димир Ильич.
— Прихватили, подлюги, в Сергеве, на постоялом дворе. Ну, да ведь нас сразу от земли, товарищ Ленин, не отдерёшь. Выжил вот!
— Правильно, товарищ Течении. Контрреволюция хотела бы всех нас отправить на тот свет, но дудки! Нас от земли не отдерёшь!
Ленин проговорил это запальчиво, скороговоркой, чуть склонив голову набок и прищурив быстрые карие глаза. При этом он легко вскинул руку, потом сунул её в карман пиджака и всё так же порывисто прошёл за стол.
— Прошу садиться, товарищи, — сказал он, опускаясь в кресло.
Дед Фишка успел заметить, что ноги у Ленина крепкие, шаги лёгкие, как у охотника, исходившего полземли. «Ах, какой проворный! А лоб-то! Знать, ума палата», — думал дед Фишка.
Матвей смотрел на Ленина не спуская глаз. Ленин оказался совсем не похожим на того, которого рисовало воображение. Он был гораздо проще, человечнее и роднее. Его крепкое рукопожатие вернуло Матвею спокойствие.
Сообщение Ленину о жизни в Сибири, о таёжной войне должен был сделать Беляев. Но Владимир Ильич, задав партизанам несколько беглых вопросов о дороге, о порядках на транспорте, обратился сразу к Матвею:
— Вот вы, товарищ Строгов, стояли во главе партизанской армии. Вам хорошо известны думы мужика. Как по-вашему, чего ждёт сибирский крестьянин от Советской власти? Какие надежды он связывает с ней теперь, когда наша победа над колчаковщиной окончательно обеспечена?
Владимир Ильич откинулся на спинку кресла, прищурил глаза. Матвей помедлил, подбирая слова, ответил:
— Ждёт наш мужик теперь от Советской власти подмоги, товарищ Ленин, и желает, чтобы наставила она его на путь-дорогу.
— Все этого желают, товарищ Ленин. Ради этого и Колчака с иноземцами громили, — пробасил Силантий Бакулин.
— Гм… Ну, а на какую дорогу,' по мнению мужиков, должна наставить их Советская власть? — чуть приподнимаясь, спросил Владимир Ильич.
— А это уж какую Советская власть укажет, — сказал Матвей.
— Ну, нет! Мужик по-своему думает. И не всякую дорогу он примет, — горячо возразил Владимир Ильич.
— А как же! Каждый хозяин о своём планует, — проговорил дед Фишка, давно ждавший момента вставить своё слово.
— Вот-вот! И Советская власть не может с этим не считаться! — воскликнул Владимир Ильич.
— Правда! А только мужик знает, что Советская власть плохой дорогой его не поведёт. Он сам за Советскую власть воевал, — убеждённо заметил Матвей.
— Значит, верят нам? — строго спросил Владимир Ильич.
— Как же не верить! Верят, товарищ Ленин, — опять прогудел Силантий Бакулин.
Эти слова, по-видимому, были приятны Ленину. Глаза его заблестели, и он задумчиво потёр ладонью голову.
Не спрашивая, а, скорее, подтверждая какую-то свою мысль, Владимир Ильич негромко сказал:
— Но верят не все.
— Мужик не ровня, — подхватил Матвей. — К примеру, наши Волчьи норы. Богатеи — эти и сейчас ещё ждут, не рухнет ли Советская власть. Боятся они её и в то же время присматриваются, нельзя ли как своих людей к управлению поставить, чтоб стороной законы обойти, под новой вывеской старую жизнь продолжать.
Всё, что говорил сейчас Матвей, очень заинтересовало Владимира Ильича. Он взял с тяжёлого чернильного прибора карандаш и стал что-то быстро записывать.
— Ну, а средний мужик как? — спросил он.
— Это Федот, да не тот, — ответил Матвей и продолжал — Не знаю, как в других краях, а у нас среднему мужику здорово досталось. Колчак его не жаловал. Хлеб — с него, лошадей и фураж — тоже с него. Если взять у нас по волости, редкий остался невыпоротым. Недаром потом середняки к нам в партизаны гуртом валили. А вот Советская власть пришла — и рада бы помочь мужику, да силы нет. Воевать с голодным желудком не станешь, а одним кулацким хлебом не прокормишься. Опять средний мужик дай. Ослаб он, товарищ Ленин, этот мужик.
— Да и сеять, Захарыч, как допрежь, он больше не желает, — покашливая в кулак, несмело проговорил Мирон Вдовин.
— Расчёту нет, товарищ Ленин, — загудел Силантий Бакулин. — Сколько ни сей — заберут, а дать ничего не дадут. А мужик без поддержки долго не протянет, тощий он стал.
— Выходит, мужику городские товары нужны? — переглянувшись с Беляевым, спросил Владимир Ильич.
Партизаны посмотрели друг на друга, и Матвей сказал:
— Без городской подмоги мужику нету жизни.
Силантий Бакулин широко развёл руками:
— Она, справа-то, товарищ Ленин, у мужика в дым сносилась, и взять её, кроме как в городе, негде.
Ленин склонился над столом и что-то записал на отдельный листок.
— А земля? — полувопросительно и тихо сказал он.
— Длиннополосица задавила нас, товарищ Ленин, — торопливо заговорил Матвей. — Крепкий хозяин захватил жирные земли поблизости и сосёт их, а бедноте приходится пахать у чёрта на куличках. У другого и коня нету, ну и мыкается пеший. Вот и выходит: безземелье при земле.
