вот ты, а вон — враг. И его нужно уничтожить.
— Уразумел? — выдохся, наконец, контрразведчик.
— Да, вроде бы все понятно.
— Отлично. Тогда свободен. Да, если Круминя поинтересуется, зачем ты ко мне приходил…
— Я скажу, что проводили очередной допрос из-за случившегося возле театра, — покорно сказал экспат.
— Вот-вот. Заодно посмотришь на ее реакцию и послушаешь вопросы, что она станет задавать. Наверняка ведь захочет узнать, что мы нарыли на этих пацанов.
— То есть, они с немецкой разведкой связаны?
— Да ну, — презрительно пожал губы Карпухин. — Куда им. Разыграли дурачков в темную. Тот крендель, что к вам с Рыжковым в театре подошел, он среди местной гопоты невеликий, но все же авторитет. Ему сунули сотню-другую, показали вас издали, он и рад стараться. А остальные так…шелупонь.
И снова врешь, автоматически отметил про себя экспат. Эх, Дмитрий Вячеславович, зря ты так со мной. Очень зря! Что ж, выходит, ты сам напросился. Не взыщи теперь!
Глава 10
В летной столовой было довольно тихо. И это несмотря на то, что свободных мест за столами практически не осталось. Офицеры угрюмо молчали, вяло ковыряясь вилками и ложками в своих тарелках. И нет-нет, да поглядывали на отдельно стоящую табуретку, накрытую красной материей, на которой примостились два портрета, перевитые черными траурными лентами. Точнее, две увеличенных карточки с удостоверений. Две пары глаз с них смотрели на ужинающих людей: полковника Карманова и старшего лейтенанта Круминя.
Девушки-официантки, всегда такие доброжелательные, улыбчивые, предупредительные, как-то одним махом сникли, осунулись, у многих покраснели и припухли от слез веки. Начальство решило хоть немного снизить градус нелепой трагедии и распорядилось выдать «наркомовские». Подавальщицы разносили их по всем столам подряд, не делая ни для кого исключения, но ожидаемой разрядки не наблюдалось — летчики молча, без лишних слов, выпивали, а потом также молча продолжали сидеть за столами. Не слышалось привычных разговоров, тостов и шуток.
Третьей не хватает, думал про себя Григорий, уплетая не слишком наваристый суп с тушенкой. Есть хотелось просто зверски. А что делать — энергии потратил просто немерено. Третья фотка там должна была стоять. А что, разве овчарка Карманова — Вольф — не заслужила того, чтобы и ее помянули? Хотя, здесь вроде подобное не принято. Стоп, а ведь видел, видел как-то бойцов из взвода истребителей танков, что пили за своих погибших питомцев. Но, как бы то ни было, в любом случае смотрелось бы отлично. По крайней мере, с точки зрения Дивина.
Да уж, экспат совершенно не переживал по поводу случившегося, в отличие от остальных офицеров и сотрудников столовой. Еще чего не хватало! И свои сто грамм выпил без какого-либо надрыва и траурных слов. Взял, да и опрокинул в себя водку и торопливо занюхал ломтиком черного хлеба. А потом взялся за ложку и вновь принялся за «первое». Эх, сейчас бы борща!
— Товарищ майор, вы ведь с полковником воевали вместе? — тихо спросил у Дивина смутно знакомый капитан. Вроде бы из штурманов.
Экспат насупился. Какого хрена⁈ Ну вот зачем под руку-то? Когда я ем, то что?
— Было дело, — сказал он нехотя. — Давно уже. Я забыл про это почти.
— Как это? — вскинулся сидящий напротив Григорий подполковник. Этот был вроде из оперативного отдела штаба. — Забыли о боевом товарище⁈ Ну, знаете ли, это просто ни в какие ворота не лезет!
Дивин спокойно облизал ложку и аккуратно положил ее в опустевшую алюминиевую миску. Отодвинул посудину в сторону и потянулся за тарелкой с картофельным пюре и мясной поджаркой.
— Позвольте вам напомнить, что в штурмовой авиации не случайно Героя давали всего за десять боевых вылетов, — буднично проговорил экспат. — За десять! А почему, не задумывались?
— Потери? — капитан вопросительно взглянул на Григория.
— Потери — это слабо сказано, — экспат энергично заработал вилкой. — Бывало в начале войны так, что к нам пополнение утром приходило, а к вечеру из них и в живых никого не оставалось. Поди их, запомни. Нет, Карманов, конечно, чуток подольше задержался, но…
— Так он, если мне память не изменяет, по ранению выбыл? — нахмурился штабист.
— Кто⁈ — поперхнулся от неожиданности Дивин и закашлялся. Торопливо схватил стакан с компотом, чтобы промочить горло. — Что за чушь?
— Так он сам рассказывал.
— Слушайте больше! Сбежал он. Придумал для полкового врача обострение какой-то мифической болячки и сбежал, — грубо сказал экспат. — У нас очередные тяжелые бои начались и Карманов тут же смылся.
— Товарищ майор, ну зачем вы теперь так о нем? — вступился за погибшего полковника еще один офицер, что также сидел за их столом. Кто такой — Григорий не знал. — Есть такая поговорка: «О мертвых или хорошо, или ничего».
Дивин немного подумал и недовольно нахмурился.
