В 1942 году штрафные лагеря были созданы в Северной Финляндии и Норвегии, а затем и на восточном фронте. Чем должны были заниматься заключённые лагерей, предельно ясно сказано в одно из приказов: «Использование для самой тяжёлой работы в предельно опасных условиях фронтовой зоны, по возможности в районе боевых действий». Эти штрафники должны были разминировать поля, выносить трупы немецких солдате поля боя, возводить под огнём бункеры и блиндажи, проделывать проходы в ограждениях из колючей проволоки. «Рабочий день» арестантов был не очень длинным. Они рисковали своей жизнью ежедневно с 10 до 14 часов. Впрочем, это правило было закреплено лишь на бумаге.
Как мы видим, шансы на выживание в штрафном лагере Вермахта были ещё ниже, чем в обыкновенном концентрационном лагере. Один избывших штрафников, Роберт Штайн писал в воспоминаниях, что из его лагерного отряда погибло более 90 %. Кто-то умер от истощения и побоев, кто-то был убит вражеской пулей.
Поскольку заключение в штрафной лагерь на длительный срок, по сути означало смертную казнь (а это подрывало дисциплину среди заключённых), то в конце 1942 года было решено ограничить пребывание в штрафных лагерях 9 месяцами. После прохождения этих месяцев принималось решение или передать заключённого в руки полиции для этапирования в «нормальный» концентрационный лагерь, или же зачислить его в новое штрафное подразделение, носившее аббревиатуру ФГА, где ему надлежало продолжить искупление вины. В исключительных случаях заключённых могли перевести в группу для условно-освобождённых 500, которые более известны под названием пятисотых батальонов. В 1943 году один из штрафных лагерей был превращен в ФГА. Оставшиеся — только в марте 1945 года.
ФГА — полевые штрафные подразделения — были учреждены весной 1942 года, то есть приблизительно в то же время, что и штрафные лагеря Вермахта. Одной из главных причин появления этих подразделений стали переполненность тюрем Вермахта и очень высокие потери на Восточном фронте. С этого момента заключение в тюрьму Вермахта стало исключением. Обычно всех провинившихся направляли в ФГА. В марте 1943 года в составе Вермахта имелось 19 ФГА, которые все без исключения располагались на Восточном фронте. К концу войны их число выросло до 22 штук.
Полевые штрафные подразделения были созданы для искупления вины на месте, что придавало им не только «воспитательно-карательный», но и боевой характер. Условия существования в ФГА были несколько лучше, чем в штрафных лагерях. Впрочем, пребывавших там солдат использовали как пушечное мясо. Им даже не выдавалось оружие. Занимались они уже упоминавшейся выше рискованной работой по обеспечению боевых действий частей Вермахта. Чуть позже их стали использовать для карательных акций и борьбы с партизанами. Солдаты ФГА получали небольшой продовольственный паёк, но с голоду никто не умирал. После прохождения нескольких месяцев солдаты могли переводиться в пятисотые батальоны или же направляться в штрафные лагеря. За дисциплиной в ФГЛ почти не следили, поэтому редко кому удавалось вернуться к нормальной строевой службе. Там часто наблюдались случаи краж продовольствия и дезертирства. Теперь за это уже не расстреливали, а просто продлевали заключение в ФГА.
У тех, кто попадал в штрафные лагеря, имелось несколько возможностей их покинуть. Самой маловероятной были отмена приговора и возвращение домой. В силу того, что шла война, оставление лагеря до её окончания было фактически невозможным. Единственным более-менее реальным вариантом была реабилитация в Вермахте. Напомню, что приговорённый к тюремному заключению солдат автоматически становился непригодным к воинской службе. Он изгонялся из рядов Вермахта и для приведения в исполнение наказания передавался в руки Имперского управления юстиции, которое, как правило, тут же направляло его в эмсовские лагеря. Но, тем не менее, для заключённых лагерей непригодность к воинской службе не была пожизненным явлением. Со временем данное решение можно было пересмотреть.
Случаи, когда приговоры военно-полевых судов пересматривались в пользу заключённых, а тс, в свою очередь, покидали лагеря, вновь оказываясь в рядах вооруженных сил, были крайне редкими. Обычно для возвращения права служить в рядах Вермахта требовалось ходатайство о помиловании, которое могло инициироваться одной из трёх указанных ниже сторон:
1. соответствующим комендантом лагеря, который обладал правом обратиться к командованию части, в которой в прошлом нёс службу заключённый;
2. судьёй военно-полевого суда, который вынес заключённому приговор, или же органом власти, который приводил в исполнение вынесенный приговор;
3. с ходатайство о помиловании мог обратиться сам арестант, его родственники или же, в редких случаях, адвокат, который мог представлять интересы заключённого.
Рассмотрение подобных ходатайств в конце 1942 года было вменено в компетенцию судов 406-й и 176-й пехотных дивизий, находившихся, соответственно, в Мюнстере и Билефельде. В процессе реабилитации, вне зависимости от того, какая из сторон выступила с ходатайством о помиловании, суд в первую очередь принимал во внимание мнение об арестанте коменданта лагеря.
