не возьму.
— Шторм надвигается, капитан, — усмехнулся водолаз. — Какой тут лазарет! Сейчас успевай «SOS» ловить.
Они расстались, недовольные друг другом.
В иллюминатор виден был залив, порт, в котором шла обычная работа, суда, стоящие у причалов, гладкая вода, чистое голубое небо. Ничто пока не предвещало перемен, только на западе, далеко-далеко, чуть-чуть сгущалось, и капитан знал, что эта едва различимая темная полоска на горизонте скоро займет все небо и море заревет.
Раздался звонок, Чигринов поднял трубку.
— Алексей Петрович, диспетчер порта просит вас в рубку, — доложил вахтенный штурман.
— Иду.
В рубке капитан взял трубку радиотелефона.
— Капитан Чигринов слушает.
— Капитану спасательного буксира «Посейдон» Чигринову. В квадрате...
Едва Алексей Петрович услышал казенный голос диспетчера, он понял, что в море стряслась беда. Готов ли «Посейдон» выйти в рейс? Утром доложили — осталась одна покраска. Но в море можно и без косметики.
— ...терпит бедствие СРТМ-9043 «Кайра», — продолжал бесстрастный голос диспетчера. — Судно имеет пробоину ниже ватерлинии, затоплены трюма и машина. Немедленно выйти в море и оказать помощь.