Силантий, Мирон и дед Фишка одобрительным говорком поддержали Матвея. Беляев, молчавший всё время, вздёрнув сутуловатые плечи, сказал:
— В Сибири это распространённое явление, Владимир Ильич.
Ленин бросил на него вопросительный взгляд.
— Какие меры предлагаете?
— Земельный передел, — ответил Беляев. — Во всяком случае, там, где в этом есть необходимость.
Ленин взмахнул рукой.
— Полный и немедленный земельный передел, товарищ Беляев, в интересах бедноты и среднего крестьянства.
— Ясно, товарищ Ленин.
Матвею понравилось, что Владимир Ильич не откладывает своих решений, и он сделал ещё одно предложение.
— Общественные земли, товарищ Ленин, надо бы тоже к рукам прибрать.
— Какие это земли?
— Общие. К примеру, кедровник в Волчьих норах. Урожай с него всем селом снимаем, а кулаки уже пытались им завладеть, — пояснил Матвей. — Теперь прибавились ещё купеческие земли. По всем нашим таёжным волостям было много купеческих пасек. Сколько на них народу поразорилось — счёту нет! Крепкий мужик потянется туда, товарищ Ленин, а отдавать ему эти земли никак нельзя.
— Почему?
— Народным горбом эти земли возделаны.
Уж это так, товарищ Ленин, — заговорил Силантий Бакулин. — Батюшка-то вот Матвея Захарыча со всей семьёй, почесть, тридцать лет горб-то гнул на купца Кузьмина. А что от этого получил? Кузьмин же и согнал его с обжитого места.
— Да один ли Кузьмин?! А на Голованова разве не работали? А на Белина, на братьев Синебрюховых? — продолжал Матвей.
Владимир Ильич сидел, опершись локтями на стол и подперев щёку ладонью. Изредка взгляд его устремлялся мимо партизан, куда-то вдаль.
Неожиданно он поднялся, заложил руки в карманы, отступил на шаг от стола и заговорил просто и горячо о том, что пролетарская революция навсегда уничтожила частную собственность на землю, что отныне земля — достояние народа. А кедровник, как источник материальных доходов всего общества, должен принадлежать обществу и никому более. Всякая попытка отторгнуть его в интересах одного хозяина или группы хозяев есть противозаконное, антигосударственное дело, и это не может быть допущено Советской властью. Что касается купеческих земель, то они даже являются собственностью государства, и Советская власть охотно предоставит их сельско-хозяйственным коллективам средних крестьян и бедноты, созданным на основе их добровольного соглашения.
Партизаны переглянулись между собой. Дед Фишка громко вздохнул, и в этом вздохе Ленин, должно быть, почувствовал желание старика высказать что-то своё, сокровенное. Он сел и внимательно посмотрел на деда Фишку. Тот заговорил нестройно и сбивчиво:
— Ну, а это по праву, товарищ Ленин? Зимовские завладели Юксинской тайгой и никого туда не пускают. Будто бог-то для одних Зимовских лес вырастил да зверя с птицей расплодил! Поначалу Степан Иваныч всех выживал оттуда. Ну, этого самого на тот свет отправили… Теперь его сынок, Егорка, тем же делом вздумал заниматься. Обстреливают охотников — и баста. Андрюху Заслонова оставили без ног… А посуди-ка сам, товарищ Ленин, как охотнику жить без тайги?
Слушая деда Фишку, Владимир Ильич смотрел на него добродушно и улыбался, а когда тот договорил своё, выпрямился и, став официальным, сказал:
— Товарищ Беляев! Как Председатель Совета Народных Комиссаров я предписываю вам оградить права охотников от хищников-предпринимателей и бандитов всякого рода…
— Оградим, товарищ Ленин.
Дед Фишка вначале не понял всего смысла сказанного Владимиром Ильичём, но, взглянув на Матвея, по просиявшему лицу племянника догадался, что сказано что-то важное. Недоумение старика не осталось незамеченным.
— Советская власть, товарищ Течении, — пояснил Владимир Ильич, — передала землю крестьянам. У неё нет оснований обижать охотников. Продолжайте охотиться в любой тайге — никто не имеет права мешать вам.
Теперь дед Фишка всё понял и чуть не прослезился.
— Товарищ Ленин! — горячо воскликнул он. — Народ этого вовек не забудет, а я до самой смертушки благодарить тебя буду!
Разговор об Юксинской тайге, поднятый дедом Фишкой, возбудил у Матвея желание высказать Ленину свою самую затаённую думу. С каждой минутой пребывания у Ленина в нём росло чувство не только восторга — его поразило умение Владимира Ильича глубоко понимать жизнь крестьянина, укреплялось ощущение какой-то непередаваемо большой и сложной близости к этому человеку.
— Наша Юксинская тайга, товарищ Ленин, золотом славится, — сказал Матвей. — Каменный уголь там находили, по озёрам какие-то жирные ключи бьют. Богатые люди это давно унюхали. Пробиралась туда экспедиция следователя Прибыткина и инженера Меншикова. Да не повезло им — в пути утонули. В прошлом году, когда партизанская армия встала у Светлого озера, партизаны нашли в одной речушке золото, а в другом месте, в яру, наткнулись на пласт чёрного каменного угля. Печки этим углём топили. Совет нашей армии постановил тогда, товарищ Ленин, как только война кончится, просить Советское правительство послать в Юксинскую тайгу учёных людей. Желает народ, чтобы у нас на Юксе свои прииски и шахты были.