— Глупая поговорка. Вредная. Так любую сволочь можно обелить. Уж простите, но привык говорить то, что думаю. Я летчик, а не дипломат. И плести словесные кружева не умею. Тем более, когда речь идет о подобных поступках. У нас мальчишки безусые шли в бой, сгорали, как свечки, но не драпали. А этот…
— Товарищ майор, можно вас на минуточку? Это срочно! — Карпухин легонько похлопал экспата по плечу. Вот ведь, снова подкрался незаметно. Нет, надо что-то срочно придумать на этот счет. Григорий с сожалением посмотрел на недоеденное «второе» и нехотя поднялся из-за стола.
— Прошу прощения.
— Ты что, совсем офонарел? — злобился контрразведчик, нервно вышагивая по кабинету. — Совсем думать разучился?
— А что такое? — лениво зевнул экспат. У него наступил откат, и больше всего сейчас хотелось упасть на кровать, накрыться с головой одеялом и придавить на массу минут эдак шестьсот. Или больше. Как повезет.
— Ты зачем штабным офицерам про Карманова всякие гадости рассказываешь? — остановился перед Дивиным Дмитрий Вячеславович. — По официальной версии и он, и Круминя погибли трагически.
— Ага, банально задраны волками! — заржал Григорий. — Охренеть, какой героизм. Может, их еще посмертно к ордену представить?
— Заткнись, Кощей! Не ерничай!
— Да пожалуйста, — пожал плечами экспат и потянулся за папиросами. — Считаете, что это трагедия — пусть будет по-вашему.
— Чего это ты вдруг такой покладистый стал? — подозрительно прищурился контрразведчик.
— Знаете, — Дивин глубоко затянулся и выпустил сизую струю дыма. — Я до одури рад, что наконец-то вывернулся из ваших шпионских игр. Просто невыносимое наслаждение от осознания того, что для меня вся эта история наконец-то закончилась! И теперь можно спокойно летать, не забивая себе голову всякими глупыми мыслями и наблюдениями за тем, кто что сказал, кто при этом как улыбнулся или заплакал и прочей вашей хитровыдуманной чушью.
— Чушью⁈ — немедленно взвился Карпухин. — Мальчишка! Да ты хоть представляешь, сколько у нас одним махом сорвалось оперативных комбинаций из-за их смерти? Какие перспективные операции накрылись медным тазом? Причем, утвержденные на самом верху. Собственно, именно поэтому я молчу в тряпочку про то, что сейчас творится в Москве! Скажу лишь, что на ушах и мы, и смежники стоят.
— Даже не начинайте, — хладнокровно попросил экспат, насмешливо улыбаясь. — Верите, до лампочки. Вот ничуть не интересно. Когда, наконец, окажусь снова на фронте — это да, жизненно. А кувыркаться в койке с девушкой, зная, что она является немецкой шпионкой — нет. Обрыдло!
Дмитрий Вячеславович прошел к своему месту и молча сел. Тоже достал портсигар, на крышке которого мелькнул какой-то рисунок — то ли всадник с шашкой, то ли древнерусский богатырь — и прикурил «беломорину».
— Ты их видел? В смысле, после того, как того…ну, ты понял.
— Мельком, издали, — нехотя сказал летчик. — Утром, когда переполох поднялся, мы из казармы все на улицу выбежали, но там бойцы из охраны аэродрома близко никого не подпускали. С того места, где я стоял, совсем чуть-чуть видно было.
— Зато эти кретины из БАО и роты охраны сами все место преступления напрочь затоптали, как стадо слонов! — зло выругался контрразведчик. — Все следы загубили. И собачка розыскная не помогла ни капли. Хвост поджала и в сторону. За проводника прячется, трясется, точно припадочная.
Еще бы, самодовольно ухмыльнулся про себя Григорий, мантис в боевой формации — это вам не шутки. Там такая остаточная аура ужаса, что красноармейцы-то весь свой харч наперегонки метали за ближайшей елкой, списывая все на жутковатый вид истерзанных тел, чего уж о собачке говорить — у бедолаги нюх в десятки раз острее. И для нее там, наверное, вообще ад кромешный.
— Если честно, я до конца так не поверил, что это работа волков, — Карпухин испытующе взглянул на экспата. — Характер повреждений на трупах…несколько не такой. Знаешь, в башке свербит с самого утра, что где-то я уже подобную картину наблюдал. Ты точно не помнишь?
Эх, расстроился ни на шутку Дивин, неужто придется и контрразведчика в распыл пущать? Неплохой ведь, в целом, мужик. Да, со своими тараканами, но у кого, скажите на милость, их нет? Все мы здесь немного не в себе.
— Сказал же, нас близко к ним не пустили.
— И овчарка кармановская, — невидяще уставился в окно Дмитрий Вячеславович. — Здоровенная ведь зверюга, обученная и натасканная. Видел я, как полковник с ней занимался. Должна была хоть одного серого, но порвать. А ее выпотрошили, будто мягкую игрушку.
Экспат опустил голову, чтобы Карпухин не заметил его злорадную усмешку. Подумаешь, овчарка! Даже обученная. Что она против мантиса? Так, на один зубок. Он, собственно, на бедняге Вольфе лишь немного размялся. А заодно и людишек напугал до смерти. Они когда увидели, как неведомое чудовище, что вдруг беззвучно поднялось из сугроба им навстречу, рвет несчастную собаку на куски, застыли на месте в полнейшем ступоре. И здорово облегчили тем самым задачу Григорию. Не пришлось особо бегать по лесочку за жертвами. Пара-тройка метров не в счет.