— Леха, ты, в натуре, зверюга, — недовольно сказал штрафник. — Чего добиваешься этим?
— А че? — с вызовом спросил Чечелев, вытирая штык-нож и руки о комбинезон оскальпированного пленника.
— Мало тебе скальпов?
— Может, я себе дубленку хочу на зиму, собираю потихоньку, — хмыкнул Студент.
— Вот псих, а!
— Мы тут все психи. Одни больше, другие меньше, — возразил Леха. — Все, хорош нравоучениями заниматься. Думаешь, с тобой опозеры поступили бы иначе?
— Скальп точно снимать бы не стали.
— Да кому нужен скальп твой плешивый? — беззубо улыбнулся Студент, почти с любовью разглядывая голову товарища — с большой, как у Ленина, залысиной и редкими от природы волосами.
— Чего пялишься? — проворчал тот.
— Да так, не нравится мне твой скальп, на дубленку не подходит, — ответил Леха тоном солидного негоцианта, отбраковавшего негодный товар.
Штрафник с досадой сплюнул. А Студент изловчился и совершил почти невероятное — чмокнул его в лысую голову.
Тот брезгливо отер ее ладонью.
— Совсем дурак?
— Поцелуй падшего ангела, — пояснил Леха. — Отметил я тебя. Теперь ты заговоренный.
— В натуре, псих! С каких это пор ты ангелом заделался?
— Ладно, поприкалывались, и бýдя, — серьезно сказал Чечелев. — Вытаскивайте тех из башни. Кто из вас говорил, что умеет водить эту дуру? Поехали наших выручать.
Машина зарокотала двигателем, тронулась назад, выбираясь из плена покореженных аттракционов.
Вырвавшись из парка, БТР заложил лихой вираж на улице Карла Маркса и ненадолго замер. Чечелев на мгновение высунулся из башни и стал орать, сложив ладони рупором:
— Лютый!!! Лютый!!! Это мы!!! Чешите сюда, под прикрытие!!!
Убедившись, что его правильно поняли, он спрятался в башне.
Остатки взвода — не более пятнадцати человек, пригибаясь, врассыпную побежали к БТРу. А тот открыл пальбу из пушки, поливая по окнам, откуда по штрафникам вели беглый огонь. Это внесло растерянность в ряды оппозиционеров, не понимавших, почему БТР с их опознавательным знаком на башне — намалеванной белой краской косой полосой — ведет по ним стрельбу. Но на войне всякое случается, поэтому растерянность была недолгой, автоматы и пулеметы загрохотали снова.
До машины добежали только двенадцать человек. Остальные в нелепых позах застыли на исковерканной войной земле.
БТР, продолжая вести огонь, тронулся к кинотеатру. Штрафники бежали рядом, укрываясь за стальной махиной. Путь перегородил сгоревший троллейбус — без стекол, на дисках, так как покрышки тоже сгорели. И как в насмешку — на не полностью закопченном боку осталась часть рекламы, приглашающей отдохнуть на экзотических островах…
Взяв троллейбус на таран, бронетранспортер с громким скрежетом толкал его перед собой. Пушка продолжала изрыгать выстрелы.
Со стороны кинотеатра кто-то бахнул из «Мухи», корпус троллейбуса защитил БТР от попадания, и все же осколками убило еще троих.
«Рогатый» объяло пламенем, хотя, казалось, гореть там уже нечему.
Разогнавшись, бронемашина взлетела по пандусу и впечатала пылающий троллейбус в пролом в стене, затолкав почти полностью.
Добежавшие до здания штрафники прижались к стене. Они добрались до кинотеатра. А вот основные силы пробиться не смогли.
Пушка и спаренный с ней пулемет заработали в сторону краевой библиотеки, выкашивая редкую цепочку опозеров. Их заволокло пылью от разрывов.
С верхнего этажа кинотеатра полетела граната; она рванула на бронетранспортере, не причинив ему вреда, но от взрыва двое штрафников получили контузию. Они, выронив оружие, скрючились у колес.
— Чеснок!!! Связь мне!!! — заорал Лютый.
Тот, подбежав, присел на колено и сунул Гусеву гарнитуру.
— Командир!!! — крикнул Павел. — Видишь бэтээр возле «Луча»?! Мы за ним! Взвода нет почти! Когда подойдете?!
— Гусев! Не можем мы подойти! Слишком плотный огонь! Потери большие! Прорывайся к нам!
— Вы что там, охренели совсем?! — взбеленился Павел. — Я взвод положил, до кинотеатра дошел! И все зря???
Гарнитура потрескивала помехами связи.
Понимая, что сам себя загнал в ловушку, Лютый в отчаянии заскрипел зубами. Он ненавидел все и всех вместе с этой гребаной войной.
Засевшие в здании кинотеатра опозеры притаились. Дым от горящего троллейбуса заволок весь первый этаж, поднимаясь выше, вызывая у людей надрывный кашель, выбивая из покрасневших глаз слезы.
Штрафники с надеждой и волнением смотрели на взводного, ожидая от него чуда.
Лютый постучал по броне прикладом. Из люка показалась голова водителя.
— К своим будем прорываться! — крикнул Гусев. — Не придут они сюда!
— Как не придут?!
— Каком кверху.
— А мы-то зачем сюда ломились?! Чтобы подохнуть?! — истерично крикнул водитель.
— Не ори так, всех опозеров распугаешь! — осадил его Гусев.