Один из современников, Пауль Гросс, так описывает эту ситуацию в своих мемуарах: «Комендант лагеря получал несказанную радость, когда приглашал к себе в кабинет “болотных зайцев” [73]. Под его письменным столом валялся сытый дог, который, видимо, должен был охранять коменданта. Этого не знал никто. Комендант приветливо, почти по-приятельски спрашивал о ходе исправительных работ. Интересовался, как дела у товарищей. Робкий и запуганный заключённый, всегда осторожно подбиравший слова, дал волю своим мыслям. Внезапно он попросил у коменданта кусок хлеба, лежавший на тарелке на письменном столе. После небольшого промедления мой знакомый, удивлённый добротой ненавистного всем коменданта, схватил кусок хлеба. Но тут началось что-то непостижимое. Комендант стал изливать свою злость: “Ты свинья, неужели ты полагаешь, что этот хлеб действительно для тебя? Если ты даже взял кусок, то должен отдать его собаке!” К ошарашенному и обескураженному посетителю приблизился рычащий дог, который был готов прыгнуть в любую минуту. Собака обнюхала хлеб, взяла его, положила обратно. Она была очень хорошо натаскана! И снова начался крик: “Видишь, преступник, даже собака не берёт из твоих рук хлеба! А ты хочешь, чтобы я ходатайствовал о твоём помиловании? Пошёл прочь, позорное пятно на победных знамёнах нашего фюрера”. Слёзы отчаяния навернулись на глазах моего приятеля, а кулаки яростно сжались. “Болотный солдат” ни с чем покинул кабинет коменданта».
Комендант лагеря оценивал в первую очередь поведение заключенного (особую роль играло, получал ли он взыскания, попав в лагерь), его работоспособность и трудовые достижения, срок заключения (чем меньше был срок, тем больше было шансов вернуться в Вермахт), общее впечатление о заключённом. Также немалую роль играло, был ли заключённый осуждён военно-полевым судом в первый раз, или же являлся «рецидивистом». Оценка, которую давал коменданта лагеря, имела решающее значение для удовлетворения ходатайства о помиловании, а стало быть, последующей реабилитации в Вермахте.
Впрочем, его рекомендации не всегда определяли исход дела. Известно несколько случаев, когда комендант лагеря давал вполне положительный отзыв о заключённом, но тому всё равно было отказано в помиловании. Так, например, пребывавший в эмеовских лагерях арестант Эрнст X. в период с сентября 1941-го по июль 1944 года четыре раза ходатайствовал о восстановлении в рядах Вермахта. Комендат каждый раз давал ему положительную оценку, но, тем не менее, каждый раз ходатайство не удовлетворялось. Сейчас сложно установить причины подобных отрицательных решений. С другой стороны, не известно ни одного случая, когда бы было удовлетворено ходатайство заключённого, получившего негативную оценку коменданта лагеря.
В июне 1942 года вышло предписание, что арестанты тюрем Вермахта, прежде чем пройти «испытание фронтом» должны были не менее 6 месяцев провести в эмеовских лагерях.
Если ходатайство о реабилитации было удовлетворено, «испытание фронтом» могло проходить различными способами. Вывшие арестанты могли быть зачислены в так называемую «свободную труппу» или оказать в форте Торгау Зинна. В первом случае «искупление» происходило во время боевых действий, после чего указанное лицо направлялось в состав обыкновенной части Вермахта, как правило, той самой, где раньше нёс службу освобождённый заключённый. В основном это относилось к заключённым, которые в попадали в эмсовские лагеря в первой половине Второй мировой войны.
У значительной части «помилованных» заключённых эмеовских лагерей была другая судьба. Приблизительно 6500 «болотных солдат», прежде чем попасть в военную часть, были направлены из лагерей в форт Торгау, дабы пройти гам проверку на пригодность. После месячного пребывания в форте выносилось решение, соответствуют ли физические и психические данные бывшего заключённого требованиям, предъявляемым к солдатам Вермахта. Такая сложная технология отбора была определена приказом Гитлера, подписанным 21 декабря 1940 года. Если испытуемые не проходили проверки, то их обратно отправляли в лагеря. Если же они всё-таки успешно заканчивали «образование», то вновь признавались военнообязанными, и их тюремное заключение прекращалось.
Эти новобранцы иногда назывались «испытательными стрелками». Всего их насчитывалось не более 6 тысяч человек. Большинство ИЗ них зачислялось в так называемое «испытательное подразделение 500» — тыловую часть, которая поначалу располагалась в Мейнингенс (Тюрингия). В сентябре 1941 гола эту часть перевели в Фульду, в конце 1942 года перебросили под Варшаву, а в 1044 году переместили на территорию Чехии (Брюнн и Ольмутц). В ноябре 1944 года 353 заключённых направились из эмеовских лагерей непосредственно в Брюн в 500-й батальон, миную прохождения испытания в Торгау. Дело в том, что форт был просто-напросто переполнен заключёнными. О последующей судьбе этих «штрафников» ничег