Он знал, что все эти компоненты могут быть найдены в дикой природе – особенно в этом месте, где энергия земли настолько плотна, что даже мхи здесь шепчутся друг с другом. Надо лишь искать с умом.
Селитру он обнаружил у подножия одной из пещер, где влага испарялась с камней, оставляя белёсый налёт. Он знал, как извлечь её – высушить, выварить в воде, профильтровать и кристаллизовать. Это заняло несколько дней, и пришлось возиться с глиняными сосудами, которые он формовал и обжигал сам, втайне от "наставника". Серу он нашёл возле трещин в склонах, откуда просачивался слабый сернистый запах – возможно, здесь некогда был источник тепла или вулканической активности. Окружающие камни были окрашены в желтоватый оттенок, и стоило лишь слегка соскрести верхний слой, чтобы добыть необходимое.
Древесный уголь оказался самым простым из ингредиентов. Его можно было добыть из обожжённой древесины тонких ветвей акации, которая давала плотный, насыщенный уголь. Он готовил его медленно – в засыпанной земле бочке, чтобы не было дыма, и не было запаха. Он всё тщательно измельчил в ступке, просеял сквозь тонкую ткань, отфильтровал самые лёгкие и наиболее реактивные фракции. И вот он сидел в пещере, освещённой лишь слабым светом внутреннего плетения защиты, и в руках держал небольшой кожаный мешочек – первая партия настоящего пороха, сделанного вручную. Без магии. Без потоков. Только наука и воля.
Для начала, уйдя как можно дальше от пагоды, он сделал крошечную камеру из камня и сухой древесины, засыпал туда порошок, оставив тонкую полоску древесной стружки, пропитанной жиром. Ушёл на безопасное расстояние, и с помощью магической искры, направленной сквозь свиток с символом направления – поджёг фитиль.
Взрыв был резким. Глухим. И достаточно мощным. Песок, покрывавший испытательную нишу, был отброшен. Древесина разлетелась в щепки. На лице Андрея зазмеилась злобная улыбка. Настоящая. Не радостная. Но уже уверенная.
“Ты думаешь, я твоя игрушка, старик? Ну, что же… Давай посмотрим на то, как ты поведёшь себя, когда сила, тебе непонятная, вырвется из тени.”
Потом он начал делать простейшие гранаты – шарообразные сосуды из утрамбованной высушенной глины, которые заполнял смесью, добавляя острые фрагменты кости и камня, чтобы при подрыве всё вокруг превращалось в ураган шрапнели. Фитили он делал из высушенных трав, пропитанных животным жиром и смолой. Долгогорящие, но достаточно надёжные. Как страховку к слабым магическим плетениям искры. Затем – мины. Просто придавленные глиной ёмкости в виде старых горшков, который в заброшенной кладовке пагоды было весьма много. С нажимным механизмом. В роли которого выступала упругая кора с засушенного растения. Стоит наступить – замыкается контакт магического плетения, и искра разрывает покой.
Он делал это всё в одиночку. Без чьей-либо помощи. С самым минимумом магии, чтобы “старик” не заметил сильных всплесков. Парень сдерживал силу. Работал руками. И теперь каждый день приносил ему новый сосуд. Новую капсулу разрушения. И всё чаще он ловил себя на мысли:
“Если это конец… пусть он будет моим. Если он собирается убить меня, принеся в жертву, то пусть сначала узнает, как выглядит настоящий страх.”
И теперь он не просто ждал. Он готовил поле боя. Он прятал взрывчатку у тропинок. Возле источников. Под старыми корнями деревьев, в трещинах у стен. Так, чтобы, если "старик" начнёт действовать, то он сам попадёт в заранее расставленные Андреем ловушки. Мир магии знал слишком многое о потоках и структуре. Но он не знал того, что пороху… Плевать на все эти потоки. Он просто взрывается. И в этом, пожалуй, была главная ирония судьбы. В мире, где всё держится на энергии, на переплетениях и балансе, он стал использовать силу хаоса – обычную, физическую смерть. И Андрей знал, что в тот самый день, когда это всё начнётся, старик – демон, или кем бы он там ни был, точно пожалеет о том, что наивно считал его пешкой.
Андрей давно уже перестал верить в случайности. Особенно здесь. В этой долине, где каждое движение энергии ощущалось почти кожей, а каждый взгляд "наставника" слишком часто казался ему не просто внимательным – оценочным, взвешивающим, хищным. Он наблюдал. Он смотрел в ответ, но делал вид, что не замечает. И всё же однажды он заметил… Изменился вкус чая. Незаметно. Почти невесомо. Едва уловимо. Но он уже знал эту отварную смесь как свои пять пальцев. Они пили её неделями. Листья, что они вместе собирали в верхнем склоне долины, горьковатый аромат цветков, и капля меда. Но теперь… Даже в его запахе была некоторая нотка пряности. И это было что-то терпкое. Словно настой на корне, который должен успокаивать, смягчать, отпускать.
Андрей не сразу понял, что это вообще было. Но, использовав простое плетение "Слуха Внутреннего", ту самую технику, что позволяла уловить резонанс вещества с телом, парень понял, что это была травка из семейства тех, что разжижают разум. Не яд. Не парализующее вещество. А именно мягкий, едва заметный агент, пробуждающий откровенность, снимающий с человека психологические барьеры.
