– Извини.
Два извинения меньше чем за минуту. Пожалуй, новый рекорд.
Сестра поставила стакан на столик у дивана, не сделав ни глотка.
– Итак, расскажи мне об этой Элиз Вудли.
– Она просто идеальна, – заверила я, занимая свое место на другом конце дивана, и тут же почувствовала, как мне в бок впился маленький пластмассовый супергерой. – Терпеливая, добрая, с огромным опытом работы с пожилыми и больными людьми…
– Ты проверила ее рекомендации?
– Разумеется. Они просто блестящие.
Я поговорила с дочерью бывшей соседки Элиз и сыном человека, который умер от рака. Оба не скупились на похвалы.
– Поверь мне, я провела собеседование со множеством женщин. Она на голову выше остальных.
– И сколько эта чудо-женщина будет нам стоить? – спросила Трейси.
– Все оплачивает папа, – напомнила я.
– Из нашего наследства.
– Трейси, ради бога!
– Ой, не будь такой добренькой. Я ведь права.
Не имея ни малейшего желания спорить, я ничего не ответила.
Трейси пожала плечами.
– Ты так и не сказала мне, что о ней думает папа.
Пришла моя очередь пожать плечами.
– Они еще не встречались.
– Ты наняла ее без согласия папы? Ты что, шутишь?
– Очевидно, предложение вступит в силу при условии, что обеим сторонам все понравится. Мы с Элиз встречаемся у мамы и папы завтра в час. Было бы здорово, если бы ты к нам присоединилась.
– Почему ты всегда выбираешь время, на которое у меня уже что-нибудь назначено? – заныла Трейси. – Нет бы сначала у меня спросить.
– Может, попробуешь перенести свои дела? – предложила я, не обращая внимания на вызов в ее голосе.
– Может быть.
– Ты давно не навещала родителей, – рискнула я и сама бросить вызов. – Уверена, мама была бы рада…
– Ты же знаешь, мне трудно видеть ее такой.
– Всем трудно.
– Ты не понимаешь. Тебе легче переносить подобные вещи. Я слишком чувствительна…
– Дело не в тебе, – возразила я, сразу понимая тщетность своих слов.
Дело всегда было в Трейси. Как ни странно, в этом и состояла часть ее очарования.
Еще одно пожатие плечами. Еще одно «может быть».
Я в очередной раз встала с дивана и пошла на кухню, якобы проверить семгу с овощами, которые мариновались в холодильнике, хотя они в проверке не нуждались. Но я больше не могла выносить эгоцентризм сестры, не швырнув что-нибудь ей в голову, и пластмассовый супергерой, впившийся мне в бок, как раз оказался бы кстати.
– А где все? – спросила Трейси и оглянулась, словно впервые обратив внимание, что ни мужа, ни детей не видно; впрочем, возможно, она и правда не заметила их отсутствия. – У тебя так тихо.
– Харрисон забирает Дафни из детского сада. Сэма он взял с собой.
– Какой хороший отец, – заметила сестра.
– Да.
– Он много с ними занимается.
– Это ведь и его дети, – напомнила я.
– Все равно, редкие отцы столько внимания уделяют отпрыскам, – сказала она, наверное вспомнив нашего отца. – Тебе повезло.
– Да, повезло.
– Харрисону тоже повезло. Ты просто отличная мать, – добавила она.
Этим Трейси застала меня врасплох. Я не привыкла к комплиментам от сестры, да и в целом от родных. В нашей семье вообще было не принято выражать позитивные чувства, хотя высказывать претензии никто не стеснялся. Сложно припомнить, когда кто-нибудь из нас в последний раз говорил «Я тебя люблю». Да и бывало ли такое вообще? Возможно, именно поэтому я старалась каждый день говорить детям, как люблю их, чтобы они никогда не сомневались в своей ценности.
– Хотелось бы считать себя отличной матерью, – ответила я, чувствуя приступ вины за недобрые мысли о Трейси. – Я стараюсь.
– А Харрисон этим летом будет снова вести курс писательского мастерства?
– Да. Ему не терпится поскорее начать.
– Может быть, я тоже запишусь.
– Что?
– Ну, у меня ведь была интересная жизнь, да и воображение хорошее. Разве трудно написать роман?
«Есть еще такая мелочь, как дисциплина», – подумала я, но решила не говорить этого вслух.
– Думаю, дело не такое простое, как тебе кажется, – вместо этого ответила я.
– Ты думаешь, что мне ума не хватит.
– Вовсе нет! – запротестовала я. – По-моему, ты отлично справишься со всем, если сосредоточишься на цели.
Так оно и было. Проблема заключалась в том, что Трейси не умела ни на чем сосредоточиться. Во всяком случае, на сколько-нибудь продолжительное время. Харрисон называл таких людей профессиональными дилетантами. Только за последние несколько лет сестра потратила небольшое состояние из родительских денег, чтобы стать инструктором по пилатесу и по йоге, преподавателем современного танца, учителем бальных танцев, барменом, моделью, диетологом – и каждый раз бросала учебу еще до конца первого семестра. Это не считая уроков бриджа, тенниса и гольфа, которые она тоже быстро забросила.
