– Ну надо же! – поразилась Инка. – Он, похоже, у тебя не просыхает с самого твоего отъезда в монастырь.
Я занялась арифметикой и подсчитала количество бутылок. Затем, исходя из средних возможностей человеческого организма, вычислила: Лешкин папаша ушел в запой еще во время поминок, но в таком разе непонятно, кто убрал остатки поминальной трапезы, перемыл всю посуду и убрал ее в буфет. Папаше такое явно было не под силу; даже если бы он взялся за сей труд, то перебил бы все хрупкие предметы или хотя бы их большую часть. А так как подобного не произошло, то становится ясно: тут похозяйничала женская рука и случилось это сравнительно недавно. Дней пять или шесть назад. Это мы установили по степени заплесневелости мясного рагу, приготовленного явно не мужской рукой.
– У твоего папы, оказывается, есть любовница! – радостно воскликнула Инка. – Что же ты нам не говорил?!
Леша широко раскрыл глаза и свирепо уставился на Инку.
– Никакой любовницы у моего папы нет и быть не может, – заявил он. – Он все вечера проводил дома и выходные тоже.
– Ну и что? – возразила Инка. – Вот у меня был приятель, который появлялся исключительно в полдень. Я сначала не понимала, в чем дело, а потом выяснилось: он женат, изображает из себя примерного мужа и потому позволяет себе шалости на стороне исключительно в обеденный перерыв. Я с ним, понятное дело, порвала, но он мне особенно и не нравился. А вот если бы я была в него влюблена, то тогда бедной жене не поздоровилось бы.
– Мой папа в обеденный перерыв всегда обедал с мамой, – с гордостью заявил Леша. – А когда она уезжала куда-нибудь, то он обедал у себя на работе.
Можно было подумать, что на работе у папы женщины не водились.
– А кто тогда убрал в квартире? – допытывалась Инка. – Это явно сделала женщина. А какая женщина пойдет убираться к постороннему мужчине, если у нее нет в этом личного интереса? Или ты думаешь, что женщины такие фанатки домашней работы, что их хлебом не корми, дай убрать за кем-нибудь грязь и мусор?
– Может быть, домработница, – предположила я и была уничтожена гневным Инкиным взглядом.
О том, что это могла быть домработница, она не подумала. Леша, наоборот, обрадовался и закивал головой.
– Мама приглашала иногда одну женщину помочь по хозяйству. Только вряд ли папа на нее клюнул бы, даже находясь в том состоянии, в каком он сейчас. Ей, видишь ли, давно перевалило за шестьдесят, и страшна она была, как смертный грех. Она носила обувь как минимум сорок четвертого размера, а кофточки – пятидесятого, и это при том, что сама была на два размера больше. И еще у нее несколько десятков жирных бородавок, обильно поросших волосами, а под носом щетинились усы, которые она брила, но не очень успешно. Думаешь, папа мог на нее польститься? – с ехидной улыбкой обратился Лешка к Инне.
– Не знаю, – буркнула раздосадованная Инка. – Твой папа, ты и думай.
Леша в ответ возразил, что она выдумала всю эту нелепицу про папину любовницу, ей и думать. Инка не нашла ничего лучшего, чем сказать: человек с чистой совестью не уходит в такой запой. Леша взвизгнул и протянул к Инке руку, причем дружелюбия в этом его жесте было маловато.
– Можно ей позвонить и спросить у нее, приходила она или нет, – робко предложила я, вклиниваясь между спорщиками, готовыми разорвать друг друга на части.
Они замолчали и уставились на меня.
– Это идея, – одобрила Инка. – Где телефон? – обратилась я к Лешке. В ответ он протянул мне трубку домашнего радиотелефона и вопросительно посмотрел на меня.
– Телефон домработницы, – пояснила я.
– Он был только у мамы, – поставил меня в известность Лешка.
– В таком случае, где ее записная книжка? – почти зверея, спросила я у этого остолопа.
Леша послушно отправился на розыски записной книжки, а мы с Инкой начали складывать бутылки в полиэтиленовые мешки, чтобы отнести их на помойку. Мы как раз заканчивали со спальней когда вернулся Лешка и заявил, что записной книжки он не нашел и вообще звонить уже поздно, а завтра с утра надо будет спросить у папы, и он все объяснит. Мы тяжело вздохнули и поняли, что Леша безнадежен, если не способен самостоятельно дойти до простой мысли: его папа, раз уж он скрывает что-то в пьяном состоянии, в трезвом тем более не проговорится. Но мы так устали, что решили плюнуть на Лешку и лечь спать.
Пока мы с Инкой скрывались от суровой действительности по монастырям, моя тетя Зоя работала в Пензе, где проводилось крупное совещание, на котором рассматривались не менее крупные агрофизические проблемы. Тетка сделала уже несколько докладов и чувствовала себя прекрасно. К удачной профессиональной деятельности прибавилось сознание того, как необычайно ловко она избавилась от наблюдения со стороны милиции. Такое ее состояние свидетельствовало лишь о том, что она не знала, что за человек майор Жирков. На самом деле за тетей следили, и весьма пристально. В течение трех дней за ней следовал молодой стажер, которому его задание представлялось в высшей степени нелепым, так как тетка ходила от гостиницы до своего института, где проводилось совещание. И иногда по магазинам, но не часто, и никогда не выходила из гостиницы ночью. На четвертый день терпение стажера истощилось, и он решил, что никуда тетка не денется из своего института, откуда она всегда уходила не раньше шести вечера. Поэтому стажер поехал к своей подружке и весело провел с ней несколько часов. Увы, когда бедняга вернулся на свой пост, среди выходивших ученых он не увидел своей подопечной. А примчавшись к вахтеру, выяснил, что интересующая его особа ушла еще днем и возвращаться не собиралась, так как у нее на сегодня билет домой.