"Значит ты хочешь услышать больше, чем я готов сказать?" – Мрачно подумал Андрей, глядя на то, как старик снова неторопливо наклоняется к чайнику. И в тот день он просто… Не стал пить чай. Придумал отговорку. Сказал, что болит живот. “Старик” кивнул, безмятежно – даже слишком. Но в его глазах мелькнул блеск напряжения. Словно он проверил крючок – и понял, что рыба пока не клюнула.
Скрываться становилось всё сложнее. Да и сам Андрей теперь не просто следил. Он маневрировал. Он маскировал свои плетения, смешивая их с природной энергией долины. Он переходил на сбор ингредиентов в новые места, не оставляя следов своего маршрута.
Даже места хранения своих “гранат” и ловушек он переместил – закопал глубже, замаскировал плетениями пустоты и засыпал землёй, насыщенной потоками долины, чтобы не оставить энергетического фона. И всё же… Он чувствовал, что и “наставник” начал что-то подозревать. Он стал чаще выходить в окрестности один, но не для медитаций. Скорее всего, он что-то проверял. Проводил использования плетения обнаружения с куда большим вниманием. Несколько раз Андрей чувствовал, как чужое сканирование проходит рядом с ним, скользит по камням, листве, уходит вниз к ручьям. Но его маскировка всё ещё держалась.
Внутри Андрея росло ощущение гонки.
“Он ускоряется. Он чувствует, что я что-то скрываю. Но я знаю, что он сам – не тот, за кого себя выдаёт. И теперь мы оба играем в эту игру вслепую, пока один из нас не ошибётся.”
Однажды, он даже притворился спящим, когда наставник зашёл в его хижину возле пагоды ночью. Его внимание привлёк лёгкий скрип деревянной балки. Слишком тихий, чтобы быть случайным. “Старик” немного постоял в тени. Потом развернулся и ушёл. Сердце Андрея в тот момент било так, будто собиралось вырваться из груди. Он понял – сейчас время играет против него. Или он переиграет своего врага, или сгорит на том проклятом алтаре.
Именно тогда он начал носить один из собранных артефактов на себе постоянно. Плетение, вплетённое в деревянный ободок, скрытое внутри его пояса – позволяло защитить разум от внезапных атак, в том числе и от влияния зелья, которое ему могли снова вдруг подсыпать.
“Если ты решишь, что пора, старик…то будь уверен – я буду готов.”
Он не знал, когда именно грянет гроза. Но с каждым днём он ощущал, что тучи всё-таки постепенно сгущаются. Андрей чувствовал это не просто кожей. Он ощущал это на уровне вибрации мира. Словно сама долина, до недавнего времени спокойная и размеренная, начала постепенно менять дыхание. Всё стало чуть более резким. Порывы ветра – рванее. Шорох трав – колючее. Даже птицы – и те теперь порхали не спеша, замирая на ветках дольше обычного. Казалось, что весь мир затаился. А вместе с ним затаился и тот, кто всё это время играл роль его наставника. Он больше не улыбался, по крайней мере – искренне. Он пытался. Всё ещё. Иногда. Особенно утром. Но его глаза больше не смеялись. Там читалась усталость. Ожидание. И скрытое раздражение.
Андрей всё замечал. Слишком много взглядов с его стороны было исподтишка. Слишком часто старик теперь появлялся за его спиной. Будто случайно. Но парень знал о том, что в этой долине случайности были редким зверем. Особенно если кто-то стоит за твоей спиной и говорит:
– Ты слишком напряжён. – Значит, он тебя изучает. Проверяет. Ждёт, когда ты оступишься. “Старик” несколько раз пытался снова предложить парню свой чай. С другими травами. С настоями. Даже раз – отвар “для укрепления плетений”. Но Андрей каждый раз вежливо отказывался. Он пил только родниковую воду, ту самую, в которую сам вплёл плетение очистки, и каждый раз набирая новую порцию прямо из горного ручья.
Потом началось самое странное. “Старик” стал усиленно следить за ним. Не слишком умело. Видимо, он считал, что парень не заметит подобного внимания к себе лично. Когда Андрей выходил в горы собирать травы, он чувствовал отголоски чужого присутствия… Иногда – тень, скользнувшую за скалой… Иногда – тишину, слишком совершенную… Так не бывает в живом лесу. Значит, кто-то намеренно подавлял звук. Было и хуже. Однажды, возвращаясь по каменному карнизу, он увидел, как одна из его ловушек была тронута. Не сработала – потому что была замаскирована на энергетическом уровне. Но её слегка подвинули. Значит – старик не просто следил. Он искал при помощи тех самых поисковых плетений.
И всё это только подтверждало одно. Время у демонов уже было практически на исходе. Им был нужен результат. Скоро. Потому что что-то меняется за пределами этой долины. Возможно, портал в Нижний Мир был не совсем стабилен. Возможно, ритуальные условия начинают постепенно ускользать. Или богоподобные силы, даровавшие Андрею второй шанс, следят и приближаются. Но, как бы то ни было, “старик” терял терпение. И в этот раз он точно будет атаковать не словами.
Именно поэтому Андрей теперь ни на секунду не оставлял свои артефакты где-то в стороне. Стилет, наполненный болью жертв, он носил под одеждой, скрытый внутри укреплённого футляра с магическим замком. Талисман подавления чужой магии – заплетён в узор ремня. Гранаты и импровизированные мины из пороха и даже жала местных насекомых он перепрятал в новые норы, отметив их только плетением памяти, что активировалось только на его прикосновение. Он больше не доверял никому. Да и не к кому было. Теперь, когда каждый день мог стать последним, он не мог позволить себе слабость. И не мог позволить себе жалость.