Александр задумался — действительно — Графен выглядел как-то слишком опрятно что ли — как будто жил не в глухом куске местности, в каком-то фургоне, а словно в квартире, в городе.
— А и правда… — в слух сказал он, и тут же озвучил вопрос:
— Скажи, а зачем ты искала его?
Рита нахмурилась, но ответила:
— Купить патронов. У него всегда они есть — Юн ему и продаёт. А ещё попросить о том, же, о чём и тебя — этот жук много кого знает, и может помочь найти человека про которого я тебе говорила.
Она хотела ещё что-то сказать, но тут вошёл Графен.
— Сейчас… — покосился Графен на Риту. — С Юном закончим, и обсудим твоё дело.
Скрывшись за дверью он вышел с деревянным плотнозаколоченным ящиком. Да уж, китаец явно не мелочился покупая товар. Хотя логичнее было предположить, что он просто скупает у Графена предметы оптом — так ведь выгоднее перепродавать их в городе. Да и Графену удобнее осесть где-нибудь в подобном посёлке, и потихоньку крафтить предметы цивилизации из найденного хлама скапливая их, чтобы потом разом всё продать, и получить хорошую прибыль. Коммерсанты и бизнесмены, они все такие. Графен ещё несколько раз сбегал туда и обратно вынося ящики для Юна, а потом сказал:
— Всё, с Юном мы уже все решили… Так, Рита, теперь с тобой. Говори, чего хочешь. Не зря же ты вчера столько меня терпела, а потом ещё и столько водки перевела.
— Я пойду посмотрю, чем Юн торгует, — тактично предложил Александр, после чего вышел закрыв дверь.
Когда Александр вышел на улицу, то чуть не заскочил обратно с испуга — всё пространство перед домом было заполнено сворой собак. И не декоративных, как те же пикинезы, или той терьеры, а огромных, рослых, мускулистых и очень страшных. И что самое странное — собаки молчали. Однако все разом повернули головы к Александру, и посмотрели на него собачьими глазами. Когда на тебя пялится столько пар глаз, да ещё и хищников, становится не по себе. Даже очень не по себе. Александр сглотнул. Пара ближайших псов поднялось и медленно двинулись к нему.
Александр судорожно начал извлекать меч из ножен. Да что такое! Такой меч тяжело извлечь из ножен, с его-то длиной, и весом!
— Спокойно Саша, — раздался рядом голос старого китайца. — Они не кусаются. Они домасние, лучные.
Он не сразу понял, что Юн так выговорил слово «ручные», поэтому вздрогнул, когда здоровенный пёс подошёл к нему, ткнулся носом, а потом вывалил язык и попытался опереться на него лапами. Ноги подкосились сами, и Александр сел на землю, и тут же двое собак принялись радостно облизывать его и носится рядом. Остальные просто лениво лежали. Кто-то перевернулся на спину, кто-то потянулся.
— У меня чуть сердце не остановилось, — выдохнул Саша вставая. — А зачем тебе столько собак Юн?
— Как засем? — удивился Юн. — Калету мою возить. Я зе сам не утасю её, да есё и с товалом. А лосадь долого стоит, а на велосипеде не утасис.
Вот оно в чём дело — Юн Чжоу просто использовал этих собак как ездовых. Разумно, учитывая собачью силу, и то, что этих собак не редко использовали как ездовых.
— А посмотреть можно? Товары?
— Отцего нельзя, мозно, — кивнул Юн Чжоу. — И посмотлеть, и потлогать, мозесь и купить — есть и недологие. Посли показу. Только собасек успокою. А вы тихо! Ну-ка сели, песики!
Собаки радостно повизгивая отстали от Александра, и виляя хвостами бухнулись на спины.
— Посли, — кивнул китаец, и повёл его за фургон.
За фургоном оказалась не карета, а самая обычная кустарно собранная телега — колёса от каких-то лёгких городских мотоциклов, сидение для извозчика — из автомобильного сидения, рама сварена из лёгких труб, и покрыта тканью.
— Вот калета сталого Юна, — показал на телегу китаец. — На ней лазвозу товалы.
Он скинул тент, показывая содержимое. Тут были ящики от Графена, банки с тушёнкой, пакеты и мешки с крупами и мукой, аккуратно сложенная одежда ручного производства, и поистёртая ношенная фабричная — видно кто-то продал свою, зеркала, ножи, пучки стрел, луки, и даже книги.
Александр даже почувствовал разочарование — он ожидал увидеть горы доспехов, артефактов, даже может быть несколько тех самых воркстокеров, или бустеров, а тут были товары обычного универсама. Даже мыло было, и зубная паста.
— А ты сто, озидал увидеть золотые голы? — улыбнулся Юн Чжоу. — Золотые голы сюда не возят — не кому купить. Их длугие люди плодают. Более глозные. А сюда бы я далом не ездил. Не люблю я такие посёлки. Не люблю я таких людей. Гнилые. Один Глафен тута нолмальный. Ты не слусай его, когда он лугается — он холосый человек, но говолит наоболот. Хосет сказать люблю, а говолит — ненавизу. Хосет сказать нузны длузья, а говолит — мне никто не нузен. Я его давно знаю. Он такой.
— Юн, а чего ты сюда тогда ездишь, если тебе местные не нравятся? — спросил Александр. — Местные тут и правда засранцы. Дела бы с ними не имел. Да и Графен тут как вспомнит о них, так морщится — гаденькие люди, что мужчины, что женщины.