– Она еще сказала, что хватит с нее науки, надо и личной жизни немного времени уделить, – поделился вахтер с бледным стажером, который уже видел себя отчисленным и опозоренным навеки.
Все еще надеясь на чудо, парень помчался в гостиницу, по пути с дрожью представляя себе, что может понимать под личной жизнью маньяк, пусть даже он и женщина. Но в гостинице его подопечной не оказалось. Тогда он вспомнил про те магазины, которые вызывали у тети повышенный интерес, и пробежался по ним. Так как в понятие «личная жизнь» нормальной женщины – а стажеру очень хотелось, чтобы ему досталась все-таки нормальная женщина, – отлично укладывалась прогулка по магазинам в поисках милых пустячков для себя и подарочков для близких. В магазинах его тоже разочаровали. Продавщицы, подвергшиеся воздействию весеннего воздуха, не видели ничего и утопали в мечтах о сказочных принцах. Поэтому курносый и конопатый стажер, который к тому же был маленького роста, вызывал у них только легкое раздражение своей настойчивостью.
А тетя тем временем приятно провела время, весна оказала свое воздействие не только на продавщиц в магазинах женского белья, но и на крупных ученых. Тетя в задумчивости бродила по улицам и размышляла на тему: как хорошо, что не надо спешить домой, готовить обед и ублажать своих мужиков. Неожиданно перед тетей оказался городской парк, уже совсем зеленый и с ранними цветами на многочисленных клумбах. Тетя зашла в ворота и нос к носу столкнулась со знакомым профессором, который в свое время написал чуть ли не хвалебную оду на тетину диссертацию. Кроме того, у профессора была еще масса достоинств. Когда-то он был хорош собой, а остроумным он оставался и сейчас. И к тому же у него почти не было старческого маразма, который не скроешь, и геморроя, который очень даже скроешь, но все равно настроение портит. Профессор ей страшно обрадовался.
– Милая! – с чувством воскликнул он. – Как я рад случайно встретиться с вами. Я уж приготовился проскучать все время до отправления моего поезда, а тут такой подарок – вы. Пойдемте скорее, я тут видел одно прелестное местечко за углом, там сидели такие славные парочки... Но я был один, и мне было неловко, а теперь тут появились вы, и, надеюсь, не откажете старику в невинном удовольствии.
Тетя была, в сущности, доброй женщиной и с удовольствием отправилась в кафе с профессором, который веселился, словно ребенок. Обещанное кафе действительно оказалось очень даже славным: некоторые столики стояли на узкой улочке, под зонтиками, и подавали тут исключительно мороженое, разнообразные фруктовые десерты и пирожные.
– Мы чудесно проведем с вами время, – продолжал совсем по-детски радоваться профессор.
Тетю уже стала немного утомлять оживленность коллеги, и к тому же она обнаружила полное отсутствие мясных закусок в кафе, поэтому осторожно поинтересовалась, когда же его поезд.
– Через три часа, – вздохнул профессор и опечалился; а тетя, наоборот, почувствовала прилив добрых чувств ко всему миру и к профессору в том числе, так как до этого опасалась, что наслаждаться обществом профессора придется значительно дольше.
Три часа промелькнули незаметно. Тетя проводила профессора до поезда и подумала, что пора зайти к знакомой, которая слезно умоляла тетю захватить с собой в Питер маленький сувенир для племянницы. Сувенир оказался огромной банкой с прошлогодним клубничным вареньем, без которого, по мысли тети, племянница вполне бы могла жить и дальше. Но знакомая попалась на редкость настойчивая и без банки выпустить тетю из своей квартиры наотрез отказывалась.
– Умоляю вас, – чуть не на коленях завывала эта особа, – берегите баночку. Моя племянница просто без ума от моего варенья, но я вечно забывала ей послать, а тут полезла в шкаф и случайно наткнулась на чудом сохранившуюся банку. И вы приехали так кстати, не надо будет идти на почту. А то они всегда так небрежны с посылками, никогда не знаешь, дойдет ли твоя посылка до адресата. Вам же я доверяю, вы женщина осторожная и довезете банку.
Пришлось тете взять банку и пообещать самой себе: в следующий раз, прежде чем браться за доставку сувениров, она будет интересоваться, что это, собственно, за сувениры. Когда тетя, отягощенная банкой с засахарившимся вареньем, вышла на улицу, там уже стемнело, а фонари почему-то еще не горели. Сделав буквально несколько шагов, тетя почувствовала, как ее левая нога уходит куда-то вниз. Чтобы восстановить равновесие, тетя взмахнула руками, совершенно забыв, что в одной из них у нее сумка с проклятой банкой. В следующий же момент произошло следующее: раздался х