— Что, не ори?! Что, не ори?! — не успокаивался водитель. — Подставили нас!!!
— Сам заткнешься или помочь?! — вскипел Лютый.
— Сам.
— Вот и чудненько.
— Не доедем! Сожгут! — обреченно сказал парень.
— Здесь ты тоже не уцелеешь! Так хоть шанс есть!
Гусев взял бинокль, всмотрелся. Увиденное его не обрадовало, опозеры пошли в контратаку; штрафники сначала попятились, огрызаясь огнем, а потом в панике побежали.
Заговорили пулеметы заградотрядовцев, останавливавших панический бег. К ним присоединилась БМП-3, приданная в усиление.
Ротный пытался удержать бегущих, но когда свои открыли огонь на поражение, поднялся во весь рост и, яростно матерясь, стал стрелять от пояса по заградотрядовцам.
— Ненавижу, твари!!! Ненавижу!!! Ненавижу!!! — исступленно кричал он.
Мощная очередь из ПКТ [25] сбила ротного с ног. Стрелку этого показалось недостаточно: очень уж ему была не по душе стрельба командира штрафников по заградотряду. Еще одной длинной очередью он совсем измочалил окровавленное тело, перевернув его с живота на спину.
Опозеры ворвались на чужие позиции, где завязалась короткая неравная рукопашная с теми, кто все же не потерял самообладания, не поддался панике. Их перебили быстро. Развивая контратаку, опозеры двинулись дальше, вступили в бой уже с заградотрядом, отшвырнули и его. Впрочем, заградотрядовцы не стремились стоять насмерть — у них были совсем иные задачи.
Из башни вынырнул Студент, змейкой соскользнул с брони к колесам. К нему присоединились остальные, сидевшие в боевой машине.
— Все, мужики, хана нашей роте, — произнес Чечелев хмуро и добавил: — И нам — тоже. Отвоевались…
— Не бзди, Леха, подворотнями уйдем. Али мы не местные? — преувеличенно бодро ответил Лютый.
Он оглядел оставшихся. Кроме Чечелева, здесь были Чеснов, Огрешков, Ильин, горстка молодых парней и мужиков постарше.
Сейчас они с надеждой смотрели на командира.
Двое контуженых подавали вялые признаки жизни, шевелясь, словно сомнамбулы. Все знали, что пострадавших на себе никто не потащит — это верная смерть. Смогут, пусть идут сами, ну а нет…
Лютый понимал, что надо принимать решение, тянуть дальше нельзя, вот-вот очухаются опозеры в кинотеатре.
— Значит, так, мужики, — сказал Павел. — Весь мой план, как и атака наших, накрылся медным тазом. Единственное, что успокаивает мою совесть, — мы-то свою задачу выполнили, пусть и такой ценой. Но хотя бы вы живы. А останься на позициях — все полегли бы. Не от опозеров, так от заградотряда. На бэтээре прорываться смысла нет. Далеко не уедем, сожгут на хер: вся улица уже в курсе, что мы эту дуру захватили. Поэтому уходим, что называется, дворами.
— Куда уходим, командир?
— К своим, конечно. Или думаешь, опозеры при встрече нальют?
Штрафники улыбнулись пусть не очень веселой, но все же шутке.
— Одна надежда — не должны они в каждом доме да в подворотнях толпами сидеть. И это наш шанс. Главное, не прощелкать хлебалом. Кто отстанет, не взыщите, ждать никого не будем. Пошли! С Богом!
Штрафники рванулись из-за БТРа, поливая из автоматов во все стороны, стремясь перебежать неширокую улицу и укрыться в развороченной пятиэтажке, а дальше — ситуация покажет.
Вслед тут же загрохотала стрельба, срезав сначала двоих наповал, а потом зацепив Чеснова.
Андрею «прилетело» в копчик, он болезненно закричал. Ноги разом перестали слушаться, онемели, стали чужими. Он осел. Пуля, ударившая в рацию на спине, толкнула его лицом вниз.
Чеснок с воем скреб выщербленный асфальт, пытался ползти, испытывая ужасную боль.
Штрафники слышали его вопли, не заглушаемые даже стрельбой. Но никто не оборачивался, предоставив раненого самому себе.
— Не могу, — остановился Гусев. — Простите, мужики.
Он развернулся, пригибаясь, добежал до Чеснова, взвалил его на спину и потащил, чувствуя, что обливается потом, а куртка тяжелеет, пропитываясь кровью Андрея.
Что-то ухнуло рядом, взрывной волной бросило на мостовую.
— Брось его! — закричал подскочивший Студент. — Убило Чеснока. Он на себя все осколки принял.
И, действительно, Андрей больше не дышал.
Гусев встал, его шатало не то от усталости, не то после удара взрывной волны.
— Давай, шевели булками! — подбадривал Студент. — Сейчас эти суки пристреляются, и нам кранты настанут! Бежим!
Заскочив в пятиэтажку, беглецы почувствовали вонь давно разлагающихся трупов. Смрад был столь силен, что перехватывал дыхание.
Они вылетели с противоположной стороны дома очумевшие, не разбирая дороги. И снова потери: шальная пуля угодила в штрафника, мчавшегося последним.
Остальные, петляя зайцами, добежали до следующего дома, запрыгнули в оконные проемы.
Здесь воздух был вполне сносным, поэтому остановились, тяжело переводя дыхание.
— Вот уроды, — выругался на опозеров Ильин. — Не могли тела прибрать. Столько дней затишье длилось!