— А, — махнул рукой старик. — Это лабота. Ты думаесь, я сам всё плодаю, и сам плибыль полусяю? Нет, не так. В голоде каздом, свой лынок есть, и свои толговцы. Как это сказать… Слово забыл… Мануфактула. Палтия. Олганизация… Или гильдия. Там много людей. Кто-то повалы плоизводит. Кто-то ходит по пустым землям и ищет их. Кто-то пелекупает их, и всё на склад складывают. Потом насяльники лесают сто и куда сбывать — в самом голоде, в соседний голод, а сто по посёлкам плодать и вымянять. Кто-то в голоде остаётся толговать, а кого-то отплавляют по посёлкам лазвозить. Насяльник плосит меня съездить — «Юн Чзоу, я понимаю, как вам неплиятно ездить в эти места, но не могли бы вы это сделать? У нас больше отплавить не кого — молодёзь или обманут, или оглабят, там такие люди — палец в лот не клади, туда нузно опытного».
Знакомая ситуация — и банальная нехватка кадров, и культурный начальник, и пожилой работник-пенсионер.
— А чего сам не станешь барыжить? — спросил Александр. — Так бы может поднялся бы, чем на дядю работать.
Юн Чжоу посмотрел на него с некой усталостью и сказал:
— Эй молодёзь, молодёзь. Тут холосый дядя заплатит столько, сколько ты сам не залаботаешь, и защитит. Телега денег стоит не маленьких — она как это… казенная. Собаки тозе долого стоят. Их тозе гильдия выдаёт. Колм собасий. Денег стоит. Да и сбыт — как ты говолишь «дядя» узе договолился со всеми, кто и сто купит, и клятву взял — только лазвести мезду голодами останется и залплату полусить. А если оглабят — нисего стластного — сам воскреснесь, а убытки из страховых отчислений покроют, и залплату тозе выплатят. А я сам? Я так сам договолится физисески со всеми голодами не сумею, стобы всё ласкупили. Не лазолвусь. И товал сам не наделаю и найду — не лазолвусь на тли дела. Да и если сам на себя лаботать буду — один несчастный случай, и я без товала, и без плибыли, да и на собак одних работать придётся.
— Э… Ясно… — только и выдавил Александр. — А кто с посёлки договаривается? Тут нельзя верить каждому первому.
— А, с этими никто, — махнул рукой Юн Чжоу. — Плосто глузят одну телегу товала, и пока плоедешь по всем, то её раскупят. И то, плибыли поцти нет, едем только из-за Глафена. Он нам всю плибыль делает.
Да уж, не легка жизнь местных торговцев.
Тут раздались такие до боли знакомые, но непривычные здесь звуки — звуки мотоциклов.
— Что это? — спросил Александр.
— Тут плохо, а это — совсем плохо, — сказал Юн Чжоу. — Это едут люди Бони. Местные байкелы, котолые заклыли дологу челез степь.
Тут мотоциклы с рёвом влетели в посёлок, и промчались прямо к фургону Графена. Александр насчитал десяток мотоциклов. Всё были обвешаны черепами, цепями, с аэрографией в виде обнажённых женщин. Седоки хоть и были в шлемах, таких, что нельзя было рассмотреть лиц, производили впечатление уголовных элементов — с кучей оружия помимо мечей — виде дубинок, бит, кастетов, обрезков трубы и цепей, с манерными движениями и одежде с различной агрессивной символикой.
Самый рослый слез с мотоцикла, и повесив шлем на рули вразвалочку двинулся к Юну и Александру. Это был крепкосбитый тип, с татуировкой на предплечье, светлыми волосами, и холодным голубым взглядом. Такие не делают различий между ударом в лицо и ударом в спину.
— Что Юн, опять барыжишь? — спросил он.
— Я лаботаю Шифел, — кисло ответил старик.
Шифер? Он сказал Шифер? Да уж, только тюремных кличек и «паханов» тут не хватало. Одного Руслана и компании было более, чем достаточно. Впрочем Руслан был шакалом, а этот тип был самым настоящим волком.
— Это хорошо, — кивнул Шифер. — Нет ничего лучше хорошей работы. Эй парни, собираем всех у этого фургона. Пора сделать наше маленькое объявление. Всех, всех, всех. Чтобы за час уложились. Кто умер — пусть возрождается и дует сюда, кто рядом — пусть сразу идёт сюда.
— Вы ребята не представляете, как вам повезло, — повернул он свои морозные глаза к Александру.
Глава тринадцатаяОбщак
Да уж, глядя в такие глаза и это лицо не догадаешься, что тебе в чём-то повезло. Скорее уже наоборот. Пока остальные байкеры выискивали Руслана и всю его кампанию, Александр поинтересовался у старого Юна:
— Юн, а что ты там говорил про чат, и про то, что не смотрел ни на ножны, ни глаза не закрывал?
— Ааа… Не знаешь значить, — кивнул старик. — Логи и всё остальное мозно не только с алтаря или с нозен читать. Ты когда умирал, помнишь, как из могилы вылезал? Там ещё перед глазами строчки были. Ну так, сейчас тебе сталый Юн лассказет маленький секлет. Мозно те зе логи читать плосто заклыв глаза. И чаты. И всё остальное.
Старик улыбнулся, а Александр почувствовал себя дураком. Это сколько же раз можно было упростить себе жизнь.
— А есё твой меч, — кивнул старик. — Такой меч не можно в ножнах носить. И Луслан носит, и Гена, но потому, сто они дулаки. Фламбелг, эспадон, цвайхандел длинный меч — луки не хватит его из нозен вытасить. Меч плотив копейсиков, его всегда носят без ножен.