Аналогично обстояло дело и с мужчинами в ее жизни – чередой по большей части неприглядных ухажеров, обычно исчезавших после одного-двух свиданий.
– Мне бы хотелось больше походить на тебя, – добавила Трейси еще один неожиданный комплимент, подчеркнувший недостаток великодушия с моей стороны. – Но постоянная работа, семья, дети – это не по мне. А вот ты отлично справляешься. Просто я слишком творческая личность, вольная птица.
Вот к таким двусмысленным комплиментам я как раз привыкла. Я с ними выросла. Папа был в этом настоящим докой. Я улыбнулась: разве можно винить сестру, если она училась у лучших?
Входная дверь распахнулась, и в дом ворвались Сэм и Дафни.
– Вот и конец тишине, – вздохнула Трейси, когда Харрисон закрыл за собой дверь, а дети бросились по коридору к нам.
– А кто это тут у нас? – воскликнула я, когда они кинулись ко мне обниматься. – Поздоровайтесь с тетей Трейси.
– Привет, тетя Трейси, – послушно поздоровался Сэм.
– Привет, тетя Трейси, – эхом отозвалась Дафни.
– Привет, тетя Трейси, – сказал Харрисон, прислонившись к стене.
– Как сегодня в школе? – спросила я у сына.
– Хорошо, – ответил он.
– А в детском саду? – обратилась я к дочери.
– Была небольшая проблема, – сообщил Харрисон.
– Я туда больше не хочу, – нахмурилась Дафни.
– Что случилось, очаровашка? – Я начала так звать ее после собеседования с Элиз.
– Этот мальчишка, Джошуа. Он меня обзывает!
– И как он тебя обзывает?
Судя по замешательству на лице дочери, «очаровашка» вряд ли числилась среди прозвищ.
Дафни расправила плечи и надула щеки.
– Он называет меня шлюхой и соской, – объявила она.
Мы с Трейси дружно расхохотались.
– Очень мило, дамы, – упрекнул нас Харрисон. – Очень по-взрослому.
– А давай ты завтра поедешь в детский сад вместе со мной и скажешь ему, чтобы больше не называл меня шлюхой и соской? – попросила Дафни, явно ободренная нашей реакцией.
– Думаю, ты справишься и своими силами, – ответила я, когда наконец смогла говорить.
– Просто скажи ему, чтобы сам отсосал, – посоветовала Трейси.
– Так, дети, – поспешил распорядиться Харрисон, – идите наверх и смотрите телевизор в комнате мамы и папы, пока не будет готов ужин.
– Ура! – закричали они в один голос и убежали наверх.
– Серьезно? – обратился Харрисон к Трейси. – «Скажи ему, чтобы сам отсосал»?
Трейси пожала плечами.
– Иди к нам. – Она похлопала ладонью по дивану рядом с собой. – Только сначала кол из задницы вытащи.
Мне пришлось прикусить губу, чтобы сдержать несвоевременную улыбку, но поздно: Харрисон заметил и явно рассердился.
– Пожалуй, я попробую немного поработать до ужина, – буркнул он. – Может, поговоришь завтра с директором детского сада и решишь проблему?
Мы смотрели, как Харрисон поднимается по лестнице, пока он не скрылся из вида.
– Мне кажется или раньше он не был таким занудой? – спросила Трейси.
Глава 4
Большой трехэтажный дом по адресу Скарт-роуд, 223, был построен в 1932 году и снаружи выглядел полностью на свой возраст. Если бы я описывала его потенциальным покупателям, то посоветовала бы не обращать внимания на темно-красный кирпич фасада и толстые старомодные рамы, придающие дому вид, который лучше всего описывало слово из словаря моего сына – «стремный». Я бы заверила, что внутри дом выглядит совершенно иначе.
И в основном так оно и было.
С тех пор, как родители купили этот дом почти полвека назад, они несколько раз делали ремонт, установили медные трубы и проводку, сняли со стен тяжелые тисненые обои, заменив их белой краской, и постоянно обновляли кухню и ванные с туалетами в соответствии с последними тенденциями, расширяли кладовки и даже оборудовали домашний кинотеатр и тренажерный зал в подвальном этаже с выходом в обустроенный на заднем дворе сад, где был большой плавательный бассейн свободной формы.
И все же, несмотря на многочисленные модернизации, дом сохранял удивительно старомодный вид. Может, причиной тому служила огромная лестница с резными перилами красного дерева посреди центрального холла или широкие деревянные балки потолка и темная обшивка напоминающих пещеры гостиной и столовой; а может – большое количество отдельных комнат, что разительно контрастировало с более открытой планировкой, которую предпочитали современные покупатели недвижимости.
Что интересно, при площади больше четырехсот шестидесяти квадратных метров, дом был одним из самых маленьких на улице. Даже несмотря на постепенно осыпающийся «стремный» фасад, такой особняк в престижном районе можно было продать за не такое уж и небольшое состояние в считаные дни после выставления на продажу.
Вот только отец не собирался его продавать.
Я годами пыталась убедить родителей переехать в кондоминиум, особенно после того, как маме поставили диагноз. Или даже в небольшое бунгало – в жилье, где нет лестниц, с которым легче управляться. Отец и слышать ничего не хотел. Он настаивал, что это их дом и они никуда не переедут.